Кинжал Гая Гисборна (СИ) - Варназова Ника. Страница 17

Хотя… Ведь в деревне есть люди, которые могут ненадолго уезжать, почему они не привезли такое оружие? Может быть, все колдуны уже вымерли, только Робин об этом не знает?.. Сложно… Жаль, я не додумался спросить это до того, как попёрся в лес».

Прошло по ощущениям несколько часов, но Йован был уверен, что ему лишь так кажется от скуки. Часов у него с собой не было, а аккумулятор телефона давно сел. В этой деревне телефон оказался настолько бесполезным, что он даже не зарядил его нормально перед уходом.

Сидеть на твёрдом каменном полу пещеры столько времени оказалось очень некомфортно, но встать Йован не решался, опасаясь, как бы мертвецы не приняли это за попытку сбежать. Исчерпав все более-менее удобные позы, он лёг, подложив под голову рюкзак и уставился на низкий неровный свод. В свете костра во впадинах между острыми камнями виднелась густая паутина, в которой застрял разнообразный мелкий мусор — от иссохших насекомых до листьев, занесённых ветром.

«Мама сошла бы с ума, увидев здешние условия», — с нервной усмешкой подумал он.

От входа сквозило лёгким ветерком, заставляющим паутину медленно покачиваться, и после четверти часа наблюдения за гипнотическими движениями Йован уснул.

Проснулся он спустя неопределённое время от странных ритмичных звуков, будто какое-то животное скреблось о доски, которых в пещере быть не могло. Повернув голову в сторону, откуда они доносились, он понял, что их источником был Тук, а точнее, нож и деревянный брусок в его руках. Он вырезал очередную фигурку, подобную тем, что стояли на камне, а Мач внимательно наблюдал за процессом, приблизившись чуть ли не вплотную.

«А что, зомби так могут? — удивился Йован. — Шериф говорил, они тупы, как животные».

Тук отложил нож и протянул своё изделие мальчику. Это была грубо оструганная деревяшка в форме капли, закруглённая снизу и заострённая сверху. Мач поспешно схватил её, повертел в руках, рассматривая со всех сторон, а потом принялся катать игрушку по полу.

Широкий рот Тука открылся ещё больше — казалось, это была своеобразная улыбка, на которую ещё было способно мёртвое лицо. По его подбородку потекла отвратительная на вид мутная слизь, и Йован поспешно отвернулся.

Мач продолжал возиться с фигуркой, а Тук взялся за новый кусок дерева и принялся неспешно строгать и его.

Вдруг со стороны входа донёсся приглушённый смех, который быстро приближался. На мгновение Йован подумал, что это кто-то из деревни, гуляя по лесу, ненароком вышел на логово разбойников, но вскоре он узнал голос Робина.

— Да, Джон, с твоей силой можно вырывать сосны с корнем. А уж сколько ты хребтов ломал одним ударом кулака! А помнишь тот мост? За нами гналась королевская стража…

Гуд и его разбойники вошли в пещеру. Маленький Джон тащил на спине некрупного оленя, задевая стены пещеры его тонкими, судорожно поджатыми ногами. Он никак не реагировал на слова своего предводителя, бессмысленным неподвижным взглядом смотря в пространство перед собой, если, конечно, вообще мог видеть. Радужная оболочка его глаз поблекла, став почти прозрачной, зрачки были деформированы и частично замутнены. Лицо и руки Джона были покрыты огромными трупными пятнами и гнилыми язвами, изо рта частично высовывался разлагающийся язык с копошащимися на нём личинками, которым мертвец точно не мог двигать, а следовательно, и отвечать Робину.

«Ну почему меня не сожрали волки?» — мысленно застонал Йован.

Маленький Джон сбросил оленя на землю. Из красивой шеи животного, теперь неестественно свёрнутой на бок, торчала стрела.

— Измельчал нынче зверь, — вздохнул Робин, толкая ногой тушу. — Ты видел хоть одного взрослого оленя? Неужто мы их всех перебили…

«Разговор с безмозглым зомбаком? Не дай бог так одичать».

Гуд достал нож с коротким кривым лезвием и принялся сдирать шкуру с животного. К мерзкому духу гнили добавился запах сырого мяса и крови.

— Эй, ты! — резко крикнул он, громче, чем следовало: по всей пещере даже зазвучало эхо. — Завтрак подан.

