Лучше Бога. Хуже Дьявола Том 2 Книга 4 (СИ) - Кулицкий Егор. Страница 20

И пока я наблюдал за всем этим, время шло. И с прекратившимися боями на фронте сменился настрой людей к войне в целом. Я же, как и многие люди, вскоре начал воспринимать освободившееся время как спокойное или даже мирное. Конечно, странно такое говорить, когда военное положение так никуда и не делось, но без постоянных сообщений от птиц о сражении именно такое отношение к этому и складывалось.

Помимо слежки за происходящим в мире я был занят и другими делами, некоторые из которых вызывали у меня особые эмоции. Ведь за два месяца у нас с Наттой было достаточно времени, чтобы освоить ту особенность, которая открылась между нами благодаря одной из способностей печати. В тот первый момент, когда мы открыли это, мы вдвоём пробыли в покоях более дня, полностью погрузившись в сознания и воспоминания друг друга. Этот момент никто из нас никогда не забудет.

Мы обоюдно обменивались мыслями, любой возникшей идеей, объединив наши чувства мира, своих тел, восприятия всего вокруг. Это было настолько невероятно и непривычно, что не поддаться этому влечению было невозможно. Мы оба погрузились в эти смешанные ощущения, окунувшись вместе с этим в воспоминания друг друга.

Всего за несколько часов в голове у меня возникали мимолётные видения, полностью отражающие воспоминания детства Натты, её взросления, всех разговоров, людей и событий, произошедших с ней. Вплоть до встречи со мной, путешествий и до сего момента. Некоторые воспоминания были расплывчаты, в то время как другие – чёткими и ясными, до мельчайших деталей. Вместе с этим те же видения мелькали перед глазами Натты, но показывая моё прошлое, окружение в котором я рос, мой мир. И мы оба, замерев, наблюдали за стремительным течением прошлого.

Когда же это закончилось, всего за день мы уже будто пережили жизни друг друга. Теперь мне не было необходимо объяснять ей, каково было жить в моём мире, а ей – рассказывать о пережитом и увиденном мне. Её волнения, переживания, радости и страсть я понимал как никто другой, и Натта знала о моих стремлениях, беспокойствах и желаниях. За один день, благодаря случайности, открывшейся нам, мы теперь знали друг друга как самих себя. И крепче подобной связи, возникшей между нами, я и представить не мог и не могу до сих пор.

После этого невероятного опыта, связавшего нас, мы уже просто не могли сдержать своих порывов и желания. После того как мы отдались им, прошло немало времени. Когда же мы оба более-менее успокоились, то решили разузнать ещё больше об этой связи и самой способности Взгляда вожака. На что у нас ушла не одна неделя… Нам обоим пришлось привыкать к тому, как проявляла себя эта связь. Ведь каждая мысль и идея, ещё до как она оказывалась произнесена, звучала словно голос в голове у другого, иногда заглушая собой даже голос Шестой. Из-за этого мы часто путались в том, что хотим сказать, и часто перебивали друг друга. Разговоры с другими людьми бывало прерывались незаконченными фразами или вовсе неуместными репликами.

Вместе с этим были общими и наши ощущения, что также вызывало у нас некоторую путаницу. Так Натта как-то почувствовала жжение на руках, когда я обжёгся во время работы, или я ощущал напряжение мышц, когда Натта тренировалась. Это было необычно, и не сразу становилось понятно, что эти ощущения были не твои. А при определённой концентрации мы и вовсе могли поделиться тем, что видим и слышим. И, казалось, даже расстояние не определяло, будет ли эта связь менее заметной или нет. Но эта особенность доставляла куда меньше неудобств...

Однако мы привыкали и достаточно быстро стали использовать это. Наши мысли становились всё более различимы между собой. Ранее несколько прерывистые разговоры сменились на те, в которых мы оба могли говорить друг за друга, оканчивая то, что хотели сказать, не мешая. И постепенно наши привычные разговоры вживую вернулись в полной мере.

