Три невесты Черного ворона (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 19

— Возможно, Веда так не подумала бы.

— Разве не важнее, что подумал я? Послушай, Лилла, ты же умная девочка и должна понимать, что я не могу оказывать явное предпочтение ни одной из вас. Вы и так будете ссориться, и мне не следует это усугублять.

— Я понимаю…

Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, и все внутри у меня дрожало. Но его слова были как укол тонкой, острой иглой.

Девочка…

Ворон видел нас насквозь не потому… не только потому, что был магом. Он так долго жил на свете. Больше тысячи лет. И будет жить, когда никого из нас не останется в живых. Кто бы из нас ни стал его женой, по любви или нет, но для него она будет всего лишь одной из многих. Не первая — и не последняя.

Я встряхнула головой, пытаясь отогнать эту мысль. Выбившаяся из прически прядь волос упала на лицо, и Ворон отвел ее, на мгновение задержав пальцы на моей щеке.

— Почему вы… не во дворце? — я чувствовала себя совершенно беспомощной.

— Сегодня там обойдутся без меня. Ты еще не поднималась на башню? Не хочешь посмотреть на горы? В ясную погоду можно увидеть даже Фианту.

— Жаль, что я не могу летать, как вы. Не надо было бы подниматься по лестнице.

Это была шутка, но Ворону, похоже, она пришлась не по вкусу: тень улыбки исчезла, губы стали жесткими, взгляд холодным.

— Я многое бы отдал, Лилла, чтобы не уметь летать. Не превращаться в ворона. Не быть бессмертным. Но… не стоит об этом. Пойдем.

Он шел впереди, не оборачиваясь, я за ним. Один коридор, второй, потом мы поднялись на галерею, и Ворон открыл узкую кованую дверь, за которой оказалась винтовая лестница.

— Иди первой. Если вдруг споткнешься, я тебя поймаю. Только подол придерживай.

Лестница была крутой и темной, лишь немного света проникало сквозь крохотные окошки. Сначала я считала обороты, но скоро сбилась. Снизу башня не казалась очень уж высокой, но, видимо, я ошиблась. Ноги уже налились каменной тяжестью, когда наконец мы вышли на площадку, которая опоясывала башню кольцом.

— Какая красота, — восхищенно выдохнула я, держась за перила ограждения.

Да, из моих окон на втором этаже вид на горы был чарующим, но здесь… От великолепия и величия этой картины захватывало дух. Играя на снежных шапках самых высоких вершин, солнце слепило глаза, и я прикрыла их ладонью, вглядываясь вдаль. Мы медленно обошли площадку по кругу.

— Вон там Фианта, — Ворон показал на юг, туда, где едва виднелась скрытая белесой дымкой долина. — Еще южнее Илара, за ней Скарпис, а дальше — Полуденные земли. Ты была где-нибудь, кроме Тандора?

— Только в Ликуре один раз. Моя мать оттуда родом. Мы ездили на похороны бабушки. А в какой стороне ваша родина?

Он долго молчал, и взгляд его словно был направлен внутрь себя. Потом усмехнулся горько и развернул меня к востоку.

— Видишь вон там далеко гору с плоской вершиной? За ней долина, где я родился. Очень, очень давно…

24

Прошел месяц.

Осень в Тандоре, как обычно, наступила быстро. Солнце еще поднималось высоко, и в полуденные часы было жарко, но стоило налететь северному ветру с дождем, и летние платья, пересыпанные сухими лепестками цветов, отправились в сундуки. Всего несколько холодных дней — и на деревьях уже не осталось ни одного зеленого листочка, только хвойники темнели по склонам и в роще, ставшей сказочно красивой.

Мне нравилось гулять там одной, но часто я встречала влюбленные пары, в основном слуг. И каждый раз становилось не по себе. Потому что я мешала им. А еще потому, что была одна.