— Кажется, я только что стал вегетарианцем, — пробормотал Йован, неохотно поднимаясь.

Робин воткнул нож в бедро частично освежеванного оленя и вырезал кусок шириной примерно в ладонь.

— Лучшая часть гостю, — сказал он, не глядя протягивая окровавленное мясо.

Йован поспешно спрятал руки за спину, не имея ни малейшего желания дотрагиваться до оленины.

— Может, лучше сперва приготовить, а потом делить?

— Приготовить? — разбойник поднял брови. — На нашем костре ничего не зажаришь. Ешь сырым.

— Да ты издеваешься!

Робин медленно повернулся, исподлобья смотря на него угрожающим взглядом.

— Ешь, пока я тебя не заставил.

«А ведь он может», — испугался Йован.

— Слушай, я к тому, что ты бессмертный, но я-то нет. В этом мясе наверняка полно заразы и я запросто от него отброшу коньки.

— Что отбросишь?

— Умру, — пояснил он. — Сдохну, склею ласты, дам дуба и так далее.

Робин вздохнул и неохотно кивнул — всё-таки преждевременная смерть пленника ему была нужна меньше всего.

Подтащив тушу ближе к костру, он вытащил откуда-то из-за камня мешочек, наполненный порошком, судя по запаху, смолотым из трав, и бросил несколько щепоток в огонь. Пламя тотчас же затрещало, взметнулось выше и вскоре превратилось в нормальный огонь с жаром и дымом. Робин что-то прошептал над ним, рукой разгоняя дым, и клубы устремились в тоннель, ведущий к выходу.

Йован присел рядом с костром, грея слегка замёрзшие руки. Хоть погода снаружи и была тёплой, но пещера оказалась не самым тёплым пристанищем.

— Робин, а как ты докатился до такой жизни? — немного помявшись, спросил он в надежде узнать что-то полезное.

— Меня предали, — коротко ответил разбойник.

«Сейчас он расскажет слезливую историю, закурит сигару, выругается по-испански и уйдёт в закат под звуки гитары».

Но Гуд молчал, продолжая возиться с мясом. Было видно, что он давно этим не занимался и совершенно отвык от жарки на костре. Мясо шипело, истекало жиром вперемешку с кровью и умудрялось обугливаться, оставаясь при этом большей частью сырым.

— Я не эксперт, но вроде как у дичи сперва выпускают кровь, а потом уже готовят.

— Помалкивай, — огрызнулся Робин.

Снова взяв свой мешочек с порошками, он попытался уменьшить огонь, излишне жгущий несчастный кусок, но пламя почему-то почти погасло. Чертыхнувшись, разбойник снова принялся его оживлять, медленно подсыпая свои снадобья и совершенно не замечая, что кусок медленно сползает с палки, на которую был насажен. Через пару секунд, к радости Йована, изуродованное и уже почти несъедобное мясо шлёпнусь в золу, окончательно придя в негодность. Робин со средневековым изяществом обозвал покойного оленя плодом любви жабы и драной лисицы и отрезал от него новый кусок. Наконец он кое-как закрепил мясо на достаточном расстоянии над догорающими углями и, убедившись, что оно никуда не свалится, поднялся.

— Иди со мной, — приказал он.

Они прошли к выходу, в который уже проглядывала утренняя заря. Поморщившись с явной неприязнью, разбойник надвинул капюшон, закрыв волчьей пастью весь лоб до самой переносицы.

При свете Йован смог разглядеть окрестности куда подробнее. Холм оказался ещё меньше, чем виделось в темноте, совсем рядом струился тонкий ручеёк, вытекающий из расщелины между камнями, находящимися чуть выше и левее пещеры, вдоль которого Гуд и повёл Йована. Русло шло в чащу, всё расширяясь и расширяясь по мере удаления от источника и вдруг резко оборвалось, исчезнув под корнями невысокого, но широкого и раскидистого дуба. Робин похлопал выступающий узел, покрытый светлым лишайником и, поманив своего пленника за собой, скрылся за стволом.

Йован тоже зашёл за дуб, осторожно переступая по слишком уж извилистым корням, и едва не столкнулся с Робином, который там и остановился.

— Дева Марион, — произнёс разбойник, указывая перед собой.