Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 14

– Прорвемся, – сжала царевна плечо друга. – А заклинание потом ты попробуй переналожить, ладно? Я это слово… ну или похожее… от вамаясьских купцов в детстве на ярмарках часто слышала, вот и запомнилось.

– Ну вот, всегда так, – усмехнулся Агафон. – Это я должен вас утешать и воодушевлять, а не вы меня.

– У нас просто практики больше, – шкодно подмигнула ему Серафима, и маг невольно хохотнул.

Тем временем, несмотря на свои же слова о том, что его заведение – свинарник, и не переставая хулить себя, свою чаевню, деревню и весь Белый Свет скопом, непригодные для пребывания таких возвышенных персон, как его посетители, Чай Бу Хай поставил воду кипятиться и жестом фокусника расположил перед гостями россыпь коробочек.

– Сясьмин чай, хризаньтем чай, розя чай, лотусь чай, перисик чай, силива чай, импирь чай, земиляника чай, силива, розя и перисик… хризаньтем, сьсьмин, розя и сиповника… – затараторил он, при каждом слове с поклоном указывая на свой ассортимент. Принимая ошарашенное молчание гостей за недовольство, он закачал головой, убрал эти коробочки, выставил новые и продолжил, с каждым новым предложением волнуясь всё больше: – Маньго чай! Мятя чай! Золётой корень чай! Линьмон чай, женьшень чай, перисик, манго, сясьмин и розя чай!..

– Вот этот, этот и этот, – ткнула Сенька наугад, только чтобы он успокоился.

– Халёси выбора, насяльника, пиривасходная вкуса, утаньсённая, восхитительная, настоящая знатока! – завел он глаза под лоб точно в экстазе, расплылся в улыбке, как квашня на столе, и принялся засыпать содержимое коробочек в свои почти игрушечные чайнички.

Гости, чувствуя себя перед сидевшим на корточках Бу Хаем как школяры перед кафедрой учителя, решили последовать его примеру. Они опустились на коврики из соломы, помялись, повозились, складывая под собой ноги так и эдак [32] и, устроившись в конце концов по-тамамски, вежливо воззрились на трактирщика, не совсем понимая, что им делать теперь. Запрошенных еды и отдыха им не предоставляли, только обещали, но и то прибытие торжественной делегации старосты отчего-то задерживалось, и с каждой минутой идти на поиски удобств или просто ужина становилось всё более неловко – особенно при таком улыбчивом энтузиазме чайного мастера.

Словно забыв о гостях, он переливал воду из разных кувшинов из чашки в чашку, сливал ее, наливал снова, показывал чашки десятками, невзначай погружая ошалевших путников в такие дебри глинодобычи, обработки, обжига и глазурования, что иному забугорскому землезнатцу и гончару и не снились. Когда же медный чайник запыхтел, хозяин примолк, навострил уши и, услышав что-то доступное одному ему, воскликнул:

– Слысите? Чу… Сюма ветра в ивах… в тутовнике… в бамабуке… В сёсьнах! Вода сварилася!

И проворно сняв чайник с огня, принялся разливать сварившуюся воду по глиняным чайничкам. Пару минут спустя, когда чай напарился, вместо того, чтобы разлить его по чашкам и спокойно выпить, Бу Хай принялся распределять его по всему своему ассортименту чашечек, способному посрамить посудную лавку.

– Есили мы нальем этот чай в эту чаську… а она из гилины хёлёдного севера… аромата будет такая… – азартно совал он одну чашечку-наперсток под нос то Агафону, то лукоморцам.

– Ну, чай, – искоса переглянулись мужчины.

– А есили налить этот же чай в сяську из гилины, привезенной с юзьных склонов холма Пиредков… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Иная запаха совсема!

– Ну, чай…

– Есили в сяську из зёльтой гилины, сьто привозят из Таньваня… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Силовна другая сорта!

– Ну, снова чай…

– Сделайте умные лица и кивайте! Не позорьтесь перед державами! – прошипела им царевна, хоть сама чувствовала себя не дегустатором, а лопухом, обжуливаемым в уличную игру в три стаканчика. Только тут от нее требовалось угадать, где наилучший чай. После пятой попытки она начинала понимать, что найти яблоко у площадного мошенника со стаканами было гораздо проще.

