Крик ангела (СИ) - Тулина Светлана. Страница 21

Чушь!

Жуткая, омерзительная, невероятная чушь.

Но такая ли это чушь с точки зрения того, кого уже однажды изгнали с небес? Ладно, пусть не изгоняли, пусть он просто так думает… Но он ведь думает именно так, для него это — реальность, жуткая, омерзительная, невероятная реальность, данная в ощущениях… А сколько раз ты сам говорил это ритуальное: «Изыди, грязный демон!», прежде чем распахнуть дверь, приглашая, и спросить с улыбкой: «Заходи, ну что же ты мнешься на пороге?», словно все было шуткой, всего лишь шуткой — поскольку для тебя оно таковой и было.

Для тебя — да.

— Кроули, — позвал Азирафаэль тихо, кусая губы и стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мне кажется, прогулки надо сделать ежедневными. Они куда полезнее эспандера, ты сам убедишься по прошествии недели. Или двух. Все-таки это ну… прогулка.

Кроули, в начале речи Азирафаэля заметно напрягшийся и буквально уткнувшийся носом в диванную спинку, при последних словах медленно развернулся. Губы его по-прежнему были поджаты, повязка выглядела хмурой и настороженной (и как только ему удавалось придавать столько эмоциональности простому куску белой марлевой ткани?), но вздернутые жадно-трогательным домиком брови выдавали его с головой.

— Две… недели?

— Ну… может быть, и три. — Азирафаэль пожал плечами так, чтобы пиджак слегка прошуршал по креслу: Кроули, как и любой змей, хорошо ловит вибрации и опознает жест буквально на ощупь. — Или четыре. Или сколько понадобится. А ты куда-то торопишься?

— Н-нет. — Кроули улыбнулся кривовато. Но все-таки улыбнулся. Выдохнул. — До пятницы я совершенно свободен.

Теперь уже нахмурился Азирафаэль:

— А почему только до пятницы? Честно говоря, я сомневаюсь, что за четыре дня…

— О Гос-с-с… С-с-сат… Ангел! — Кроули в преувеличенном отчаянии вскинул руку к лицу, словно хотел ударить себя по лбу, но в последний момент передумал и вместо этого яростно почесался под краем повязки. — Как может кто-то, читавший так много книг, настолько не знать классических шуток?! [24]

И Азирафаэль чуть не всхлипнул от облегчения, понимая, что все потихоньку налаживается [25].

Многим позже, с удовольствием поспорив обо всем на свете, начиная с королевы Виктории и кончая капустой (Кроули категорически отказывался признать брокколи адекватной заменой чему угодно, вплоть до овсянки, и вообще полагал, что такое внутрь не употребляют), Азирафаэль вернулся ко все еще беспокоящей его теме.

— А что же касается того, что ты меня достал… — Кроули перестал хихикать и напрягся, но продолжал при этом криво улыбаться, и Азирафаэль счел это хорошим знаком. — Ты даже не представляешь, дорогой мой, как ты меня сегодня успокоил. Вот этим вот всем своим поведением, да, и не надо фыркать! Если бы ты вдруг сделался вежливым… перестал бы со мной спорить, прекратил бы подначивать и ехидничать, начал бы во всем соглашаться, поддакивать и осыпать комплиментами… Знаешь, вот тогда бы я испугался по-настоящему. Решил бы, что тебя подменили. Или что это какое-то страшное проклятье такое, не знаю…

Азирафаэль зябко передернул плечами: думать о таком ему не хотелось. Но сказать было надо. Хотя бы для того, чтобы Кроули перестал хмуриться, закусывать тонкие губы и заламывать брови трагически-горькой складкой. А вместо этого смущенно заерзал головой по подушке, хмыкнул и прошипел:

— Недождес-с-с-ся!

И потянул вниз край повязки, словно пытаясь прикрыть углом марли внезапно заалевшие скулы.

Глава 17. Слишком быстро — и слишком долго

«Не гони, Кроули!», «Ты слишком быстрый!» — за долгие шесть тысяч лет Азирафаэль успел повторить подобные фразы на все лады столько раз [26], что и сам поверил: это не он слишком медленный, это просто Кроули вечно гонит и торопится непонятно куда и зачем. Но где-то ближе к пяти часам утра и до него, пусть и медленно, стало доходить: сегодня что-то явно было не так.

