Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 4

А потом вдруг он почувствовал невероятную лёгкость, хоть всё тело и болело: тяжёлая туша медведя откатилась в сторону, и снова перед затуманенным взором мелькнуло небо, переплетение ветвей, густая зелень. Над ним склонилась девчонка с двумя растрёпанными косичками. Перед глазами всё плыло и темнело. Девчонка что-то сказала, но Ярико не услышал её и провалился в пустоту.

Славка оставила свой лук на ветке дерева, поклонилась ему в пояс:

— Спасибо тебе, дружочек, выручил! — и снова обернулась к молодому охотнику.

Тот лежал неподвижно, раскинув руки. Голова его безжизненно завалилась набок. Рубаха, некогда чистая, расшитая алыми оберегами, была окровавлена и изодрана и вовсе превратилась в тряпку. Славка опустилась на колени подле раненого юноши, взяла его перепачканную руку в свою, поискала маленькую тоненькую жилку с обратной стороны запястья. Билась, дрожала… Значит, жив покуда. Славка осторожно перевернула его так, чтобы причинять меньше боли, подхватила под руки и попыталась приподнять. Он был не особенно тяжёлым: пуда четыре, ежели не менее. Пальцы Славки тут же испачкались в крови и в земле, но она не обратила на это внимания. Благо, поблизости оказалась… И хорошо ещё, что живёт не так уж и далёко. Главное — до избы дотащить, а там и матушка поможет, подскажет, что делать.

Однако к середине пути девушка поняла, что уже валится с ног от усталости. Шутка ли — добрых полдня по лесу проходила, а толком ничего и не добыла, даже корзинку с ягодами, и ту у ручейка оставила, воротиться бы за нею надобно, да уж не теперь. Славка остановилась передохнуть, осторожно, чтобы не причинить раненому охотнику боли, опустила его наземь, откинула со лба растрепавшиеся волосы и, оперевшись руками о колени, отдышалась. Хоть и не шибко тяжёл он, а всё ж на себе таскать его долго не получится.

Славка опустилась на колени подле юноши, рукавом попыталась стереть кровь с его лица. Тёмные дорожки кое-где засохли и не стирались, а на левой стороне лица виднелся длинный неровный шрам, всё ещё кровоточивший и разрывавший щёку от губ до виска. Когда Славка дотронулась до него, юноша глухо застонал, не открывая глаз, и девушка, испугавшись, погладила его по волосам, убрала с лица прилипшие пряди.

— Тихо, тихо, — прошептала она, будто заклинание. — Потерпи, уж скоро дойдём…

Она поняла: медлить нельзя. Он потерял много крови и, ежели в скором времени не придёт в себя, то может и… Славка даже подумать о смерти побоялась. Поднялась, отряхнула колени и снова подхватила молодого охотника. Он показался ей тяжелее, чем был ранее. Но бросать его было нельзя.

Когда между деревьев показался невысокий частокол, огораживавший двор от посторонних глаз, Славка и не поверила своей радости. Всякий раз, останавливаясь, она проверяла, жив ли парень, дышит ли, и, когда она наконец добралась до дома, можно было уж почти не тревожиться.

— Мама!

Славка беспомощно оглянулась. Матери на дворе не было, но она выбежала из избы на зов, даже платком голову не успела покрыть, и длинные чёрные волосы разметались по плечам. Славка с некоторой завистью поглядела на неё: красивой была Весна Любимовна, это всем было ведомо. А дочка её, маленькая, неказистая да такая тихая, что не заметишь лишний раз, будто в насмешку была ей послана судьбою.

Ведунья подошла к дочери, увидев, что не одна она, охнула, всплеснула руками. Во взгляде её глубоких тёмных глаз мелькнула тревога.

— Славка! Хвала богам, ты цела! Кто это? Что с ним?

Девушка виновато взглянула на мать из-под светлых ресничек, но та и не думала осуждать её. Наоборот, она с волнением глядела на молодого охотника и ждала ответа дочери.

— В лесу его отыскала, — ответила Славка. — Охотился, верно. С лесным хозяином не справился.

— Ох, и осерчал на него Велес-батюшка знатно, — вздохнула Весна Любимовна, откинув густую копну тёмных волос на спину. — Ну да ладно. И не таких выхаживали, не таких на ноги ставили.

Она помогла дочери перетащить раненого в избу и ушла к колодцу за водой, сперва распорядившись, чтобы Славка осмотрела юношу.