– С казьдой заварькой зеленая чая становися темнее. Обратите винимание! Света бедра трехидневного оленёника при перивой, света хребита малидого фореля – при виторой, света глазя императорсикой лани – при тиретьей!

– А у нас наоборот, как правило, получается, – смущенно хмыкнул Иван.

– И вообще я не понял, – насупился Агафон. – Если уж нас жрать не кормят, так хоть чаю-то сегодня дадут?

Бу Хай испуганно расширил глаза, забыв про чай, и сделал попытку стукнуться лбом о столик: Иванушка еле успел подложить ладонь. Сенька же, решив, что если ужин не идет к путешественникам, то и не надо, потому что у них свой есть, запустила руку в мешок и, немного порывшись, выложила на стол чайному мастеру полголовки сыра, круг копченой колбасы, четыре помидора, маринованные грибы в горшочке, соленые огурчики – в другом, черный каравай, пирожки, сахар и бутылку лукоморского плодовоягодного. При виде изменившегося натюрморта его премудрие ожил, а Иван стал потирать ладони не только оттого, что лоб Чая оказался слишком твердым.

– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста, – улыбнулась царевна и выудила из-за голенища нож. Вамаясец умудрился попятиться, не сходя с корточек, но Сенька, благодушно ему подмигнув, взялась за нарезку продуктов.

Через минуту путешественники уплетали гостинцы Адалета. Немного покочевряжившись [33], к ним с азартом присоединился и хозяин. Под огурчики, колбасу и подначку гостей он выпил несколько чашечек обманчиво-сладкого вина, и дальше уже в состоянии отстраненного ошаления, граничащего с ужасом, наблюдал, как его недодегустированный эксклюзивный чай святотатцы слили в медный чайник, досыпали туда заварки из нескольких коробочек, подкипятили, подсахарили, разлили по блюдцам и принялись дуть литрами, причмокивая и заедая пирожками с повидлом.

Кто из путников первым заметил испуганный вид хозяина и кто сказал, что от такого испуга есть только одно средство, теперь уже не вспомнить, но из мешка на столик за первой последовала вторая бутылка лесогорского, потом третья… К появлению четвертой Бу Хай уже вовсю обнимался с новыми побратимами, пил чай с сахаром и пирожками вприкуску и тянул вслед за гостями: "Не слисни в сяду дазе сё-ро-хи".

– Эх, кабуча… – утер непрошенную слезу его премудрие, слово "слух" в отношении которого можно было использовать только для обозначение органа чувств. – Душевно выводит! Еще бы лукоморский ему подучить – и заслушаться можно было!

– Всё-таки гостеприимный народ, эти вамаясьцы, – одобрительно выдохнул царевич, откладывая последний пирожок, уже не помещавшийся в его организме.

– Душевный, ага, – согласилась его супруга, засовывая в рот отказника.

– И тяпнуть не дураки, – кивнул Агафон на пустые бутыли.

– Ну что, поели, можно и поговорить? – улыбнулась Серафима хозяину.

И тут в столик рядом с ее рукой впилась стрела. Вторая ударилась туда, где располагалась ее спина – и которой там больше не было. Миг – и пара метательных ножей находит цель. Еще секунда – и незримый воздушный кулак, проломив стену, отшвыривает всё живое и не очень в канаву. Мгновение – и выкрик: "Погодите, тут какое-то недоразумение, давайте с ними поговорим!" опускает руку царевны с третьим ножом и рассыпает готовое сорваться заклинание огня в черные искры.

– Какого Гаурдака кривоногого?!.. – рыкнула Сенька на супруга. – Они нас расстреливают без объявления войны, а ты…

И тут ей в голову пришла одна, но логичная мысль.

– Чаёк, – ласково глянула она на Бу Хая, скукожившегося под ее проникновенным [34] взором. – А не объяснишь ли ты нам, сердешный, откуда приперлись эти макизары?

– Патриа о муэрте, – смущенный донельзя, пробормотал вамаясец и опустил голову.

– А ну-ка, идите сюда… – под тихий речитатив заклинания Агафон принялся делать экспрессивные пассы, и из кювета, грязные, контуженные и сконфуженные, выплыло полтора десятка аборигенов в желтых повязках на головах и медленно подрейфовало в чаёвню.