Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария. Страница 34
Я ловлю себя на том, что тянет это все неприятным душком, но потом все же мысли о полтиннике начинают перекрывать чуйку.
— Ладно… Семьдесят.
— Ты охерела, Мелехова??? За семьдесят ты всю ночь оттанцуешь у главного шеста и приваты возьмешь!
Видно, что Вову мое предложение поражает до глубины души. Аж краснеет, бедняга.
— Ладно, шестьдесят пять.
— Мелехова, не зли меня! Шестьдесят.
— Договорились. Но без привата, раздеваний и только два часа.
— Хорошо, дуй наверх, найди Аллу.
— И учти, я танцевать не умею!
— Тебе и не надо будет, верти жопой и задирай ноги. В общей массе сойдешь.
Я прощаюсь с Иркой, иду наверх. И уже на середине лестницы чувствую, как бьет адреналин. Ноги не гудят, нервы на пределе, голова слегка кружится.
Чееерт, а ведь это кайф! Мне ведь этого не хватало! Я, оказывается, не извращенка, а адреналиновая наркоманка!
Наверху я отлавливаю Аллу, невысокую круглую женщину. Она критически меня оглядывает, выслушивает историю о том, что я не умею танцевать и не буду раздеваться, кривит губы и приглашает за собой.
Подсобка для танцовщиц небольшая. Алла отдает мне непоймичто в стразах и босоножки на диком каблуке, разрешает оставить свои трусы, а вот лифчик приходится снять. Эта стразовая хрень одевается на голое тело.
Потом я щедро мажусь блестками и крашу ярко губы. Распускаю волосы, радуясь, что помыла их с утра. Весь день заколотые в шишку, они крупными волнами привычно укрывают ниже задницы.
Алла смотрит на меня оценивающе:
— С такой гривой тебя вообще можно не одевать.
— Нет уж… — Ворчу я, оглядывая себя в зеркале.
Даааа… Наряд ничего не скрывает, конечно же. Держится на груди на цепочках, разрез до пупка спереди и до ямок за ягодицах сзади. Мои телесного цвета стринги скрываются за всем этим, и вообще ничего не прячут. Кажется, что, кроме этой тряпки, на мне и нет ничего. И, в сочетании со стриптизерскими босоножками, это просто убойное зрелище. Хорошо, что Полька не увидит. И хорошо, что волосы длинные и густые, по крайней мере, со спины этот лютый пи**ц прикрывают.
— Так, сейчас идешь к крайней стойке. Двигаешься красиво, но не пошло. И особо не усердствуй, чтоб от сцены внимания не отвлекать. Ты — фон, поняла?
— Ага…
— Если будут лезть и тащить вниз, зови охрану. Но обычно у нас такого не бывает, приличное заведение.
— Да, я про это уже где-то слышала…
— Иди.
И я иду. Иду, иду, иду… По сторонам особо не пялюсь, чтоб лишнего внимания не привлекать. Привлеку еще. Успею. Понимаю только, что народу полный зал.
Стойку нахожу быстро, забираюсь, закрываю глаза, стараясь отвлечься от всего. Музыка бьет по мозгам, немного агрессивная, голос певца речитативом, низкий, сексуальный.
Надо было выпить, расслабилась бы скорее. Но и так неплохо. Очень неплохо.
Я сама не замечаю, как начинаю двигаться, все еще с закрытыми глазами, повинуясь ритму. Это несложно. А, учитывая, сколько я уже не танцевала, не отрывалась нигде, даже приятно. Начинаю двигаться активнее, скользить по шесту, проводить руками по телу. Я не умею особо танцевать, тем более на таких каблуках, но шест помогает, держусь за него, чтоб не упасть, покачиваюсь в такт музыке. Кажется, все хорошо. Открываю глаза, вижу, как на меня смотрят. Жадно смотрят, обшаривают. Но это ничего, это даже привычно. В обычных клубах, на танцполе такие же взгляды. А здесь я за это еще и деньги получу. Мысль о шестидесяти тысячах подогревает, я опять закрываю глаза, отрешаясь от всего. Пусть смотрят. Главное, чтоб не трогали. Я выдержу эти два часа. И даже с удовольствием.
На сцене что-то происходит, ритм музыки меняется, становясь более томным. Я подчиняюсь ему. Мне хорошо. Давно забытые эмоции бурлят в крови, и хочется двигаться и двигаться.
Боже мой, как же хорошо-то!
И чего я так заморозилась? Зачем? У меня еще столько всего впереди!
Вот вложу оставшиеся деньги, исчезнет этот груз… И опять все будет, как раньше.
