Сердце негодяя - Гэфни Патриция. Страница 43

— Видишь этот каменный столб под дубовыми деревьями? — спросила она, указывая пальцем. — Это поворот на подъездную аллею.

Джесс натянул поводья и повернул лошадь. Заросший бурьяном проселок огибал вытянутый, усеянный полевыми цветами холм, за которым скрывался дом. С дороги его не было видно до самой последней секунды.

— Это и есть то самое место? — спросил Джесс, с любопытством оглядываясь вокруг.

«Есть одно место, куда мне иногда нравится ездить», — таинственно намекнула Кэйди перед тем, как они пустились в путь. Ни разу в жизни она не обмолвилась ни единой живой душе, что ездит сюда, не говоря уж о том, чтобы взять кого-нибудь с собой. Это был ее секрет. Если бы она рассказала Джессу заранее, если бы подготовила его к чему-то особенному, а он оказался бы разочарованным, ей стало бы больно. Да, ей стало бы больно, вот и все.

— Это место называется Речная ферма, — небрежно пояснила она. — Вернее, когда-то оно называлось «Le Coeur au Coquin» — «Сердце бродяги». Просто заброшенный старый дом. Мне он нравится. По-моему, тут очень красиво. Вот сейчас увидишь, — она опять указала рукой. — Вот он.

Что случилось с домом? Может быть, тут побывали какие-то вандалы? Или буря… Да нет. Просто сейчас она видела дом глазами Джесса: ясным, непредвзятым взглядом постороннего. Кэйди внутренне содрогнулась.

Какие жалкие развалины! Жалюзи, которые еще не сорвало ветром, висели под кривым углом, половина деревянных планок отсутствовала. На полусгнившее парадное крыльцо страшно ступить. Только в чердачных окнах сохранились невыбитые стекла, все остальные потрескались или разбились. Одна из труб обрушилась и превратилась в груду битого кирпича, обшитая дранкой крыша дырявая, как решето. Тесовые стены, некогда покрытые побелкой, облупились.

Слово «обветшалый» было слишком мягким для дома, когда-то носившего гордое имя «Le Coeur au Coquin» — «Сердце бродяги».

Джесс остановил лошадь в дальнем конце кругообразной подъездной аллеи, там, где начиналась выложенная растрескавшимися аспидными плитками и заросшая сорной травой пешеходная дорожка. Кэйди старательно избегала его взгляда и нервно разглаживала платье на коленях.

— Правда, жуткая трущоба? Вовсе не обязательно подъезжать к дому. Хочешь, остановимся здесь? Мы могли бы погулять. В саду очень красиво. Я подумала, что мы могли бы устроить тут пикник, если хочешь. А если нет, мы можем…

— Да, конечно, давай тут и остановимся. Мне очень нравятся старинные дома. Думаю, в прежние времена это было нечто потрясающее!

Сердце Кэйди, без разрешения, исполнило тройное сальто-мортале. Она сама не понимала, что с ней творится. Ее не должно волновать, какое впечатление произведет на Джесса, мужчину, с которым она состоит в интимных отношениях, старая ферма Расселов, уговаривала она себя. Ей совершенно все равно. «Запомни это хорошенько, Кэйди», — сказала она себе, опираясь на его протянутую руку и выпрыгивая из двуколки.

Оказалось, ему действительно нравились такие дома. Он прилипал носом ко всем окнам, испробовал все двери, хотя с тем же успехом, что и она сама когда-то: Сэм Блэкеншип, выставивший этот дом на продажу по поручению своей компании по сделкам с недвижимостью, повсюду навесил замки.

Джесс знал, что такое парапет и что такое пилястр. Он похвалил мансардные окна под скатными козырьками (увы, полуобвалившимися), красивые трехгранные эркеры и причудливое круглое окно-розетку, венчавшее двухэтажную викторианскую башенку. Он продолжал твердить: «Да, это было нечто», а Кэйди стискивала зубы, чтобы удержать просившиеся с языка слова: «Это место могло бы вернуть себе прежнюю славу». Должно быть, ей все-таки не удалось скрыть свои чувства так ловко, как хотелось бы, потому что Джесс обнял ее за талию и спросил:

— Ты любишь это место, правда?

Кэйди скорчила гримаску.

— Здесь неплохо. Ну… ты понимаешь. Здесь очень мило. Мне нравится старина.

