Грани веков (СИ) - Иванов Павел Викторович. Страница 31

Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: — Идти сможешь?

— Попробую.

Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.

— Нефёд, Огурец! Помогите ему! — распорядился мужчина.

Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.

Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.

— Присядь, волхв, — указал на скамью хозяин. — А вы, ребята, ступайте. После позову.

— Голоден? — спросил он, обращаясь к Ярославу. — Откушай, окажи честь, чем Бог послал.

С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.

Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.

Ярослав пригубил из кружки — вроде пиво, только кисловатое.

— Благодарю.

— Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял… А с тобой и вовсе нехорошо получилось — я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.

— Кто вы? — проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?

Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.

— Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой — князь Шуйский. Слыхал про такого?

— Слыхал, — ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.

— Это хорошо! — ухмыльнулся князь. — И что же про меня сказывают?

Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.

Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.

Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха… Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми…

Ярослав поднял глаза на князя.

— Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.

Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки — пойдет.

— Про то я и сам знаю, — отмахнулся Шуйский. — Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?

Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой… Кто его знает, как он намерен с ним поступить?

— Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: — Быть тебе царем русским!

По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.

— Как же сбудется сие? — дрогнувшим голосом спросил Шуйский. — И скоро ли?

Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.

— Про то в деталях не ведаю, — он старался отвечать в тон. — Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. «Должно произойти», — подумал он про себя.

Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.

— Не много ж толку с таких пророчеств, — бросил он. — А Муха сказывал, ты многое знать должен!

Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым…

Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.

— Доверься мне, волхв! — зашептал он, наклонившись к Ярославу. — Если поможешь мне — большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня — пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу… Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый — сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет…

Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл — намек был вполне прозрачным.

— Чего же ты хочешь знать, князь? — спросил он вслух.

Шуйский облизнул губы.

— Всё! — выпалил он. — Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!

— Романовы, — начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.

Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет…

— Что? — Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.

— Ну, в общем, править они будут, — вздохнул Ярослав.

— Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, — проговорил Шуйский, помрачнев. — Когда же случится сие?

— Да не помню я! — рассердился Ярослав. — Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?

Шуйский нахмурился.

— Для того летописцы есть! — сказал он. — А ты — волхв, тебе сие ведомо должно быть.

— Да не волхв я!

Шуйский сощурился. — Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как…

Разговор прервал стук в дверь.

— Ну? — раздраженно крикнул Шуйский. — Чего надобно?

В приоткрытой щели показалась голова Микитки.

— Гости до тебя, князь, — встревоженно сказал он.

— Кто такие?

— Не ведаю. По виду — иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.

По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.

— Принесла нелегкая, — выругался он тихо. — Ладно! Зови!

— А ты, волхв, — бросил он косой взгляд на Ярослава, — посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! — распорядился он.

***

Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.

Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.

Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.

Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.

У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.

Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.

Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.

Симеон. Ей нужен Симеон!

Но начальник сыска куда-то исчез.

Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.

В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.

— Измена! — прохрипел он.

— Что стряслось? — царевич шагнул к нему.

— Дохтур, государь! Христофер!

— Что?

— Найден с перерезанным горлом!

Симеон отер пот со лба рукавом.

— Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.

— Измена… — прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.

Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.

— Что же делать, Семен? — спросила она.

Тот покачал головой. — Сейчас чего хочешь ожидать можно… Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека — пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?

Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.

— Мыслю, дело говоришь.

— Да послушайте! — не выдержала Ирина. — Царь ваш еще жив, не забыли?