Клинок предателя - де Кастелл Себастьян. Страница 61

Чудище могла передвигаться без остановки очень быстро и долго, но мы не могли. Последствия Кровавой недели все–таки сказались на нас. Снадобья Эталии исцелили раны, но я был совершенно измотан и чувствовал это каждой частицей тела, поэтому раз в несколько часов нам приходилось останавливаться. И если бы даже я выдержал подобную скачку, Алина бы не смогла. Поэтому наше путешествие на север превратилось в смертельную игру в кошки–мышки. Когда нам приходилось драться, с Чудищем никто не мог справиться. Ее ярость не угасла после обретения свободы: она неистово защищала Алину и лишь изредка пыталась откусить мне голову. Но все остальные, кто попадался ей на пути, были обречены. Лошадь фей обрушивалась на них, ее копыта и зубы разили врагов быстрее, чем мои рапиры.

По мере того как мы удалялись от города, атаки ослабевали, но последнее нападение чуть не стало для нас катастрофой. Четверо набросились на нас с обнаженными мечами одновременно с разных сторон. Должно быть, они давно притаились в придорожных кустах и выжидали, когда наступит подходящее время. Мы с Алиной проскакали несколько часов кряду и уснули бы прямо в седле, если бы оно у нас было.

Чудище хотела сражаться, но я уговорил ее двигаться вперед — она недовольно заржала, но послушалась. Мы поднялись на холм и увидели человека, стоящего на дороге в сотне шагов от нас. Он целился в нас из лука. Чудище яростно заревела и бросилась вперед еще быстрей, готовясь затоптать его, но, когда мы приблизились, я вдруг узнал его и крикнул лошади в ухо:

— Прыгай! Прыгай, Чудище!

Сжав руками ее гриву, я сильно, как только смог, дернул, зная, что позже мне придется за это заплатить. Но в последний миг человек спокойно присел, и Чудище перепрыгнула его. Я оглянулся — Брасти выпустил в наших преследователей одну стрелу за другой, и, когда он закончил, двое лежали на земле, двое других свешивались с седел.

Все четверо мертвы, разумеется. Вот позер!

Алина уговорила Чудище остановиться. Я бросился бежать к Брасти, который собирал стрелы и обыскивал павших.

— Прекрати, Брасти, — сказал я.

— Знаешь, Фалькио, это моя добыча. Ты тут вообще–то ни при чем…

— Они пытались меня убить, — напомнил я.

— Ну ты с ними не очень–то справился. Поэтому всё, что найду, будет моим, а если тебе не нравится, жалуйся в орден плащеносцев.

Я ничего не мог с собой поделать, и несмотря на то, что Брасти был взбешен моим вторжением, крепко сжал его в объятиях, как последний болван.

— Ах, Брасти, Брасти! — сказал я, бессильно смеясь.

— Ладно–ладно. Будет уже, Фалькио. Всё в порядке… — Он неловко похлопал меня по спине, отчего я снова засмеялся.

— Во имя святой Биргиды, а это что еще за фригидная сучка? — воскликнул он, только сейчас разглядев размеры гривоносца, которого Алина подвела к нам. Чудище вела себя смирно, как никогда прежде.

— Это Чудище, — ответила Алина. — Но попрошу вас, сударь, так не выражаться.

Она прошла мимо нас и посмотрела на павших.

— Как вам удалось? — удивленно спросила она Брасти. — Их четверо, вы один и все же так быстро их перебили!

— Я лучник, дитя мое, — сказал Брасти, скромно разглядывая ногти. — Это как фехтовальщик, только намного быстрее. — Он взглянул на меня и добавил: — Пошли, Фалькио. Я просто проверял дорогу на всякий случай, если ты все–таки не погиб. Не хочу пропустить ужин, да и остальные начнут беспокоиться, почему я так долго не возвращаюсь.

— Что…

— Произошло? Да ничего особенного. Кест пару раз порывался убить Валиану, но вовремя вспоминал, что поклялся тебе не делать этого. Я пытался убедить его, что ты, скорее всего, погиб, но он с чего–то взял, что ты неубиваемый. Трин, само собой, не поверила. Фелток поймал ее, когда она пыталась увести лошадь, чтобы вернуться в Рижу и помочь тебе. Уж не знаю, на что она надеялась. Валиана очень на нее разозлилась, но затем осознала свою вину. Если честно, меня это раздражает не меньше, чем когда она ведет себя как заносчивая стерва.

