Не чужие (СИ) - Коваленко Мария Александровна. Страница 28
Это было какое-то дежавю. Вновь открытая дверь и шатающаяся на ветру форточка. Опять посреди комнаты на стуле девчонка с поджатыми под себя ногами. Снова огромные перепуганные глаза, тонкая, в этот раз мокрая майка и короткие шорты.
Не было бы вокруг озера, я бы обязательно начал с хорошей выволочки. Как можно не заметить, что с коммуникациями что-то не так? Как очухаться, когда вокруг вода? Но озеро было. Теплое как парное молоко и пугающее своими масштабами.
— Сантехника вызывали? — было непросто, но я попытался изобразить на лице дружелюбную улыбку. Промывка мозгов и проверка всей квартиры на безопасность временно перенеслись на другой день. Сейчас важнее стало не напугать еще больше.
— Макс? Ты здесь? Как? — Майя ссутулилась и как-то странно, неуклюже обхватила себя за плечи.
— Отловил у себя дома одного иди… — чуть не проговорился, — …умника.
— Саша… Это он сказал?
— Ему пришлось.
Взгляд карих глаз стал настороженным.
— Не переживай. Твой друг цел и невредим, — я скинул с себя кроссовки и принялся закатывать штаны. — Потом расскажешь, какие у вас отношения, но сейчас давай займемся этим безобразием.
Майя наверняка хотела что-то возразить. На ее лбу крупными буквами читалось гордое бабское "Я справлюсь сама", но, к счастью, хватило ума не произнести это вслух.
— Да… Устроила ты тут!
В моей жизни было всякое, но потоп — впервые. Мысленно соображая, с чего лучше начать, я прислушался. Если вода все еще текла, должно было донестись журчание или капель. Озеро не могло возникнуть само по себе. Но в квартире царила тишина. Абсолютная, не считая моего сердца, грохочущего в грудную клетку, будто колокол.
— Я перекрыла воду, — Майя догадалась, о чем я подумал.
— Отлично. Тогда сейчас убираем это безобразие, а завтра, на свежую голову разбираемся, что и как чинить, — план был так себе, но он хотя бы помог отвлечься от разглядывания мокрой девчонки. — Тряпки и ведра где?
Будто все еще не веря, что я здесь, Майя еще сильнее ссутулилась.
— Пчелка? — водрузив свою обувь на ближайший советский шкаф-мутант, я направился к девчонке. — Все будет в порядке.
— Да, — Майя засуетилась. Плавно стекла со стула и даже попыталась взять в руки мокрое банное полотенце, мокрой горкой валявшееся у ее ног.
Попыталась неудачно. Стоило дотронуться, между бровей пролегла складка, и губы сжались в нитку, как от боли.
— Так, не дергайся! — я рванул к ней. В голове молнией сверкнула одна нехорошая мысль, и немедля я взял руки девчонки в свои.
Угадал! Нежная кожа была красной. Без волдырей, но оказаться на месте Майи я бы не хотел.
— Неудачная попытка справиться с лопнувшей трубой, — девчонка шмыгнула носом. Ежу было понятно, что болит сильно, но она бодрилась.
— Пчелка… — чтобы не выругаться, пришлось изо всех сил стиснуть зубы.
— Не могла ждать. Топить соседей мне не по карману.
— А это пофиг? — я бережно повернул руки тыльной стороной вверх. Краснота была повсюду. Укрывала словно перчатки от кончиков пальцев до запястий.
Карие глаза сверкнули отчаянием, и хрупкое тело под мокрой майкой дрогнуло. Удар клюшкой по голове был бы более милостив, чем этот взгляд и беззащитность. Внутри все сжалось в колючий тугой клубок. Окажись здесь рядом сантехник, по недосмотру которого случился потоп, живым он бы из квартиры не вышел.
— Подожди меня здесь одну минутку, — словно не своими губами глухо произнес я. — У меня в машине есть обезболивающий спрей. Он поможет. Ты только не делай больше ничего. Так? — приподняв лицо девчонки за острый подбородок, я заставил посмотреть в свои глаза. — Одну минуту!
— Я дождусь.
Словно услышал не ответ, а выстрел стартового пистолета, я, забыв о кроссовках, сорвался с места. Подошвы не чувствовали боли. Ступени пролетали под ногами как прямая. Дверца машины жалобно скрипнула, когда я со всей силы дернул ее на себя.
Не помню, когда еще пугался так за кого-то. За себя точно не боялся. Даже когда увозили с площадки с проломанной ключицей или когда заливал арену кровью после удара в нос. Вид дрожащей Майи с обваренными руками красной пеленой ярости застилал глаза. Тренированный годами самоконтроль трещал по швам как лед на реке в апреле, и лишь каким-то чудом я не вырвал с «мясом» крышку бардачка, в котором лежал спрей.
Путь назад пролетел, наверное, еще быстрей. Брелок так и остался в незакрытой машине, а я спустя несколько бешенных ударов сердца уже приземлился на колени возле Майи. На то, чтобы скинуть колпачок с баллончика ушла секунда. На то, чтобы взять в свои руки тонкие ладошки и пальчик за пальчиком обработать спреем, кажется, ушла вечность.
Майя
Иногда мои сны сбывались. Чаще всего немного не так, как все виделось во сне. Сегодняшний сон разошелся с реальностью как две пересекающиеся прямые — Макс действительно оказался рядом, но остальное…
За полчаса ожидания, после того как на двух табуретах добралась до стояка и перекрыла воду во всей квартире, я почти привыкла к боли. Из острой она превратилась в тупую. Если не смотреть на руки, было почти терпимо.
При Саше я бы ее выдержала, не подала бы и виду, но с Максом не получалось. От его осторожных заботливых прикосновений внутренние заборы из «терпи» и «я справлюсь» рушились, обнажая настоящие ощущения. Без них от одного только встревоженного взгляда мужчины напротив хотелось плакать.
— Спасибо, — единственное слово благодарности вытягивать из горла пришлось клещами.
Боясь выдать себя с потрохами, в добавок я попыталась еще и улыбнуться, но номер не прошел. Макс как соринку стер большим пальцем с моих губ наивную попытку. Потом взялся за низ моей мокрой майки и, не спрашивая, потянул наверх.
Без единственной защиты влажную кожу тут же обдало прохладным осенним воздухом. Зубы застучали так сильно, что теперь уже никакая сила воли не могла заставить тело подчиниться. Мне даже стало плевать, что сижу совершенно обнаженной, сверкая заострившимися сосками, перед мужчиной.
Все мое тело, все мысли были о холоде. О том что, не приди Макс на помощь, так бы и сидела сейчас окоченевшая, не в состоянии обожженными руками снять с себя мокрую одежду и накинуть сухую.
Макс вначале что-то пробормотал себе под нос. Очень похожее на новую порцию матов. А потом мне на плечи опустилось настывшее одеяло.
— Дурочка маленькая. Совсем замерзла.
Поверх одеяла, скручивая в тугой куль, вокруг сомкнулись сильные мужские руки. Нос оказался на уровне треугольного выреза на майке, и от аромата, немного терпкого, знакомого и родного, первые предательские слезы все-таки навернулись на глаза.