— Я не хочу спать, — пробормотал Кроули вяло и сонно, давя зевок. Язык у него заплетался, и не надо было обладать всей полнотой ангельского сверхчувствия, чтобы заподозрить в этих словах явную ложь.

Азирафаэль уже открыл было рот, чтобы прокомментировать столь откровенное вранье… и закрыл. Спать. И видеть сны… Ну да, не хочет он, ясное дело, просто не хочет, у него ведь его чертов змеиный язык переломится, если только попытается выговорить «боюсь»!

— Ну так не спи. В чем проблема? Тебя же никто не заставляет, — ответил Азирафаэль со всей возможной осторожностью.

Кроули хмыкнул, зевнул на вдохе — резко и глубоко, он вообще в этот день дышал довольно неровно. Повторил упрямо:

— Не хочу.

Проблема заключалась в том, что это было откровенной ложью и спать он как раз хотел. Он уже раз пять или шесть почти засыпал на середине фразы и только каким-то невероятным усилием воли каждый раз выдергивал себя снова в бодрствующее состояние. Это не могло продолжаться долго. И уж точно не было способно привести ни к чему хорошему.

— Сны… могут быть неприятными, — осторожно начал Азирафаэль. — Но это ведь только сны, ты же знаешь. Даже самые… неприятные.

— Ты никогда не был внизу, — Кроули снова вздохнул, растягивая зевок. — Даже не представляешь, как там паршиво.

— Не только у тебя богатое воображение, мой дорогой.

Кажется, получилось: на этот раз Кроули хмыкнул почти весело. Но тут же снова поморщился. Пожаловался:

— Не хочу… туда.

— Вполне тебя понимаю…

Азирафаэль хмурится, кусая губы. Он хотел бы сказать, что под прикрытием ангельского крыла никакие сны про Ад Кроули не страшны. Но это значило бы признать, что он видит… скажем так, ту проблему, которую Кроули пытается скрыть. Видит и считает ее достаточно серьезной. А это уже как бы нарушало негласные правила их старой игры. И почему с этим змеем всегда так сложно?!

Пока он решал, какой вариант ответа будет меньшим злом, Кроули заговорил сам. Но почему-то сменил тему.

— Знаешь, — сказал он с коротким смешком, уставившись повязкой в потолок, — сегодня мне показалось, что я разучился дышать. Забыл, как это делается. Такая вот глупая штука… Ну то есть не я забыл, я-то как раз помнил. А человеческая оболочка забыла. И каждый раз после выдоха словно бы останавливалась. И мне приходилось прилагать сознательное усилие, чтобы сделать вдох. Каждый раз. Снова и снова… Очень… неприятно.

Голос у Кроули дрогнул. Он передернул плечами и слегка крутанулся в своем гнезде, разворачиваясь на бок, словно ему просто было не очень удобно лежать, но через их сплетенные пальцы Азирафаэль все равно успел уловить эту короткую дрожь.

— Глупость, правда? — Кроули снова судорожно зевнул. Ухмыльнулся. — Просто подумал, что если засну… ну там, во сне, я ведь не смогу каждый раз… контролировать. Как-то глупо предотвратить Апокалипсис и развоплотиться из-за такой ерунды, согласись?

А это ведь и есть то самое, чего он боится — понял Азирафаэль с неожиданным облегчением. Страхи иррациональны. То, что тебе кажется непереносимым ужасом, для кого-то другого может быть чем-то совершенно рядовым и не стоящим внимания. И наоборот.

Азирафаэль понятия не имел, как бороться с Адом в ночных кошмарах Кроули, будь у него таковые, не упоминая при этом ни борьбу, ни страх, ни даже сами кошмары. Но он отлично умел бороться с проблемами человеческих оболочек — в том числе и с их отказом самостоятельно делать что-нибудь важное. Например, дышать [27].

А также со всеми глупостями, порожденными не менее человеческой же психикой [28].

— Ты и еще кое о чем забыл, мой дорогой, — сказал Азирафаэль со всей возможной мягкостью, и улыбка его перекатывалась в голосе, словно упругие шарики из твердой резины с золотистыми искрами.