Когда я поняла, что влюблена в Ворона? Вряд ли мне удалось бы ответить точно. Но то волнение, которое я впервые почувствовала еще во время отбора, встретившись с ним глазами, — оно было как семена, наконец давшие всходы. Я думала о нем все чаще и чаще, каждый день ждала его возвращения из города, а если вдруг он оставался во дворце, вечер казался безнадежно испорченным — пустым и тоскливым. И тогда танцы, разговоры, навязчивое внимание Керта за столом только раздражали. Хотелось поскорее вернуться в свою спальню, остаться одной и смотреть на горы, втайне надеясь, что увижу в темном небе черный силуэт. Хотелось вспоминать его слова, взгляды. Мечтать о нем…

Да, страх ушел сразу, как только я его увидела. Ну… или почти сразу. Следом — гнев за то, что он насильно вырвал из родного дома, разлучил с родными. Пожалуй, в первый же вечер, когда он увел меня из трапезной. Потом был разговор в саду, гроза. Кисть эрты на подоконнике — я так и не узнала, кто оставил ее там. Ворон? Или пробравшийся тайком в комнату Керт? Моя внезапная вспышка ревности, когда я увидела Ворона вдвоем с Ведой… И все же поворотным моментом стали его слова: «Я многое бы отдал, Лилла, чтобы не уметь летать. Не превращаться в ворона. Не быть бессмертным». И тот обращенный в себя взгляд, когда я спросила, где его родные края.

Почему-то раньше мне не приходило в голову, что не по своей воле он стал таким, какой есть. Возможно, это было заклятье, колдовство. Настолько сильное, что он — маг! — не мог его преодолеть. Мне хотелось узнать о нем больше. О том, что с ним произошло. Конечно, я ничем не могла помочь, но, может, хотя бы немного разделить его беду?

Увы, за эти недели мне не представилось возможности поговорить с ним, о чем-то спросить. Мы ни разу больше не оставались наедине — с тех пор как смотрели с башни на горы. Даже когда в конце вечера он приглашал меня танцевать сфорту и потом провожал до комнат, кто-то — как назло! — оказывался рядом. Втроем или вчетвером с другими девушками мы оказывались часто — в саду или где-то в замке. И тогда Ворон действительно не выделял никого из нас. Проводил ли он время вдвоем с Ведой или Кьярой, я не знала. Они не говорили, а я не спрашивала.

То, что дружбы у нас не выйдет, стало ясно в первые же дни. Правда, с Ведой мы сделали еще несколько попыток сблизиться, но ничего не получилось. Не было между нами того взаимного расположения или притяжения, без которых невозможно стать друзьями. Что послужило тому причиной — ее сдержанность, закрытость, холодность? Или, может быть… ревность?

Мне пришлось признать, что утро, когда я увидела их с Вороном вдвоем в беседке, разорвало тоненькую ниточку, которая только-только начала завязываться между мной и Ведой. Да, наверно, это было глупо. Ведь он не принадлежал мне, и у меня не было никаких оснований думать, что Веда интересна ему больше. Но я ничего не могла с собой поделать. Кьяра не казалась мне опасной соперницей. Трудно было поверить, что Ворон — с его-то проницательностью и мудростью прожитых лет! — заинтересуется такой пустой и вздорной девушкой. Хотя… может, я недооценивала ее?

Я все время задавала себе вопрос: выбрал ли Ворон кого-то из нас заранее или выбирает только сейчас? Эта неопределенность давила и выматывала. Будь я равнодушна к нему, она не мучила бы так сильно. Ведь он сам сказал: женится на той, которая полюбит его. На самом деле это означало обратное: его женой не станет та, которая не полюбит.

Но вот я влюблена в него и, вероятно, готова полюбить по-настоящему. И какое это имеет значение, если окажется, что ему нужна другая? И что та, другая, тоже любит его?

Второй день бушевала буря. Ветер выл в ущельях, как стаи голодных волков, лил дождь, за окном уже с самого утра было так темно, как будто сразу наступил вечер. Ворон не вернулся из города вчера, и сегодня его тоже никто не ждал. Трудно сказать, кого из нас троих это огорчало сильнее. А Кьяру еще и злило.

Разумеется, до нее доходили слухи, что в глазах обитателей замка она меньше всех подходит правителю в качестве жены. Но хотя бы за столом по вечерам Кьяра могла чувствовать себя самой важной особой. Однако в отсутствие Ворона она оставалась без пары и начинала вешаться на Керта, что наверняка не прибавляло ей симпатий окружающих.

Пока собравшиеся в трапезной ожидали приглашения к столу, я подошла к окну. Ветер почти стих, дождь едва моросил, но я понимала, что Ворон все равно не вернется. А ведь осень еще только начиналась, и впереди были долгие недели ненастья, когда дождь мог лить по несколько дней подряд. От этой мысли стало совсем тоскливо.