Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария. Страница 41

То есть, проверил, чем я занималась. Навел справки.

Но мне от этого не легче. Вообще не легче.

И я ужасно боюсь того, что сейчас может случиться. Достаточно маленького толчка, крохотного движения, чтоб меня сорвало. Или его. Но я не хочу этого больше. Мы слишком часто вот так вот срывались. Прямо с первого раза. И ни к чему хорошему это, в итоге, не привело.

Поэтому я смотрю на него и говорю тихо и твердо:

— Пусти меня, дядь Миша. Я тебя не хочу уже.

У него даже взгляд меняется. Не верит. Не верит мне.

Правильно делает. Но я молчу. И смотрю. И жду.

Он отпускает.

Щелкают замки.

Я тут же спрыгиваю с его коленей в открытую дверь и бегу прочь. И отчего-то слезы глотаю.

Скот ты, дядя Миша.

Скот.

29. Ленка

Сеструля жжет.

Сначала в универ ко мне сходила, выяснила насчет хвостов. Пришла злая, как сволочь, наорала. Вернее, не наорала, а просто запретила выходить из дома. Типа, сиди, дура, делай курсовые, чтоб хвосты закрыть. И бабло оставила только на поесть. Сосиску с кашей в столовке.

Да блин, ну кто курсовые делает в начале года? Только моя ненормальная сестра и такие же преподы.

Потом еще два дня нудела про мое поведение. Это она в ответ на историю про кражу. Я сама рассказала, а то мало ли. Вдруг бы кто трепанул. Думала, отойдет немного, решит, что я на путь исправления встала, раз признаюсь. Ну конечно, нихера. Только еще больше обиделась. И выговаривала все время. А мне и так херово. И голова вот вообще не тем забита. Не тем.

Правда, я из себя строю правильную девочку, и не рассказываю сеструле, насколько я НЕ правильная. А еще не рассказываю, чья это черная машина уже вторые сутки периодически стоит во дворе. Черная, потому что кое-кто в рекордные сроки перекрасил лексус. И зря. Очень он интересно смотрелся с моим дизайном. А теперь, как все.

Я не реагирую. На учебу не хожу. Больная, типа. Полька не в курсе, само собой. Понимаю, что закапываю себя еще сильнее, но, блин, как я выйду? Он же меня сразу словит. И я вот вообще не уверена, что в этот раз смогу свалить неоттраханной.

Непонятно, как в прошлый раз удалось.

Может, обиделся сильно, когда сказала, что не хочу его? Мужики, они на такое обижаются. Но я не могла правду сказать. Это как… Ну, не знаю… Опуститься перед ним на колени. Никогда такого не будет. Никогда.

Полька занята все время. Работает. Сверхурочно. Поэтому не в курсе, что я целыми днями дома. Правда, это не мешает ей меня отчитывать и жестко иметь мозг хвостами и общим тупым отношением к жизни. Прямо до белого каления доводит, праведница.

И вот после всего этого, после таких правильных слов, разговоров о жизни, о том, что надо думать о будущем, а не о мальчиках, сеструля тупо сваливает на ночь.

Наверняка, к мужику. Скромняшка моя. Сообщение мне прислала. Предупредила, ага.

Я смотрю на смс, охереваю.

Да чего ж за жопа-то в моей жизни происходит?

Может, сглазил кто?

Кошусь на черную громаду джипа за окном. Не подхожу, но все равно видно. Со стороны водительского открыта дверь. Дядя Миша сидит, курит. Я легко могу представить, как он это делает. Представить, как его губы обхватывают фильтр сигареты, как поднимается от затяга грудь, как… Могу, но не представляю.

Звоню сестре. Но телефон выключен. Вот, значит, как. Ну ладно. Ладно.

Я ложусь спать.

А утром наблюдаю офигенно помятую и бледную личность сеструли. По ее телу можно прям изучать всю историю сегодняшней ночи. Судя, по всему, бессонной. Синяки, следы от пальцев. Засосы. Ничего себе, какой у нее мужик. Горячий. Почти, как дядя Миша. Его засосы до сих пор с шеи не сошли.

Полька говорить про своего парня отказывается, ругает меня, опять напоминает про курсовую. И уходит на работу. Я задумчиво провожаю ее взглядом. Потом поворачиваюсь к компьютеру. Опять к окну.

Ну вот какая может быть курсовая? Какая учеба?

Джип дяди Миши опять на стоянке. Прячусь. И думаю о том, что у него, похоже, дел вообще нет, раз тут столько времени проводит. И, самое главное, нахера? Ведь обиделся вроде?

Чего еще надо от меня?

Весь день я валяюсь. И даже, для разнообразия, делаю курсач.

А потом залезаю в интернет. О как! Ванек вспомнил про меня!

Спрашивает, где я так накосячила, что Ванька тоже с «Салавата» погнали. А это хорошее место было так-то. Вот и помогай после этого друзьям.

