Его птичка (СИ) - Попова Любовь. Страница 22

— Ты полностью сосредоточена на деле. У тебя болит и деревенеет спина, а ноги сбиты в кровь. Тебе страшно, голова кружится, но ты не должна показать и тени ненужных эмоций. Тебе хочется лечь прямо там и сдохнуть, но ты продолжаешь! — уже рычал я, чувствуя, как меня лихорадит. Судя по участившемуся дыханию девчонки, она отдалась тем же эмоциям.

— Продолжаешь, несмотря на пот, кровь и боль. Чтобы не облажаться и вытянуть пациента с того света. Настоящее представление, или как там у вас?

— Спектакль, — прошептала Аня, облизывая внезапно пересохшие губы.

— Понимаешь меня?

— О, да. Понимаю, как никто.

Мы еще мгновение стояли друг напротив друга, проникая друг в друга взглядами. Частое дыхание. Шумные выдохи. Сгустившийся воздух. Всё это было преддверием грозы. Всё случилось за считанные секунды. Молния разорвала своим светом наэлектризованное тесное пространство. Губы встретились и прозвучавший в унисон стон только подлил огня в разгорающееся пламя.

— Рома! Роман Алексеевич!

Надменный голос Марины прервал волшебство момента, но улыбки так и не сошли с лиц только что нашедших общий знаменатель людей.

Я отвернулся и сконцентрировался на деле. Я привёл заведующей доводы и аргументы, не терпящие возражений. На десерт добавил о той пользе, что принесёт эта безумная затея нашей больнице.

— Мы получим грант, — сказала за меня Марина в трубку. Я знал, что она боится последствий. — Ты понимаешь, чем это может обернуться?

— У него нет других родственников, кроме сына, тоже торчащего в психиатрии. Риск есть, но выгоды больше. Здесь решает врач.

Я буквально чувствовал, как крутятся шестерёнки в скудном мозгу моей бывшей любовницы.

— Ладно. С Новиковым и анестезиологом сам разговаривай. Я подготовлю документы, — раздражённо заявила Марина и отключилась. Пошла разбираться со следователями. С этим у нее не должно возникнуть проблем. Она еще по молодости могла отмазаться от любого штрафа на дороге.

Я вздохнул с облегчением. Эти пять минут многое решали в моей жизни. Был сделан ещё один шаг на пути к лаборатории по трансплантологии. Теперь даже Марина не сможет отдать руководство кому-то другому. Теперь всё в моих руках. Я посмотрел на свои ладони и сжал пальцы в кулаки. Нервный трепет сжигал меня изнутри. Мне не терпелось взяться за работу. Немногие понимали это. Она понимала.

— Я рада за тебя, — услышал я тихий нежный голос, проникший в затуманенное мыслями сознание.

— Спасибо, — повернулся я к Ане, и резко схватился за стену. Лифт тронулся и уже через пару секунд открылся. — Поесть не забудь. — Сказал я, не глядя.

Теперь мной владело только одно желание — взяться за скальпель.

Лампы надо головой гудели не переставая. Воздух пропитался анестетиками и парами тяжёлого дыхания операционной команды. На двух столах лежали совершенно разные тела, но с идентичной группой крови и другими жизненными показателями.

В моих руках живое человеческое сердце, когда мое собственное неистово билось. Недоуменный взгляд на цвет органа и понимание. Оттенок был на вид вполне здоровым, но просматривались синеватые прожилки. Я теперь знал, каким препаратом пытались убить Лунского.

Тот лежал на удивление спокойно для недавно буйного недоубийцы.

За стеклом операционной стояли обеспокоенные родители девочки, но я, не отрывающий взгляда от органа, которому предстояло занять новое место в человеческом теле, не обращал внимания на их напряжённые лица.

Приборы известили, что сердце забилось, сатурация выросла, а дыхание восстановилось.

Когда все закончилось и я, переглянувшись с Богатыревым, вышел из стерильного бокса, на меня тут же кинулась женщина со светлыми волосами. Мать Пушкарёвой. Отец девочки стоял поодаль, хотя тоже готов был расплакаться.

— Вы не представляете, что вы для нас сделали! — рыдала мать пациентки. — Мы молились всем богам, чтобы они спасли её.

— Молились богам, а спасли её врачи, — хмыкнул я и, пожав руку светлоглазому мужчине, удалился, оставляя родителей радоваться своему счастью.

