Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 6

4. Огонь

Поутру Весна Любимовна зашла в горницу проведать раненого и, ежели он проснулся, сменить повязки ему и обнаружила, что дочка уснула прямо тут же, на полу, склонив голову на лавку. Верно, ночью опять куда-то бегала: вот, босая, растрёпанная, платье испачкано понизу… И в кого только такая выросла? Никого такого в роду их нет, разве что отец её, которого все за глаза так и называли всю жизнь — дедушка Любим, но, конечно, кто ж его ведает, каким он был по молодости… Быть может, вовсе и не таким, как сейчас Славка.

Наказание богов, а не Славка! Неслучайно Весна Любимовна ей имя красивое да ладное придумала — Славомира, — чтоб росла девчонка смелой, сильной, да ещё не худо бы и красавицей, но ожидания матери обманулись. Славка, не Славомира. Маленькая, невзрачная, неприметная, ничего в ней нет, чему бы глаз радовался. А смелости да храбрости — так тех и вовсе в помине не бывало. Крови боится, собак больших шугается, люд деревенский хоть и привечает с улыбкою, а всё ж тоже трусит пред ними, будь то хоть отец-старейшина, хоть маленький сынишка пряхи Росинки. Детей не любит, серчает на них… А что, впрочем, они и сами виноваты, нечего ведьмой дразниться. Ведь Славка-то и сама, почитай, ещё совсем ребёнок, отпору дать не может, вот разве что прутом огреть да колдовством припугнуть…

Нет, верно, подменили боги её Славомиру на эту неказистую трусишку-Славку. Отец, как проведал, что дочь у него родилась, а не сын-наследник, так сразу и покинул супругу, исчез, в воздухе растворился будто, и ни вестей от него, ни словечка. А во всём только эта девчонка виновна, ну да что с неё взять! А та спала безмятежно, русые волосы разметались по покрывалу, а маленькая ладошка лежала подле руки охотника. Юноша, верно, провёл ночь спокойно: он выглядел уж не таким бледным, как давеча, и черты лица стали словно бы мягче, ровнее.

Весна Любимовна подошла к дочери и тронула её за плечо. Славка вздрогнула, точно вспугнутая птица, вскочила.

— Мне в деревню уйти надобно, — промолвила Весна Любимовна, чуть наклонившись к дочери и понизив голос до шёпота. — Обещалась я проведать Светозарку, Росинки сынишку. Как гость-то наш, не оправился?

— Покойно спал, — таким же встревоженным шёпотом ответила Славка. — Говорил со мною давеча, как глаза открыл. Ярико его звать.

— Ярико… — задумчиво повторила Весна Любимовна. — Доброе имя, ладное. Как проснётся, повязки смени да умыться подсоби ему. Я чай, сама-то справишься?

Насмешка послышалась в тихом голосе ведуньи, и Славка вспыхнула, заалели щёки. Вот ещё, она-то не справится… Удовлетворённо кивнув, Весна Любимовна вышла из горницы и тихонько притворила дверь. Славка поправила покрывало, случайно задела перевязанную руку юноши, и тот, вздохнув, проснулся, открыл глаза, взглянул на молодую хозяйку дома вполне ясным взором, не затуманенным.

— Славка, — улыбнулся он, точно припоминая её имя. Девушка почувствовала, что ответная улыбка уста тронула, и тоже кивнула.

— Что, тебе лучше?

— Всё ладно, — ответил Ярико и приподнялся, опираясь на локоть. — Ты за меня не тревожься. У меня всё скоро заживает.

Славка принесла ещё чистых рушников и колодезной воды, сняла старые повязки с ран юноши и только подивилась тому, как те быстро затянулись. Всего только одна ночь прошла, а на коже вместо страшных, глубоких порезов остались только рубцы и шрамы. Только на лице длинная царапина ещё не заросла — видать, слишком глубокая, да пальцы переломанные на правой руке распухли и не шевелились. Перевязывать было почти нечего, но всё-таки самую широкую рану, что на груди была, Славка осторожно промыла и перетянула чистым рушником. Ярико невольно морщился от её бережных прикосновений.

— Сам умоешься али помочь? — спросила девушка и тут же почувствовала, что краснеет от смущения. Никогда ранее ни за кем так ухаживать не приходилось, ох, Велес-батюшка, сохрани…

— Давай сюда, сам, — буркнул Ярико, забрал у неё глиняную плошку, поставил себе на колени и, зачерпнув здоровой рукой пригоршню воды, бросил себе на лицо. Капли стекли на подбородок, на рубаху, Славка протянула ему рушник — вытереть их, но он не взял ткань из рук её, и тогда девушка осторожно, робко сама обтёрла лицо его, и он задержал её ладонь, взяв за хрупкое запястье, точно боясь сломать, и прижал к щеке. У Славки сердце рванулось, на мгновение замерло и вновь застучало с той же силой. Ярико выпустил её руку. Девушка подглядела недоумённо на свои ладони: они были необычно теплы.