Как с другими людьми, так и между собой мы с Наттой говорили вживую. А наш обоюдный обмен мыслями стал более осмысленным и контролируемым, хоть и менее оживлённый. Теперь лишь сконцентрировавшись, мы могли сообщить друг другу большой объём информации. В остальном же наша телепатическая связь походила на ту, какой я общался с Шестой. И если с таким способом общения мы с опытом нашли решение возникших неудобств, то связь наших тел требовала другого подхода.

Мы не ограничивали эту часть связи, и она стала лишь сильнее со временем и была крайне полезна в определённые моменты. Ощущение мира и разделение чувств предоставляли возможности к более быстрому обучению Натты, и вскоре мы оба были способны практически синхронизировать каждое движение. Так что любой наш спарринг превращался в зеркальный бой, оканчивающийся лишь ничьей…

Но помимо общего ощущения тела мы чувствовали и отголоски боли при травмах, а также приятные ощущения вроде обычного наслаждения или вкуса. Удивительно, насколько объединяла нас эта особенность, делая общими даже простое прикосновения друг к другу. И если не контролировать это, а отдаться этому общему ощущению тел сполна, то будут отчётливо ощущаться даже мелочи вроде щекочущего нос дыхания или лежащих на плече прядей волос.

Это было не всегда к месту, так что нам пришлось контролировать это более существенно. И к этому моменту наши общие ощущения тел ограничивались лишь уловимыми отголосками. Но после концентрации на этом контроле мне удалось узнать, что нашу связь с Наттой можно приглушить настолько, что всё стало бы ощущаться как прежде, ещё до третьей печати и её способности.

Однако полностью разорвать эту связь я не пытался, потому как опасался её безвозвратного разрыва или же невозможностью сделать это. Но и попытки создать хотя бы минимальную похожую связь с кем-либо ещё не увенчались успехом, вроде Лизы, обернувшись лишь тратой времени. Понимая, что столь необычная связь, сблизившая нас, возможна только между мной и Наттой, я вновь задался вопросами. Вопросами о той белой нити, что связывала нас и до сих пор связывает, ведь теперь казалось что она имеет к этому непосредственное отношение. Но очевидных ответов я не мог найти и даже предположить хоть что-то у меня не получалось…

Вместе с тем я продолжал экспериментировать со Взглядом вожака. Не став нагружать Натту подобными опытами, я прибегал к приказам страже дворца или прислуге. Используя простые, несильно отвлекающие от работы приказы я закреплял знания о этой способности. И даже более, благодаря ей я наконец смог определить границы того, насколько разнятся возможности способностей со снятой и не снятой печатью.

Паре человек я отдал простые приказы вроде ежедневных пометок или же отчёта легионерам. Другим же – более сложные, требующие времени на исполнение. Части из них я отдал приказы, не снимая печать, вторым же – наоборот… И очень скоро я увидел результат. Те, кто выполняли приказы, отданные со снятой печатью, выполняли их постоянно без изменений и без пререканий. А вот остальные, выполняя приказы разной сложности, прекращали это делать через день или через неделю после самого приказа…

Я подмечал то, что явно влияло на полученный результат, и пришёл к выводу: как и сказала Шестая, приказы Взгляда вожака имеют абсолютный приоритет для живого существа, которым он не может противиться. Человек будет действовать до тех пор, пока суть приказа либо не будет выполнена, либо пока не зациклится. Со снятой печатью не имеет значения, насколько сложен приказ, если он не подразумевает под собой некий итог, человек будет его выполнять. И, похоже, вплоть до своей смерти…

В тот же момент приказы, отданные без снятой печати, многократно теряли в силе. Конечно, их приоритетность никуда не исчезала, однако появлялись ограничения. От сложности выполняемых действий приказа, его полноты описания зависит и то, сколько он продержится. Даже если он совсем прост, приказ может продержаться максимум дней десять или около того. Сложнейшие держались около одного-двух дней и даже если имели итоговую цель, они могли ослабнуть раньше, чем люди достигли бы её.