Два одиночества (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 36

Я краем глаза следила за злым и хмурым Феликсом. Я помнила его таким в ложе, когда меня на руках держал один из его друзей. Что это могло значить? Я небезразлична моему Ангелу, раз он готов угрожать смертельной расправой любому, кто меня обидел? Слёзы навернулись на глаза и спазм сдавил горло, поэтому я отвернулась от доктора и вновь закашлялась, а затем чихнула и… О, было так ужасно стыдно. Я отняла руки от лица и жалобно попросила салфетки.

— Что случилось? — вновь взревел альбинос набросившись на доктора. — Что с ней? — в ужасе посмотрев на мои испачканные пальцы, чуть ли не сорвав голос от крика, вопрошал Феликс. — Вы можете мне нормально объяснить?

Да дырявый метеорит! Если ему кто-то расскажет что такое сопли, я же сгорю со стыда! Да лучше бы я не приходила в себя и дальше, чем один позор за другим. Когда же это закончится? Доктор протянул упаковку влажных стерильных салфеток, чем отвлёк меня от самобичевания, так как мне пришлось ловко открывать пачку грязными пальцами.

— Она простыла, у неё насморк, обложило горло, а также кашель, но лёгкие чистые. Ей нужен постельный режим примерно дня три, и она войдёт в норму. Я выпишу лекарства. Ничего серьёзного. Летального исхода ждать не стоит. Пусть у ущербных не такая сильная иммунная система, точнее слабая, но она справится, — холодно и даже надменно отозвался брюнет, не попытавшись даже отцепить от своего костюма врача руки моего гневного Ангела.

Я решила вмешаться и спасти доктора. Ведь он ни в чём не виноват. Это всё я. Всё из-за меня.

— Феликс, — просипела и тот тут же навис надо мной. — Он прав, мне нужно горячее питьё, лекарства и сон. Я выздоровею, вот увидишь.

— Ты сейчас пытаешься меня успокоить? Зря стараешься, я зол на тебя.

Я понимала это. Видела в его глазах. Нет мне оправдания. Самой стыдно.

— Я всё ещё жду объяснений, Виола, и получу их. Ты мне всё расскажешь, — продолжил угрожать Феликс.

— О нет! — тихо простонала и чуть язык не прикусила, когда Феликс схватил меня за подбородок, заставив смотреть ему в глаза.

— О да, милая моя. Ты забыла, что ты под домашним арестом? Ты ослушалась меня — не дождалась. Ты опять заставила меня бегать в поисках тебя по всей станции и нервничать.

Я зажмурилась, чтобы не видеть гневный взор Феликса. Мне было стыдно. Очень стыдно за себя, но и я злилась на него, потому что мне не нравилась эта тирания. Он как деспот думал, что я буду его послушной авторшей слезливых романов, которая исполнит любую его прихоть из-за того, что должна ему денег? Я живая, у меня есть чувства, и я боялась утонуть в них, потерять себя. Поэтому и хотела поскорее рассчитаться с ним. Уже даже благодарности за его порыв спасти мой жилблок не испытывала, как ветром сдуло! Ведь я не подписывалась стать его персональной рабыней! Но отповедь закончилась неожиданной нежностью, выбив меня из колеи:

— За что, милая? За что ты так со мной? Что я сделал? В чём провинился?

Открыв глаза, я растерянно моргнула. Он переживал за меня! Обалдеть! Я подняла руку и прижала к его щеке.

— Я боюсь, — тихо призналась ему. — Ты слишком глубоко во мне, Феликс. Это страшно. Я ведь для тебя временное развлечение.

Алые глаза на миг прикрылись, а горячие пальцы сомкнулись на моих, прижимающихся к бледной щеке альбиноса. Его губы тронула пугающая коварная ухмылка, а затем его глаза распахнулись, а я пропала, рухнув в эту бездну алого, бушующего страстью моря с головой.

— Уверена?

Вкрадчивый шёпот выбил из лёгких воздух, и это стало для меня кратковременным спасением. Я опять закашляла, и Феликс заботливо похлопал по спине, дав мне передышку, чтобы подумать.

Уверена ли я? Паника чистой концентрации взорвалась в моей душе. Уверена ли я? Я ошибалась? В чём? Я понимала, что Феликс игрок по натуре и наши отношения становились всё опаснее. Но уверена ли я во временности его блажи общаться со мной? Я что-то упустила? Что? И почему?