Я, матеря про себя дядю Мишу, похоже, запугавшего владельца «Салавата» до мокрых трусов, звоню и пытаюсь просить прощения. Но Ванек только вздыхает:

— Одни проблемы от тебя, Мелехова. Ты хоть в курсе, что по внешэкономике у тебя незачет?

— Чееерт…

— Ага. И сестра твоя в универ приходила перед этим как раз. Так что она пока конкретно про это не знает. Сюрприз ей будет.

— Охереть…

— Ага…

— Ваньк, а че делать?

— Ну, давай я тебе перекину задания. Хотя, нихера не поможет. Не успеешь до завтра.

— Не успею. А скатать?

— Я вручную писал. И Балык принимает только от руки написанные.

— Дай списать, Вань… — тяну я, понимая, что еще недели нотаций от Польки просто не вынесу.

И так косяк голимый по всем фронтам.

— Я на работе уже. Время-то видела?

— Блииин…

Ванек молчит, сопит. Думает.

— Ладно, давай в «Бешеную собаку», я тебе ключи от хаты дам. Заберешь, перепишешь, а завтра принесешь в универ.

— А чего опять в этой рыгаловке?

— Мелехова, заткнись, а? Где мне еще быть? С козырного места погнали, жрать надо. Не у всех богатые сестры на Носорога работают!

Я тут же затыкаюсь, собираюсь скоренько.

Выглядываю в окно. И удача, блин! Дядя Миша, похоже, вспомнил, что у него дела есть в городе! Машины его не наблюдаю, и это хорошо. Точно бы прицепился, и прощай, «Бешеная собака».

Я выбегаю, несусь по улице. Уже темнеет, в наших краях это вообще быстро. До «Собаки» идти два квартала, вполне нормально. Обернусь до полной темноты. И до возвращения Польки с работы.

Клубешник «Бешеная собака» полностью соответствует своему охерительному названию. Я здесь не бывала уже давненько и даже немного отвыкла от атмосферы. И запахов. И взглядов.

Торопливо расправляю платье, бегу к бару.

Но Ванек занят, весь в мыле. Кивает мне на барный стул, орет, перекрывая музыку:

— Посиди пока, я сейчас разгружусь и подойду. Только не лезь никуда.

Я сажусь на стул, оглядываюсь.

Н-да, атмосфера…

Я как-то забыла уже, каково здесь. Если с «Салаватом» сравнивать, то прям днище же.

И взгляды какие-то липкие, противные. Я поворачиваюсь к Ваньку, но он занят. Опять ловлю на себе мерзкие ощупывающие взгляды, злюсь. И решительно встаю. Дойду до туалета пока что. А то невыносимо же. В туалете смотрю на себя в зеркало, разглаживаю волосы. Красивая. Я — красивая. Вот еще это в жизни бы помогало. А то пока одни проблемы приносит.

И, когда меня на обратном пути выцепляет жесткая лапа какого-то стремного мужика и просто тащит за собой в чилаут, я думаю о том, что закон подлости существует. Ничего не хотела, пришла, блин, за домашним заданием! К однокурснику! И попала! Сглазили, точно сглазили!

Отбиться от грубого и страшного мужика не удается, я поворачиваюсь и вижу огромные испуганные глаза Ванька. Перевожу взгляд на того, кто меня тащит, и понимаю, что попала я, пожалуй, охренительно.

И, только когда меня швыряют на диван в открытом чилауте к еще двоим таким же страшным мужикам, понимаю, что не просто охренительно, а в квадрате. В кубе!

Я рвусь встать, ругаюсь, но меня не пускают. Просто кладут тяжеленную лапу на плечо, хрипят что-то, вообще непонятное. Вроде как и на русском разговор, а ничего не разобрать.

— Мужчины, я не хочу развлекаться, пустите, пожалуйста, — я делаю очередную попытку встать, но ничего не получается, меня просто держат. Силой.

— Не кипишуй, овца, оттянемся. Давай белого для кайфа, — хрипит один из мужиков и тянет через стол татуированную руку. Худую и страшную. Татухи знакомые. Потому что это не татухи. Это партаки тюремные. Как у дяди Миши. Вот только у этого дегенерата перстни какие-то, с квадратами поделенными пополам, и на всех пальцах. А у Миши несколько. С шахматной короной, крестами и лучами. И, если у него перстни смотрятся, хоть и пугающе, но брутально, то здесь просто мерзко. Гадостно. И сами мужики, несмотря на то, что одеты довольно дорого, выглядят грязными и отвратными. От них плохо пахнет. И взгляды ужасные. Я больше не пытаюсь встать, понимая, что никто не поможет. Официанты старательно смотрят в другую сторону, игнорируя мои умоляющие взгляды, Ванек, весь бледный, только губами шевелит. Проклинает меня, наверно.