Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир". Страница 7

Вскоре вид за окном изменился: улицы стали шире, архитектура домов причудливей. На смену орнаментам пришли рельефные скульптурные изображения: людей и рептилий, рыб и животных. Мимо носилок то и дело проезжали автомобили — на больших колёсах, с опущенным верхом, в салоне диваны, обитые парчой или бархатом. Иногда встречались всадники. Что за кони были у них! Изящные головы, широкие лбы, красиво изогнутые шеи. Верховые отличались от остальных ракшадов важной позой, количеством татуировок и причёской — длинные смоляные волосы были собраны на затылке в хвост. Коня мог себе позволить поистине богатый и влиятельный человек.

Малика разглядывала барельефы на зданиях, и вдруг за окнами паланкина потянулись витражи, закреплённые в металлических рамах. Складывалось впечатление, что носильщики вошли в коридор. Свет лился сквозь разноцветные стёкла, окрашивая воздух в мягкие полутона.

Сердце затрепетало: дорога приближается к концу. Платье прилипло к спине, ошейник врезался в горло. Малика не могла разжать пальцы; они словно прикипели к подлокотникам кресла. Если сейчас ей скажут выйти — без посторонней помощи она не поднимется.

Шум города стал похож на шорох ветра. Или ветер на самом деле шуршит в кронах деревьев, спрятанных за витражами? И пересвист птиц, и журчание воды — это вовсе не чудится?

Движение прекратилось. После короткой команды ножки носилок со стуком коснулись пола. Альхара откинул полог паланкина. Малика собрала всю силу воли, ступила на гранитные плиты, и страх улетучился как затхлый воздух из раскупоренной бутылки.

Просторная веранда, застеклённая витражами, примыкала к белой стене. Сбоку двери, ведущей в здание, стояла мраморная чаша; в воде плавали ядовито-жёлтые лепестки. Рядом лежала стопка полотенец. Значит, за дверями находятся жилые помещения.

Малика оглянулась. Стеклянный коридор, по которому её принесли, утопал в пёстрой дымке. Выстроившись возле паланкинов, носильщики походили на каменные изваяния. Неужели в Ракшаде даже простые люди не испытывают никаких чувств? Кенеш сидела на пятках, низко опустив голову. Привалившись плечом к стене, Галисия еле держалась на ногах.

Малика повернулась к Альхаре:

— Где мои люди?

— В доме охраны.

— Где? — вновь спросила Малика, чувствуя прилив необъяснимой злости.

— Охранный двор на другой стороне площади. Не сегодня-завтра ты встретишься с верховным жрецом. Если он разрешит вам видеться…

— Разрешит? Я шабира!

Альхара жестом приказал носильщикам уйти и проговорил тихо:

— Да, ты шабира. Но ты женщина. И это никак не исправить.

— Когда я увижусь с Иштаром?

— Когда хазир завершит ритуал очищения.

— Что мне можно делать без разрешения жреца?

— Не знаю, шабира. Пока не выходи из своих комнат. Перед жрецами стоит тяжёлая задача: позволить тебе многое и при этом не нарушить наши традиции. Наберись терпения, и скоро ты всё узнаешь. — Альхара прижал кулак к груди. — Ты в моём сердце, шабира.

Малике следовало вытянуть руку ладонью кверху и сказать: «Отпускаю» — таков был ритуал прощания. Альхара ждал, а она никак не могла отпустить того, кто связывал её с внешним миром. Если жрец упрётся и не разрешит ей видеться со стражами, если ей запретят выходить из дворца, если Иштар будет избегать встреч и все его обещания окажутся пустыми словами — она останется совсем одна. Галисия не в счёт, от неё мало толку.

— Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной.

Альхара изменился в лице:

— Мне нельзя заходить на женскую половину.

— Я хочу, чтобы ты был рядом, — повторила Малика.

Альхара прочистил горло:

— Много лет назад один хазир, наблюдая, как оскоплённые кони пытаются покрыть кобыл, запретил кастрировать мужчин. Чуть позже такой закон приняли во всех Пустынях Лунной Тверди. За порядком в кубарате и на женской половине следят женщины. Даже если ты очень захочешь, меня не сделают евнухом.