— Отчего столь быстро зажило всё? — спросила она испуганным шёпотом. — Не бывает так!..

— Бывает, девочка, — так же тихо ответил Ярико. — У меня всё бывает.

И с этими словами он протянул здоровую левую руку.

— Сними повязку-то.

Славка, не возражая, торопливо развернула сложенный вчетверо отрез рушника. Широкая, крепкая ладонь Ярико напряглась, на запястье чётко обозначились тёмные вены, Славке даже почудилось, что светлый золотистый пушок на руке его приподнялся. А потом вдруг на ладони юноши вспыхнуло пламя. Сперва слабое, едва заметное, а потом оно разгорелось, будто свеча, в считанные секунды. Славка испуганно вскрикнула, прижала руки к губам, посмотрела в изумлении на Ярико широко распахнутыми глазами. Тот чуть приподнял один уголок губ: из-за раны на щеке улыбаться было больно.

— Страх-то какой! Что это? — прошептала Славка, отодвинувшись и не смея ещё раз взглянуть на ровное золотистое пламя. А Ярико сжал ладонь в кулак, и огонь погас, будто свернулся маленьким колечком.

— А ты не бойся, — юноша потянулся к девушке, отстранил её руки от её лица. — Это дар мой. Перуна-батюшки благословение.

Славка притихла, поднялась с лавки. Лицо её было бледно, руки едва заметно подрагивали. У неё всегда дрожали руки, едва она начинала тревожиться, и она ненавидела это в себе…

— А у меня дар есть? — неосторожный вопрос сорвался с уст, и девушка, ойкнув, прикрыл рот ладонью. Ах, пошто только спросила… Вот сей же час посмеётся над нею да пошутит… Однако Ярико всё так же оставался серьёзен.

— Отчего ж не бывать? Есть, верно. Поди сюда.

Славка помотала головой, отчего косичка смешно прыгнула с плеча на спину и зацепилась за рябиновую низку, и даже отступила чуть назад. Ярико засмеялся и тут же, словно вспомнив о боли, коснулся ладонью раненой щеки, успокаивая растянувшуюся царапину.

— Да не бойся ты, — негромко отмолвил он. — Подойди. Огонь мой тебе дурного не сделает.

— Не сделает? — шёпотом переспросила всё ещё бледная Славка. Ярико усмехнулся краем губ: смешная девчонка! Ведунья лесная, живёт, почитай, одна посередь леса, разве что вот с матерью да сестрёнкой меньшой, а людей — надо ж так — боится. Но Славка опасливо села на край постеленного шерстяного покрывала, спустя некоторое время подвинулась ближе. И тогда Ярико накрыл своею ладонью её две маленькие протянутые ладошки.

— А ты мне правду скажешь?

— А на что мне тебе лгать? — искренне удивился юноша. — Ты мне, почитай, жизнь спасла.

Славка кивнула. Несколько долгих минут они сидели молча, и ладонь Ярико лежала на сложенных лодочкой ладошках Славки. Ничего не происходило.

— Не вижу покамест твоего дара, — тихо произнёс наконец Ярико. — Когда надобно будет, он сам откроется. Я, вишь ты, тоже не ведал о нём, пока не понадобилось…

Девушка смотрела на него изумлённо, вопросительно, широко распахнутыми светлыми глазами. Маленькие светло-русые реснички чуть подрагивали, отбрасывали короткие тени на бледные щёки. И руки, сцепленные замком на коленях, не могли лежать спокойно: то край пояска теребили, но пальцы перебирали. Губы Славки были чуть приоткрыты, словно она была удивлена чем. Хотя, впрочем, так-то оно и было. И Ярико вдруг поймал себя на том, что сам не заметил, как залюбовался большими серо-зелёными глазами, аккуратным носиком, малость длинноватым для такого тонкого лица, и ещё маленькими тонкими губами, сухими, с короткими трещинками на них. Очевидно, почувствовав на себе пристальный взор чужих глаз, Славка смутилась, щёки её покраснели. Как все темноволосые люди, она легко краснела. И Ярико залюбовался этим нежным румянцем, неожиданно вспыхнувшим на её не тронутых загаром щеках.