Но выяснить всё подробно мне не представилась возможность, доктор взял меня в оборот, чуть ли не прогнав Феликса из палаты. Я всё еще пребывала в растрёпанных чувствах и выглядела наверное так же. Я механически делала всё, что приказывал врач, сама же мысленно переваривала разговор с Феликсом. Мы словно слепой с глухим. Или я чего-то не понимала в его отношении ко мне, или кто-то слишком многое скрывал. Мне не хватало информации, чтобы чётко осознать и принять. Я хотела верить, что между нами что-то могло случиться, и это не временно. Нет. Как можно дольше, а лучше навсегда. Я так хотела наконец-то встретить того, кто принял бы меня такую, какая я есть, не пытавшись во мне что-то изменить. Поймала себя на этой мысли, и весь радостный порыв во мне сдулся, как шарик. Ну кого я, собственно, обманывала? Феликс как раз и строил меня, обучал, менял. И я цеплялась за него. Неосознанно, словно гибнущий за спасительную соломинку. Я чего-то хотела, а чего конкретно — не знала.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросил доктор Трона, чем привлёк моё внимание, и я заметила, что в палате медсестра, тоже манауканка, красноглазая.

— Мне?.. — удивлённо переспросила, так как не видела причин для его волнения.

— Вы стонали. Где болит?

— А! Нет, ничего не болит! Просто задумалась, — тут же спохватилась я.

Стыд опалил щёки. Нет, ну сколько можно так позориться? Ещё и не заметила, как стону из-за душевных метаний. И ведь не пожалуешься врачу на сердечные переживания, да и нет во Вселенной от этого лекарства.

А когда доктор со мной закончил и в палату вошёл Феликс, я вдруг осознала, что хочу сбежать от него. Всё почему? Да потому, что он кидал на меня такие многообещающие взгляды, не сулящие ничего хорошего! И доктор, гад распоследний, приказал забрать меня, так как не желал проблем. Каких и с кем — не уточнил, но прозвучало неприятно. И вот я лежала, смотрела, как Феликс выкладывал вещи из моего рюкзака, которого я лет сто не видела, и боролась с противоречивыми желаниями: сбежать и всё выяснить. Мне надоели эти тайны. Кто я ему? Развлечение или же нечто большее? Ведь я уже определилась. Я любила его и сложно придумать, как теперь это исправить. Любовь остра на шипы и дурманит своим ароматом голову, притупляя чувство самосохранения. И сопротивляться сложно, но и идти на поводу чувств опасно.

Феликс

Энтос никогда не считал себя хорошей нянькой, хоть и приучен был заботиться о нуждах женщин. Но Виола оказалась для него настоящим испытанием на прочность. Контроль трещал по швам очередной раз! Он не знал что предпринять, чтобы не взорваться. Точнее он знал один проверенный способ, но с невинной девицей лучше искать иной. Секс не игрушка для Виолы, а способ проявления чувств и своих привязанностей. Тогда как для Феликса это инструмент для достижения очень многих целей.

Забрав Виолу к себе домой, он устроил её в своей спальне. Кровать выглядела чересчур огромной для хрупкой землянки, которая ярким малиновым пятном выделялась на фоне постельного комплекта кофейного цвета из дорогого унжирского шёлка. Девушка смотрела на него обиженно, и это больно ранило душу манаукца. Из них двоих только у него было право обижаться. Это он перенервничал из-за глупых, иррациональных поступков Виолы.

Вернувшись домой, альбинос переоделся в домашнее, затем попросил госпожу Тьюдор закрыть клуб, а сам занялся исполнением поручений доктора Трона, напоил Виолу тёплым, дал лекарства, и вот пришло время разговора. Он присел на край кровати, недовольно поджав губы. С чего начать? Камеры видеонаблюдения клуба показали, что после его ухода никто не проникал в вип-ложу, и Виола сама вдруг ни с того ни с сего сбежала.

— Итак, Виола. Почему ты решила убить себя в этот раз? Я уже молчу о своём любопытстве по поводу выбора способа умереть. Смотровая уже не притягивает тебя?

Девушка закатила глаза и тяжело вздохнула.

— У меня создалось впечатление, что ты испугалась. Чего, Виола?

Рот девушки открылся, и мужчина видел, как напряглись мышцы шеи, но сиплый хрип никак не походил на голос, а затем она закашлялась, опять хватая себя за горло.