Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 28

— Спишь?

— А? — он вскинулся спросонья, протёр глаза, увидал Славку и облегчённо вздохнул. — Чего случилось?

— Ты спать шибко хочешь? — вместо ответа взволнованный шёпот в темноте, где-то над ухом.

— Да нет, — Ярико с сожалением поглядел на подстеленное одеяло и смятую подушку, но тут же поднялся, одёрнул рубаху, подтянул пояс.

— Пойдём погуляем, — прошептала Славка. — Хочу ещё раз сходить к алтарю.

— Зачем?

Девушка лишь плечами пожала. Чувствовала, что нужно, — и всё на этом. Что-то звало её туда, неотступно манило, и ежели каким-то часом ранее она не могла понять, куда именно нужно идти, то теперь чётко знала, что сей ночью она должна быть у алтаря.

Они бесшумно выскользнули из дома, только дверь предательски скрипнула, когда они на цыпочках спускались со ступенек покосившегося крыльца. Ночь окутала их мягкими прохладными крыльями, ветер зашелестел в мокрой листве, откуда-то сверху посыпалась за шиворот холодная роса. Славка поёжилась, отыскала в темноте руку Ярико и слегка сжала.

— Ну, пойдём, что ли, — зевнул он и неспешно пошёл по направлению к Загорью. Пантеон богов и сам алтарь должны были быть где-то неподалёку от первой деревеньки.

Они шли долго, более часа. Мелкий дождь постепенно поутих, только с ветвей деревьев иногда сыпались лёгкие капли. Когда они добрались до тропинки, наверняка уж выходящей к алтарю, одёжа их уже была влажной. Тропинка сузилась до того, что двоим пройти по ней было нелегко, и Ярико, на всякий случай вытащив из-за пояса свой охотничий нож, пошёл первым. Славка улыбнулась:

— Да кто ж теперь-то по лесу ходить станет? Ночью, да в такое ненастье?

— А вот кто, — Ярико вдруг обернулся, указывая рукоятью ножа в сторону пантеона. Там, на плоском камне-алтаре, где когда-то, одну луну назад, должна была оказаться сама Славка, сидел человек. Не сговариваясь, Ярико и Славка осторожно подошли поближе и спрятались за разными деревьями, благо поляна была старой, а стволы — широкими. Девушка пригляделась. В полумраке практически ничего не было видно, но она смогла разобрать, что в руках у человека что-то светится слабым голубоватым светом. Она даже не задумывалась о том, кто бы это мог быть: ответ пришёл на ум сразу.

Ольгерд сидел на алтаре, сгорбившись и сцепив руки замком перед собою, и задумчиво вертел в пальцах клинок с выжженной на нём руной. Перед глазами всё ещё стоял тот самый день, когда он послушался Астру, согласившись принести девчонку в жертву богам. Интересно, знает ли она, кто они друг другу? Быть может, и знает, хотя, скорее всего, нет. Ольгерд провёл обеими ладонями по лицу, смахнул растрепавшиеся волосы со лба и уставился в темноту. Сей день, вернее, день грядущий, был днём её рождения — он это прекрасно помнил. И отчего-то ему казалось, что её душа должна его услышать, ведь, как известно, в день, когда покойный человек появился на свет, его душа ненадолго возвращается на землю, в Явь…

— Славка, — тихонько промолвил Ольгерд. Имя девчонки, чужое, незнакомое, и в то же время такое родное и близкое до горечи на устах, обожгло его. — Дай знак, ежели ты меня слышишь.

Славка и Ярико, замершие в своих укрытиях, переглянулись. Девушка потянулась к низкой ветви, и юноша едва заметно кивнул. Ветка хрустнула под её рукою; Ольгерд вздрогнул от неожиданности, огляделся, но никого не увидел.

— Не знаю, сможешь ли ты меня простить, потому что я виновен, кругом виновен перед тобою, — продолжал он, опустив голову. — Между нами осталось столько всего недосказанного… Да, я не принял тебя и жестоко за это наказан. Я не могу сам себе простить того, что так обошёлся с тобою, когда судьба позволила нам свидеться…

Славка коснулась ладонью груди. Сквозь платье шрам от ожога не чувствовался, да и без того он уже почти затянулся.

— Ты была сильной девочкой, я стал причиной твоей гибели, но я горд, что ты выросла такою, — вздохнул Ольгерд, повертев в руках клинок. — Ежели бы ты только была жива… Я бы всё вернул… Постарался бы вернуть…

Славка уже вытирала слёзы, зажимая себе рот ладонью, чтобы в звенящей тишине всхлипы не были слышны. Ярико видел, как её худенькие плечи вздрагивали от рыданий. Прислонившись спиною к тёплому стволу берёзы, она смотрела прямо перед собою невидящим взглядом, и в тусклом свете луны видно было, как на щеках её светятся мокрые дорожки.

