Отделённые (СИ) - Кроули Нейт. Страница 11

Если верить страшным байкам, которые доходили до Обирона с галактического северо-запада, в некоторых случаях коронные миры с отделёнными некронами даже развязывали бессмысленные завоевательные войны, посылая легионы на другие планеты-гробницы и захватывая их в бездумном подражании фаэронской доктрине. Название одного из таких миров, Саркон, обрело печальную известность среди воскресших династий. И если подозрения варгарда были верны, и Доахт являлся коронным миром, то здесь Саутехи столкнулись с такой же опасностью.

Пятнадцать часов спустя, когда кровавый закат клонился к долгой ночи, Отделённые по-прежнему лезли из входа в гробницу, нисколько не сокращаясь в численности. Более того, с каждым часом поток спотыкающихся автоматонов как будто становился плотнее, и к настоящему времени стрелковая цепь Саутехов, даже подкреплённая сераптеками с их генераторами сингулярности, не справлялась с натиском. Вот уже несколько часов лич-стража Обирона вели почти непрерывный бой у подножия рампы. И хотя жертв было немного, среди них числился Сабни, без единого слова скрывшийся под грудой ржавых царапающихся упырей.

— И как же нам пробиться туда? — выплюнул Обирон, созвав личную фалангу во время короткой передышки в стычке. Его соратники, конечно, знали ответ не больше него самого, но их приглушённое рычание говорило о том, что они расстроены не меньше.

Если Доахт действительно являлся коронным миром — а исследования, проведённые Обироном с орбиты, указывали, что так оно и есть, — то в его недрах могли находиться ещё миллиарды солдат, прямо сейчас медленно ползущих к свету. И с каждым дезинтегрированным легионом главная программа осознавала происходящее лучше и гневалась только сильнее, применяя всё более мощные ресурсы и открывая новые врата на поверхность.

До тех пор, пока Саутехи не прорвутся внутрь и не захватят один из ретрансляторов гробницы, чтобы справиться с глушением междоузлий, отзывать смертельно раненые войска на флот для последующего ремонта не представлялось возможным. И утрата Сабни виделась лишь началом. И если их окружат до того, как они проникнут в катакомбы, кампания может завершиться на удивление быстро, и всё, чего они добьются, так это полного пробуждения коронного мира Отделённых. Прямо сейчас Обирон получал сообщения о том, что из других гор среди дюн Доахта хлынули вражеские воины и Сетех дал указание начать обстрел этих входов из корабельной артиллерии, надеясь запечатать их и сдержать прилив.

— Просто держите строй, — рявкнул он членам своей фаланги, когда они снова перешли в наступление, и кивнул, скорее чтобы приободрить себя, чем их. — Держите оборону, будьте начеку и верьте в наших командиров. Немесор Зандрех обязательно найдёт нам дорогу внутрь.

По правде говоря, варгард не был так уж уверен, что его господин совершит нечто подобное. Хотя Обирону не хотелось этого признавать, но Сетех, несмотря на его вероломный характер, взял руководство операцией на себя. С момента появления Отделённых Зандрех почти не говорил, лишь иногда отпуская неуверенные реплики для поднятия боевого духа войск. Немесора явно подкосило увиденное, и теперь за его приказами не стояло никакого стратегического планирования. Хотя Обирону было больно говорить об этом, армия лишилась лидера.

Где–то за полночь связь с Зандрехом полностью прекратилась, и Обирон забеспокоился. На мгновение отвлёкшись от боя, он удалённо заглянул на мостик «Хорактиса» и на долю секунды испугался, что может найти там своего хозяина, безжизненно лежащим у ног Сетеха. Однако ему предстала картина едва ли не хуже, отвлёкшая его до такой степени, что штык неприятельского воина оказался на расстоянии вытянутой руки от его тела, прежде чем варгард наконец зарубил противника.

Зандрех выглядел морально сломленным. Опёршись на перила, он стоял, понурив плечи и склонив голову. Посох валялся на палубе, а рядом с ним — пустой кубок, который немесор всегда считал переполненным. И пока воины, подключённые к пультам управления на мостике, рассеянно наблюдали за происходящим, Обирон горевал.