Когда дверь за нею закрылась, Славка, осторожно приподняв его за плечи, стащила грязную, в клочья изорванную рубаху. Некогда она была чистой, белой, вот даже вышитые узоры-обереги виднеются из-под пятен. Что ж, постирать да зашить — невелика забота… Куда большее опасение вызывали раны его, рваные, глубокие порезы, проходящие по груди, шее, спине, более всего оказалось их на руках: вероятно, он, пытаясь сберечь от ударов когтистой лапы лицо, выставил вперёд руки. Кровь почти остановилась, но в некоторых местах, где царапины были особенно глубокие, она всё ещё выходила. Юноша был бледен, дышал с трудом, и Славка уже готова была бежать за матерью, но дверь отворилась, и Весна Любимовна вернулась с ведром воды в одной руке и льняной тканиной в другой. Нескольких длинных и широких лоскутьев должно было хватить на перевязки.

3. Феникс

— Ступай принеси настой калины и листья подорожника, — велела мать. — Останавливать кровь надобно, нешто сама не додумалась?

Возражать было не к чему: права мать. Славка отложила в сторону тряпку, оставшуюся от рубахи, и выбежала. Пока она искала снадобья, Весна Любимовна, опустившись на пол подле молодого охотника, разорвала ткань надвое, смочила одну часть в прохладной воде колодезной и начала промывать раны. Парень не приходил в сознание, иногда, когда ведунья задевала особенно тяжкие повреждения, тихий стон срывался с уст его, и ничего более.

Славка выскользнула из горницы и побежала в кладовую. Мать хранила все свои снадобья и отвары целебные там: местечко тёмное да прохладное, лучшего и не сыскать. Под самым потолком — связки засушенных трав и кореньев, на полочках — глиняные горшки, деревянные ступки, маленькие бадейки. В кладовой всегда терпко пахло сухой травой, кислыми ягодами, влажным деревом. Настой калины хранился в тёмном местечке на высокой полке, и Славке пришлось изрядно попрыгать, чтобы достать его. Листья же подорожника отыскались в связке, на самом видном месте.

Когда Славка воротилась в горницу, Весна Любимовна велела сдвинуть вместе две широкие лавки, подстелить меховое покрывало и переложить юношу туда. Перевязки они делали вместе: при виде тёмных, глубоких ран и порезов у Славки руки тряслись так, что мягкая льняная ткань то и дело выскальзывала, и мать, наконец, не выдержала.

— Славка! Ты мне тут ещё в обморок упади! Ну-ка давай я…

Сильные, умелые руки матери быстро накладывали повязку за повязкой, и девушке оставалось только придерживать края, подавать растёртые листья подорожника или смачивать ткань в калиновом настое. Когда они управились со всем, уже и стемнело, мягкий летний вечер заглядывал в окошки, дышал тёплой тишиной. Весна Любимовна поднялась с лавки и снова оглядела юношу. Тот, казалось, заснул: дышал тяжело, но мерно, перевязанная грудь приподнималась при каждом вдохе.

— Побудь с ним, — сказала Весна Любимовна дочери. — Ежели что, зови. И когда решишь, что умаялась, ступай спать, не сиди долго.

С этими словами она тихонько вышла и притворила дверь. Славка опустилась на пол подле сдвинутых лавок, прижалась спиной к тёплой деревянной стене. Немного подумав, отвязала от пояса небольшую связку засушенных цветов девятисила и сунула букетик под подушку: быть может, хоть немного сил придаст, ей-то самой завсегда помогает. При дрожащем, золотистом свете небольшой свечи она смогла, наконец, получше рассмотреть незнакомца.

Он был совсем молод, немногим старше её самой, солнцеворотов осьмнадцати от покрова. Светло-русые волосы, едва касавшиеся плеч, совсем растрепались, тонкий кожаный обруч, перехватывавший их на челе, сполз набок. Чуть грубоватые, но приятные черты загорелого лица были сильно испорчены шрамами. Когда заживут — всё равно останутся белые полосы, подумала Славка с жалостью. Рука юноши вдруг беспокойно скользнула по покрывалу, словно искала что-то. Славка помнила, что, кроме засапожного ножа, у него ничего с собою не было, что же он искал? И, немного помедлив, она вложила в его ладонь свою. Он в забытьи слегка сжал её тоненькие пальцы. Ладонь его была шершавой и тёплой.