— Чего ж ты молчишь-то, доченька, — Ольгерд поднял голову, огляделся, хотя и знал, что, скорее всего, ничего не увидит. — Хоть бы отмолвила что…

— Я здесь…

Ярико не успел опомниться, как Славка выбралась из укрытия и, осторожно обходя островки колючек и крапивы, вышла на дорожку, ведущую к алтарю. Серебро тонкого месяца осветило её всю, и она казалась в этом тусклом свете ещё тоньше, легче. Ольгерд вскочил и сделал шаг к ней навстречу. На лице его, загорелом, обыкновенно суровом, вдруг изобразилось изумление и даже какой-то страх.

— Я здесь, княже, — повторила девушка, в свою очередь, тоже делая шаг к нему. — Я жива.

— Да какой я тебе… княже… — выдохнул он и, бросившись к ней, схватил её за плечи, вгляделся в её худенькое, заплаканное лицо. — Славка… доченька…

Ольгерд рывком прижал Славку к себе, боясь, что, ежели он её отпустит, то она исчезнет, и всё произошедшее окажется всего лишь сном. Девушка едва доставала ему до плеча. Её тонкие руки сомкнулись на его поясе, и она тоже прижалась к нему, ласково, доверчиво. Ольгерд прикрыл глаза. Дыхание сбилось, сердце стучало так, словно норовило вырваться из груди. Щекой Славка чувствовала его биение и никак не могла успокоиться, всхлипывала, что-то шептала, словно в забытьи.

Ярико, поняв, что опасности теперь нет ни для него, ни для его спутницы, вышел из-за дерева и остановился в нерешительности подле князя и его дочери. Славка, в очередной раз всхлипнув, оборотилась к нему, смущённая улыбка тронула уста её.

— Это Ярико меня тогда спас, — она подняла глаза, взглянув на Ольгерда. Тот рассеянно кивнул, глядя куда-то в сторону.

— Мои люди забрали у тебя клинок, — промолвил он. — Вот, держи. Я знаю, что руны хранят того, у кого они есть. К лешему их… не нужно мне ничего… Скажи, матушка-то жива?

Славка кивнула, бережно приняв вещицу из рук отца. Тот удовлетворённо улыбнулся краем губ и провёл крепкой, суровой рукою по тёмным волосам дочери. Ярико не знал, что ему делать: то ли оставить их, то ли подождать Славку и уйти с нею. Но, не успел он подумать о том, что девушка, вероятно, захочет остаться с отцом, как вдруг с краю поляны полыхнуло тёмно-фиолетовым, потянуло холодом, и из темноты вышла Астра в неизменном чёрном плаще до земли.

— Какая встреча, — протянула она, прищурив глаза. — Вы себе сами-то хоть верите? Ольгерд! Ты же мне поклялся!

Она щёлкнула пальцами, вытянув вперёд руку, и князь вдруг согнулся пополам от боли, рухнул на колени, сжимая одной рукой другую — как раз ту, которой принёс клятву. Всю её, от плеча и до самых кончиков пальцев, пронзило резкой нежданной болью. Славка испуганно вскрикнула, Ярико тут же взял её за плечи, успокаивая. Астра наконец убрала руку, и Ольгерд поднялся, тяжело дыша.

— А ты? — рыжая ведьма оборотилась к Ярико, всё ещё державшему за плечи Славку, и протянула руку к нему. — Неужто ты и впрямь думал, что сумеешь обмануть меня, всего лишь скрыв лицо?

Порывом ветра его отшвырнуло от Славки. Он упал на спину, ударившись затылком о какой-то выступивший из-под земли корень, а когда попытался подняться, то чёрный дым, вырвавшийся из широкого рукава Астры, молнией метнулся к нему, скрутил руки за спиною, завязался немыслимым узлом и превратился в чёрную, будто обуглившуюся, верёвку.

— Ярико!

Славка выронила клинок, забыв обо всём, бросилась к юноше, но не успела: следующий сполох тьмы связал её. Пока Астра не заметила, Ольгерд подхватил клинок и сунул его в рукав.

— Отпусти их! Отпусти сей же час!

— Развязать верёвку могу только я: ежели это попытается сделать кто-то иной, смерть не заставит себя долго ждать. Так что сначала ты вспомнишь о своей клятве, а после я уж подумаю, — промолвила Астра и ещё раз щёлкнула пальцами. На мгновение всю поляну накрыло плотной темнотой, а когда Ольгерд вновь открыл глаза, ни Славки, ни Ярико подле него не было. Только Астра, всё так же не говоря ни слова и скрестив руки на груди, стояла совсем близко от него, так, что он чувствовал её привычный запах и холод, исходящий от её рук.