— Брасти! — воскликнула Алина.

— Простите, сударыня. В целом же Фелток пребывает в дурном настроении и становится тем мрачнее, чем дальше на север мы продвигаемся. Остальные несколько смягчились к нам, но настроение капитана на них, несомненно, влияет. Честно говоря, Трин единственная, чье общество я в состоянии снести: по крайней мере, она не впадает в уныние. — Он поглядел на Алину. — И еще кое–что случилось: нападения разбойников, всякие безрассудные выходки и прочие мелочи. Пока тебя не было, я стал заправским героем. Даже если не считать вашего чудесного спасения. А как иначе это назовешь? На вас напали десять человек с копьями наперевес, и вы уже молили о пощаде…

— Четверо, — сказала Алина. — Не нужно лгать, их было четверо.

Брасти посмотрел на нее сверху вниз.

— Дитя мое, ты совершенно ничего не смыслишь в том, как нужно рассказывать истории. Ладно, не волнуйся, Фалькио. Я тебе после ужина поведаю о своих приключениях. — Он посмотрел на меня оценивающим взглядом. — А ты что молчишь? У тебя–то было хоть что–нибудь интересное?

В течение следующей недели мы влились в привычную жизнь каравана, но мне потребовалось немало времени, чтобы вернуть прежние силы. Благодаря монотонности дороги и отсутствию опасностей в мыслях образовалась дыра, и я бы не возражал, не заполняй ее все время воспоминания о последнем разговоре с Эталией. Она предложила мне счастье, и что я выбрал взамен? Даже честью это не назовешь. У предателей нет чести. И последний глупый приказ короля не приплетешь, потому что я так и не узнал, где находятся его чароиты. А если бы и нашел их, все равно не сообразил бы, что с ними делать. Может, они магические? Даже если и так, я не слишком полагаюсь на магию. Обычно другие люди используют ее против меня, сам же я не рассматриваю ее как оружие или средство защиты. Предположим, что чароитам нет цены, но кому бы мы смогли их продать, если бы нашли? И что потом делать с этими деньгами? Истратить на восстание? Поднять людей, чтобы они объединились вокруг… кого? Нас? Опыт в Рижу показал, насколько люди разобщены. Толпа меня поддержала, но лишь потому, что я взывал к их уникальности, сказал, что они отличаются от всех остальных жителей страны. На деле я не лучше герцога, просто он перегнул палку. Полагаю, что за поддержку плащеносцев выступило бы даже меньше народу, чем за возвращение Кровавой недели.

Так или иначе, я проводил время, пытаясь восстановить силы и собраться с мыслями. Каким–то неведомым образом Эталия исцелила мои раны, но чем быстрее рассеивались мои угрызения совести за то, что я оставил ее, тем быстрее исчезали и ее чары — словно моя неспособность насладиться общением с ней сводила на нет все лечение. Наверное, она бы опечалилась, узнав об этом.

Я чувствовал себя еще хуже оттого, что не мог рассказать о девушке друзьям. Между нами день изо дня росла яма непонимания. Кест все еще тешил себя мыслью, что всадит клинок в Валиану прежде, чем она войдет в Араморский замок, — я был в равной степени настроен на то, чтобы не допустить этого. Брасти пытался все превратить в шутку, предлагая выстрелить в бок тому, кто первым заговорит об этом, и тем самым решить проблему. Мы смеялись и делали вид, что больше не станем об этом спорить, но с каждым днем наша дружба угасала. Иногда я задумывался, почему Кест и Брасти вообще остались в караване. Не потому ли, что им некуда было податься, кроме как идти по этой прямой долгой дороге?

И только Валиана вела себя так, словно искренне радовалась нашему возвращению. Она немедленно приняла Алину, девочка тут же стала ее любимицей, Валиана осыпала ее вниманием и заботой и заставила ехать в своей повозке.

Сама Алина тоже изменилась: иногда она вела себя как маленький смешливый ребенок, а потом резко превращалась в обиженную сердитую девушку, то радовалась, то грустила, то вообще замыкалась в себе. Меня она даже не замечала, и поначалу я думал, что Алина до сих пор винит меня в том, что нас схватили, — несмотря на все то, что я для нее сделал. Но и от Чудища она держалась в стороне, хотя животное спасло ей жизнь. Я же чувствовал с лошадью фей странное родство. Они не подходила к другим животным, к их облегчению, и мы с ней часто издалека вместе присматривали за девочкой.