Без вечной уверенности своего военачальника, какой бы необоснованной она ни казалась порой, Обирон не знал, что ему делать. Сейчас он был слугой без хозяина, мечом без владельца. В отсутствие Зандреха управление саутехскими войсками фактически переходило к нему, и эта мысль наполнила его острой горечью. Но, в конце концов, разве у него был выбор, кроме как вести армию за собой? Даже если они не потеряют все силы вторжения здесь, у входа в гробницу, — что подготовило бы почву для покушения Сетеха, не говоря уже о кошмарном исходе с полностью пробуждённым Доахтом, — Обирон понимал, что честь его немесора будет висеть на волоске. А он поклялся защищать репутацию Зандреха так же истово, как и его физическую оболочку.

Но что же делать? Как поступил бы Зандрех? Сдерживая едва слышный стон, Обирон в миг догадался, где найдёт ответ. Сократив своё мысленное присутствие на поле боя до минимума, необходимого для отражения вражеских клинков, варгард собрал каждый клочок записей, относящихся к лекциям Зандреха, и предался воспоминаниям. Обирон не смел называть себя стратегом, но если за все годы ему не передалась хотя бы толика сумрачного гения немесора, то он мог считать себя никчёмным заместителем.

Ответ на вопрос, как выйти из этого затруднительного положения, таился среди миллионов часов бессвязной болтовни его господина, ведь тактические алгоритмы программы Доахта основывались на тех же самых древних руководствах, за изучением которых Зандрех провёл бесконечную жизнь. Судя по упоминанию Гидрима, некоторые из них написал лично немесор. А если что ему и нравилось, как за многие годы службы узнал варгард, так это разглагольствовать о своих любимых пособиях по тактике.

В итоге решение пришло к Обирону в совершенно неожиданной форме.

— Обирон, дружище, я когда–нибудь показывал тебе, как работает ловушка для пальцев?

Зандрех действительно не показывал, но варгард не думал, что для этого подходящее время, так как большую часть внимания сейчас уделял наставлению охранников снаружи пиршественного зала, которые боролись с каноптековыми призраками одного знатного выскочки. Тем не менее у него складывалось впечатление, будто он всё равно узнает эту «очень важную информацию», поэтому ответил с напускным интересом.

— Всё очень просто, — заверил Зандрех, с манерностью иллюзиониста извлекая маленький цилиндр, сплетённый из тростника. — На самом деле это всего лишь игрушка, маленький трюк, которым развлекают царских отпрысков. И, конечно же, призванный хоть чуточку научить их военному ремеслу. — Обирон кивнул, пока что нисколько не удивлённый, ведь мало что в детском окружении у некронтир хотя бы отчасти не касалось темы войны.

— Протяни руки, Обирон, и приставь кончики указательных пальцев. Отлично. Дальше всё сложится само. А теперь попробуй освободи свои пальцы. — Когда клинок лич-стража отбросил очередную извивающуюся конструкцию за дверь, Обирон постарался вытащить пальцы. С его мощью, проистекающей из ядра маленькой звезды на месте сердца, Обирон мог бы разорвать эту безделушку на части и превратить в облако пыли, но он подозревал, что от него ждут совсем другого.

— Не получается, мой немесор.

— Ага! Это потому, что ты тянешь ловушку, о бестолковый слуга! Чем сильнее тянешь, тем плотнее она сжимается, видишь? Чтобы выпутаться, нужно изменить угол атаки. Надави внутрь и посмотри, что произойдёт.

— Я впечатлён, мой лорд, — бросил Обирон, когда ловушка упала на пол, а вместе с ней и последний каноптековый призрак.

— Чудесная штука. Знаю, глупый урок, но, возможно, когда–нибудь он пригодится.

«Классический Зандрех», — подумал Обирон, с немой радостью вонзая острие косы в череп воина. Концепция немесора пришлась как нельзя кстати: чем дольше они будут сопротивляться здесь на поверхности, тем крепче будет затягиваться вражеская петля. Им нужно было протиснуться внутрь. Но как? Ответ на этот вопрос находился у него прямо за спиной — мантия призрачного прохода могла прорваться через межузельные помехи, как сквозь мокрую бумагу. Подавив страхи под бременем долга, Обирон принял решение и передал запрос на выделение частной несущий волны до мостика «Серкехта», флагмана Сетеха. К удивлению Обирона, ответ последовал незамедлительно.