Мне хотелось улыбаться. Мне впервые в жизни хотелось петь и смеяться. Но больше всего мне хотелось поделиться радостью с той, кто меня поймет. Все получилось. Сердце пересажено и запущено. Оно забилось. Ребенок задышал. Нет гарантий, что орган приживется, но надежда всегда умирает последней. Я, правда, желал этой улыбчивой девочке здоровья.

— Рома, — за спиной послышался бас Влада. — Что теперь с Лунским будет? Леха всё устроил?

— А что ему будет, так и будет лежать в коме, — пожал я плечами, нажимая на кнопку вызова лифта. Мы стояли в ярко-белом коридоре этажа, на котором проводились операции. Здесь каждый знал своё место и ни один микроб не мог бы проникнуть в эту обитель жизни и смерти. Санитарки и медсестры убирались по два, а то и три раза на дню.

— Вся больница гудит о пересадке, — хлопнул меня по плечу Влад и широко улыбнулся. — Такие операции редкость.

— И это хреново. Сколько еще людей ждут такого шанса.

— Ну теперь у тебя будет возможность им помочь.

— Я рассчитываю на это, — согласился я и кивнул дежурным хирургам, которые приехали в лифте.

— Отметим? — спросил Богатырев, но резко поднял руки, когда получил укоризненный взгляд. Я планировал отпраздновать. Но алкоголя нет в программе. Зачем, когда я и так захмелею только от одного поцелуя невинных, нежных губ.

Мы зашли внутрь металлической кабины, где еще совсем недавно к стене прижималась испуганная Аня. Я снова подумал о том, что неплохо бы проверить, поела ли она. Чтобы во время секса не упала в голодный обморок. Такого моя гордость не выдержит.

Я усмехнулся сам с себя. Такой уверенный в её капитуляции, но сейчас я не хотел никого другого. Согласна ли она? Станет понятно, когда мы увидимся.

Только мы вышли с Богатыревым на четвёртом этаже, раздался шквал аплодисментов, проникший в душу, как прохладный воздух в душный летний день. Я улыбнулся. Впервые за много лет — искренне. Врачи, пациенты, медсестры — все подходили, хвалили, восхищались и одаривали меня улыбками.

Сейчас, будучи во власти абсолютной эйфории от успеха, я отвечал им тем же. Не язвил, не грубил, а просто наслаждался моментом.

— Вы такой молодец, — со слезами на глазах говорила медсестра из приемной, Диана. Она подошла одной из первых и после короткого объятия стала сжимать и трясти мою ладонь. Я вспомнил о её матери. Но чувства сожаления даже не прокрались в мой затуманенный успехом мозг. У женщины за пятьдесят не было и шанса на получение донорского сердца.

— Спасибо.

Последним ко мне подошел заведующий хирургическим отделением — Михаил Валерьевич Лавров. Именно этот седовласый, уже отошедший от дел хирург обучал когда-то меня. За что имел мою горячую привязанность и уважение.

Пока он нахваливал талант и решительность своего ученика, я наконец заметил тонкий силуэт возле процедурной.

Аня стояла рядом с одной из своих соседок и смотрела прямо на меня. Взгляд, которым она меня ласкала, подливал вина в чашу экстаза от проведённой операции.

Она слушала женщину и смущённо улыбалась. Судя по всему, речь шла обо мне, и это было обычным делом. Обо мне часто говорили. Восхищались, где-то даже боготворили. Почем зря. Но именно её покорная поза и невинный, донельзя вид, приводил все чувства и плоть в боевую готовность.

— Михаил Валерьевич, — перебил я мужчину, который похоже и не планировал умолкать. — Кабинет узи уже закрыли?

— Мм, должны, — удивлённо пробасил учитель. — Сегодня там Валеева. Она рано уходит.

— Отлично, — я взглядом сказал Ане стоять на месте и посмотрел на бородатое лицо. Лавров мог бы стать самым известным хирургом в стране. Он прекрасно владел своими руками и скальпелем. Однажды спас жизнь женщине, в спину которой вошел осколок ветрового стекла во время автомобильной аварии. Но ему не нужна была слава. Больше всего его занимала семья. Жена и трое детей. Я не понимал этого, но и не осуждал. — Спасибо, без вас я бы ничему не научился.