Лес за стеной (СИ) - Жнец Анна. Страница 15
«Ненавижу!»
— Стой, иначе буду стрелять!
«А ведь у них есть оружие. У Альба точно есть».
И дубинки, которые пускают в ход ещё чаще.
Оступившись на груде битого кирпича, я плюхнулась на задницу и ободрала ладони. Обернулась, и меня ослепил свет фонарика. Мужчина — тёмный силуэт — взобрался по разбитым ступенькам портика и остановился рядом с колонной. Во второй руке он держал пистолет. Сердце замерло. И тут события начали стремительно развиваться. Я всё ещё сидела на горе кирпичей и сперва услышала треск, словно поблизости искрил оголённый электрический провод. Запахло как после грозы. На краю зрения ярко сверкнуло. Неизвестно откуда взявшийся синий шар ударил в основание колонны, и та рухнула, увлекая за собой другие, держащие фронтон. Грянул выстрел. Пуля срикошетила в сантиметре от моего бёдра, осыпав колени каменным крошевом. С жутким грохотом портик сложился, похоронив под собой нашего преследователя. Когда пыль улеглась, я увидела ноги, торчащие из-под развалин фронтона.
В метре от меня на каменном возвышении стояла Раххан и в изумлении смотрела на синие молнии между своими ладонями.
— Это… ты? Ты… это сделала?
Сестра подняла голову.
— Не знаю, как это получилось. Я просто… испугалась, — и она снова потрясённо уставилась на свои руки.
«Цветок, — подумала я. — Орхидея в коробке».
«Я чувствую себя иначе», — сказала тогда Раххан.
Чувствую себя иначе.
Глава 14
«Мы убили человека. Убили человека. Но он в меня стрелял! И этот шар…»
Эсса высматривала нас, прячась за развалинами кирпичного здания. Рефлексировать не было времени. Мы вернулись к стене. К тому, с чего начали, — закрытым воротам и ключу, не отпиравшему замок. У Раххан тряслись руки, поэтому и часы, и фонарь держала я. Эсса приложила пластиковую карту к горящей панели, и та сменила цвет с красного на зелёный. Я подёргала массивную ручку. Ворота не поддавались. Нам оставалось открыть один замок. Всего один! Но проклятый ключ не поворачивался.
— Я не понимаю, — прошептала Эсса.
В течение следующих десяти минут она подносила к замочной скважине каждый из имеющихся у неё ключей — не подходил ни один.
«Неужели мы не попадём в лес?» — я стянула с головы платок и швырнула на асфальт. Я хотела внутрь так сильно, что испытывала физические муки из-за невозможности осуществить своё желание немедленно.
— Дубликат сделали плохо, — озвучила сестра общую мысль.
Мы столько пережили, так рисковали и будем вынуждены вернуться домой ни с чем, потому что нечистый на руку мастер из трущоб некачественно выполнил свою работу. Я почувствовала, как во мне закипает ярость.
Мне надо в лес! Надо! Сейчас!
— А ты не можешь пульнуть в ворота таким же синим шаром? — спросила я у Раххан.
Сестра закатила глаза:
— Я не знаю, что это было. Не умею этим управлять.
— Попробуй!
Как я хотела в лес!
Раххан демонстративно вздохнула и расположилась напротив ворот. Вскинула руки с такой театральностью, что стало понятно: она не верит в успех затеи и не старается.
— Напрягись!
Сестра цокнула и изобразила сосредоточенность. Мы с Эссой, не моргая, уставились на её ладони. Прошло три минуты — ни шаров, ни молний, ни единой искры.
— Я же говорила, — прошипела Раххан, опуская руки.
Эсса покрутила перед глазами ключ.
— Десять минут, — напомнила я, посветив фонариком в сторону домов. — Скоро здесь появится новый патруль. И, возможно, это будет смена Альба.
— Было бы у меня что-то, чтобы немного подточить бородки, — задумчиво прошептала Эсса, ощупывая то ключ, то отверстие в двери.
Глаза сестры распахнулись, и она толкнула меня в плечо:
— Ты же постоянно носишь с собой пилочку для ногтей.
— Я? Э-э… да.
В детстве я имела отвратительную привычку грызть ногти, когда нервничала. В один прекрасный день Раххан подарила мне маникюрный набор, и с тех пор я справлялась с волнением другим способом. Обычно пилочка хранилась в закрытом отделении дамской сумочки, но сегодня, уходя, я машинально сунула её в карман платья.