Когда я не знала, что такое ночные дикие сны, когда я не видела, словно наяву, черный жесткий взгляд, не тонула в ненужных горячих эмоциях…
Я открываю глаза, провожу руками по волосам, немного приподнимая гриву и позволяя им свободно падать на спину, и замираю.
Потому что прямо напротив, в вип-ложе, там, где сидят те самые, наверно, важные приезжие гости, смотрит на меня дядя Миша. Я закрываю глаза. Доигралась. Уже наяву он мерещится. Потом опять смотрю. Ничего не меняется.
Певец тягуче и сексуально хрипит, свет мигает, мой бывший любовник смотрит на меня, не отрываясь.
И это точно он. Вот точно. Здесь. В этом городе. В одном со мной клубе.
И взгляд его прекрасно читается даже через расстояние, разделяющее нас.
И он нихрена не добрый.
23. Ленка
Я стою, замерев, с поднятыми к волосам руками, смотрю на Мишу. Не могу поверить, что реально его вижу. Реально. Его. Вижу. Сука!
То есть, он в городе? Интересно, как давно? И еще, бл*, интересно, он вообще собирался объявиться? Думал обо мне?
Судя по тому, что история повторяется, и он опять в клубешнике, и выглядит нисколько не соскучившимся, то нихера он обо мне не думал!
Злость затапливает с такой бешеной силой, что я еле на ногах стою. Музыка опять меняется, теперь это томная Бейонсе. Вокруг взвывают гости, на сцене явно происходит что-то интересное. Но это все фоном. Потому что то, что творится сейчас между нами, куда как интереснее.
Миша смотрит, и черный взгляд его пугает. И бесит. Больше бесит, чем пугает. Блики светомузыки на его лице придают инфернальности картине. Словно не человек сидит в нескольких метрах от меня. А нечто потустороннее.
Я опускаю руки. Встряхиваю волосами, сгоняя наваждение. А потом улыбаюсь. Широко, радостно.
Ну, привет, дядя Миша.
Смотришь?
Ну, смотри.
Смотри, тварь.
Я опускаю глаза, разворачиваюсь спиной. Бейонсе стонет так сексуально, что даже меня заводит. Или не она заводит? Неважно. Сейчас это неважно.
Мягкий присед, спинку выгнуть, зад оттопырить. Захват шеста ногой. Я не умею по нему забираться наверх, но изобразить секс с его участием — легко! Главное, чтоб этот гад смотрел. А он смотрит. Я это чувствую.
Разворот, плавно волосами взмах. Я знаю свои сильные стороны. Знаю, на что обычно смотрят мужики. Знаю, как привлечь. И, если до этого я думала только о том, чтоб неловкой доской отстоять два часа, то сейчас нихерааааа…
Чешуйки с платья бликуют и искрят. Тело, намазанное блесками, мягко посверкивает в лучах софитов. Я знаю, как я выгляжу. Игрушкой. Для взрослых. И пусть.
Резкий разворот, ловлю на себе взгляды сидящих за столиками и в випках людей.
Да!!! Вот так!!! Смотрите на меня!!! Смотрите!!!
Руками по телу, нырнуть под платье сжать грудь. Соски отдаются болью. Возбуждена, до предела просто. И пусть. Пусть! Облизнуть пальцы, мягко наклониться.
Рядом с моей стойкой все больше мужиков, они смотрят и кричат. И кидают деньги.
Дядя Миша, ты смотришь?
Смотри!
Смотри, тварь!!!
Мягкий наклон, липкие пальцы скользят по ноге, пытаются засунуть деньги, отбрасываю. Грожу пальчиком. Игриво, шаловливо. Облизываю губы.
Смотришь?
Смотри!!!
Для тебя!
Это все для тебя!!!
Бейонсе сменяет какая-то старая песня, тоже медляк, который вдруг взрывается бешеным битом.
Прекрасно!
Зацепиться за шест, провернуться, как в детстве, на турнике. Легко! Волосы развеваются, тело изгибается. Я чувствую себя невесомой, парю над всеми, уже не вижу взгляда из випки. Но чувствую. Очень хорошо чувствую его.
Он смотрит.
Он ждет.
Чего, дядя Миша?
Пока меня не стащит с шеста один из этих кричащих внизу мужиков, которых я все же отвлекла от шоу на главной сцене? Пока на меня не обратит внимание кто-то посерьезней тебя и не заплатит за приват? В который я сто процентов не пойду? Но ты-то этого не знаешь, дядя Миша. И не узнаешь никогда. Никогда.