Ну почему она не могла признаться? Сказать ему: «Это моя мечта». Возможно, ей страшно начать,. потому что неизвестно, как далеко заведет ее эта откровенность. Она могла бы ответить уклончиво, спросить: «А у тебя есть дом твоей мечты?» А вдруг он посмеется над ней? Что ж, так ей и надо. И все-таки это было бы очень больно.

Джесс распряг лошадь — ту же. самую добродушную и смирную серую кобылу, которую Кэйди всегда брала напрокат у Нестора Эйкса, — и пустил ее пастись. Перед тем как отправиться в конюшню, он сказал ей, что хочет ехать на Пегасе и взять для нее какую-нибудь верховую лошадь, например, Бэлль Флер, и черт с ней, с двуколкой. Но выяснилось, что вчерашняя трехмильная скачка утомила жеребца, ему нужен отдых. Кэйди ездила верхом, но не слишком уверенно держалась в седле и предпочитала двуколку. Однако за всю жизнь она еще не встречала человека, любящего лошадей так сильно, как Джесс.

— А река вон там, за теми деревьями. Слышишь, как шумит?

Он поднял голову и прислушался.

— Я думал, это ветер.

— Нет, это река. Хочешь посмотреть?

Заглохшая тропинка вела от подъездной аллеи в рощу раскидистых, поросших мхами и лишайниками виргинских дубов, заслонявших солнце. Когда-то здесь была настоящая дорога, объяснила Кэйди. Расселлы проложили ее, чтобы подъезжать к скалистому берегу реки. Но теперь от нее осталась лишь едва заметная тропинка, местами наглухо перегороженная поваленными деревьями.

Джесс поддерживал Кэйди под руку, помогал преодолевать препятствия, через которые она сама с легкостью перелезала. Какое же чистое наслаждение — быть с ним, заглядывать ему в лицо, дотрагиваться до него когда вздумается! Как много воды утекло с ее отказа ехать с ним на прогулку, потому что ей не нравилась его профессия…

Деревья кончились. Внезапно дикий рев воды обрушился на них и оглушил. Это было похоже на удар под дых.

— Иногда внизу можно увидеть старателей, — Кэйди приходилось чуть ли не кричать, указывая на подножие отвесного утеса. — Но золота почти не осталось, все запасы истощились.

Джесс кивнул. В ослепительном блеске солнца и воды его светлые глаза казались почти лишенными цвета.

— Очень красиво, — сказал он. Ей пришлось читать по губам: сердитый рев реки заглушал слова. Но она видела по лицу, что ему все это нравится. Что ж, ничего удивительного, ему должна импонировать эта грубая мощь. Ей тоже по сердцу Бродяжья река, но порой впечатления переполняли ее, а шум воды подавлял, хотелось отступить, укрыться в мирной лесной тишине.

Они долго следили за бурлящим течением сине-зеленой воды, за взрывами белой пены там, где она наскакивала на невидимую скалу. Можно потерять счет времени, глядя на кипящую воду и слушая ее —свирепый хриплый рев. Кэйди пришлось потянуть Джесса за руку, чтобы заставить его стронуться с места, и прокричать ему в ухо: «Ты не проголодался?» Ей показалось, что иначе он никогда отсюда не уйдет.

За домом располагался задний двор, отделенный от фруктового сада полуразрушенной каменной стенкой. Две высокие старые яблони отбрасывали на стену густую тень, и они решили, что это самое удачное место для пикника: здесь можно было укрыться от стоявшего над головой солнца. Джесс пришел в такой восторг от завтрака, упакованного для нее Жаком в картонную коробку и состоявшего из бисквитов с ветчиной, жареного цыпленка и салата с огурцами, что Кэйди вздохнула тайком: следовало принять участие в приготовлении, а потом ненароком упомянуть об этом при нем. Весь вопрос в том, не забыла ли она, как готовить еду. Когда-то умела, но теперь сомневалась, сумеет ли вскипятить воду. Но она, разумеется, не собиралась сообщать об этом Джессу.

Но почему?

— А знаешь, я начинаю привыкать к этой соленой минеральной воде, — сказал он ей, завинчивая пробку и передавая бутылку.

Кэйди кивнула.

— Знаю, с непривычки она может показаться противной. Я ее сама терпеть не могла, когда приехала сюда, а теперь городскую воду на дух не переношу: как будто в ней посуду мыли. Она слишком теплая и жажды не утоляет.

Джесс кивнул. Кэйди улыбнулась. Ей нравилось, когда они соглашались друг с другом.