— Давай сюда скорее, — прошептала Эсса.
Не без доли сомнения я передала ей предмет своей тайной страсти.
— Посвети мне. Да, вот так.
Я отдала часы Раххан, а сама удобнее перехватила фонарик. Обе мы внимательно следили за манипуляциями подруги. Аккуратно, даже нежно Эсса прошлась пилочкой по бородкам ключа, затем вставила его в замочную скважину и повернула. Мы затаили дыхание. Раздался металлический лязг. Стержни, запиравшие дверь, пришли в движение.
«О Всесильный, это происходит! Она открывается! Сейчас мы попадём в лес! Сейчас я увижу, увижу… всё».
Эсса тихо, радостно рассмеялась и прижалась лбом к стальной обшивке ворот. Скупая на эмоции Раххан стиснула меня в объятиях.
— Получилось. У нас получилось!
Эхо принесло из темноты шорох подошв и обрывки разговора.
— И тогда я его ударил…
Я узнала голос Альба, но это уже не имело значения. Эсса толкнула дверь, и мы вошли в лес.
Ароматы наполнили меня, как вино — сосуд. Опьянили. Пахло горечью и свежестью. Я стояла, жадно втягивая ноздрями воздух, а над головой шумели деревья. Ветер качал далёкие кроны, словно колыбель, и я качалась с ними в едином умиротворяющем ритме. Ощущала себя младенцем в любящих объятиях матери. Земля ласкала босые ступни. Упав на колени, я набрала полные её пригоршни и прижала к лицу. Сквозь всё моё тело — по венам, по мышцам, по коже — бежали волны искрящегося тепла. Разогнавшись, я могла бы взлететь — такой невесомой стала. Я была целой. Была всесильной.
Раххан кружилась, раскинув руки, а затем упала в траву и впервые на моей памяти рассмеялась мягко и счастливо. Эсса прижималась щекой к шершавой древесной коре. Я дышала землёй, рассыпающейся в руках, нежной, бархатной. И не понимала, как жила раньше, без всего этого.
Безмолвие полнилось звуками. Кричали ночные птицы, шуршали зверьки, зарываясь в норы, шептались деревья. Сквозь полог листьев пробивались косые лучи лунного света и расчерчивали полумрак. Я откинулась назад, и земля приняла меня, словно постель. Кустики травы защекотали лицо. Я могла бы лежать так вечно. До конца жизни наблюдать, как мерцают звёзды в кружеве сплетающихся ветвей.
Раххан загребала руками опавшие листья, серо-зелёные в темноте, и бросала в воздух. Откуда их столько взялось, облетевших? Не жёлтых и сухих, а свежих и сочных. Сугробы вокруг широких стволов.
— Твоё лицо, — прошептала Эсса, и я обернулась, но обращались не ко мне.
Раххан осторожно потрогала щёку. На месте ожога белела гладкая кожа.
— Видишь, — сказала сестра, — она не требует жертв.
«Кто она?»
Мы поднялись на ноги. Первый ослепляющий восторг схлынул, и я заметила странность. На каждом дереве на высоте полутора метров кора была счёсана. Царапины, оставленные лезвием топора, дробили очертания букв. Кто-то вырезал на стволах послания. Другой кто-то в ярости пытался их уничтожить.
— Вот почему они не хотели, чтобы мы умели читать, — сказала Эсса, трогая насечки на древесине.
— Можешь разобрать, что здесь было написано? — спросила Раххан.
Я подошла ближе:
— Два слова. Это, кажется, «м». А может, «н». Или «п». Я не уверена.
— Они так боялись, что мы это увидим, поэтому обнесли лес стеной? — изумилась Эсса.
— Не только поэтому, — Раххан посмотрела на свои ладони.
Я задумалась. В хаосе рассуждений внезапно возникла мысль, не связанная с надписями на деревьях и точно не принадлежавшая мне. Её словно вложили в голову. Секунду назад в том уголке сознания гуляло гулкое эхо — но вот родилась идея. Чёткая, практически осязаемая. Как если бы в темноте зажглась неоновая вывеска.
Это был Её беззвучный голос — той, о ком упоминала Раххан. Её способ общаться. Я заметила, как вытянулись лица сестры и Эссы: она — Заур? — говорила с ними, и, судя по восторгу в глазах Раххан, им открыла больше, чем мне.