— Мне не нужен евнух.

— А кто тебе нужен?

— Друг.

— Друг? — Альхара вновь прокашлялся. — Неожиданно.

— Я плохо знаю законы.

— Ты знаешь самое необходимое.

— Я плохо говорю на шайдире.

— Ты отлично говоришь на нашем языке. И я удивлен, что ты смогла выучить его за короткое время.

— Ты отказываешь мне в дружбе?

— Нет! — воскликнул Альхара. — Просто я не представляю, как дружить с женщиной.

Малика уловила сбоку движение. Не в состоянии стоять, Галисия опустилась на пол и упёрлась руками в каменные плиты. Ничего, потерпит. Может, именно сейчас решается их дальнейшая судьба.

— Я хочу видеть тебя каждый день.

Альхара кивнул с толикой сомнения в глазах:

— Подумаю, как это устроить.

— И ещё… Я хочу, чтобы ты везде меня сопровождал.

— Вне стен дворца.

— Вне стен дворца, — кивнула Малика.

— Я должен обсудить твои пожелания с хазиром и верховным жрецом.

— Не пожелания — требования.

Альхара провёл ладонью по гладко зачёсанным волосам:

— Конечно, шабира. Требования.

Отпустив ракшада, Малика разулась, помыла в чаше ноги. С помощью Кенеш помыла ноги Галисии. Дворянка находилась на грани потери сознания: её шатало из стороны в сторону, и она никак не могла взять в толк, чего от неё хотят.

Переступив порог здания, Малика сняла с шеи Галисии зажим и стянула с головы накидку. Перед ней предстало мертвенно-белое лицо с расширенными от ужаса глазами.

— Шабира… — прошептала Кенеш. — Нельзя снимать чаруш.

— Не видишь? Ей плохо!

— Отчего?

Понимания и, тем более, сочувствия от старухи не дождёшься…

Малика подхватила Галисию под локоть и потащила через анфиладу пустых комнат. Высокий потолок, чёрный пол, покрытый чем-то скользким. Дневной свет просачивался сквозь витражные окна и растекался на белых стенах размытыми узорами. Не верилось, что это дворец самого богатого правителя в мире.

Повиснув на руке Малики, Галисия озиралась по сторонам:

— Мы в тюрьме… мы в тюрьме… — И вдруг рассмеялась. — Это монастырь. Иштар отправил нас в монастырь!

От её безумного смеха по спине побежали мурашки. Совсем некстати вспомнились катакомбы в обители Праведных Братьев. Подземное строение, где Малика провела самые ужасные дни в своей жизни, когда-то было монастырём.

— Мы во дворце? — спросила она, с трудом удерживая равновесие: стопы разъезжались, Галисия колыхалась как занавеска на открытом окне.

— Во дворце, — подтвердила Кенеш, шагая плавно, уверенно. — В Приюте Теней.

Символом чего у ракшадов служит тень? И что значит «приют»? Убежище для одиноких и никому не нужных? Галисия затряслась в ознобе, словно поняла ответ старухи. Или её напугало шипящее эхо?

Свернув в коридор и миновав несколько поворотов, женщины приблизились к двери с позолоченной ручкой в виде петли. Малика ввела Галисию в гостиную, застеленную серым ковром. Как и в каюте, на полу лежали подушки, вдоль стен стояли сундуки, будто ракшады не имели понятия, что такое мебель.

Усадив Галисию на подушку, Малика подошла к окну, но сквозь цветное стекло рассмотреть ничего не смогла. Заглянула в смежную комнату — ванная. Из неё вела ещё одна дверь. Там спальня, куда можно войти, только помывшись, и куда Кенеш не сунется. Старуха заикнулась об ужине. Малика отказалась и, подхватив Галисию, направилась в ванную. Через полчаса они прошли в спальню и наконец-то остались одни.

В комнате стояла широкая кровать на низеньких ножках. В углу платяной шкаф с лакированными дверцами. Малика не хотела смотреть на своё отражение, знала, что оно не порадует.

Зато Галисия прямо слилась с дверцей, прижалась к ней всем телом, впилась пальцами в отражающую поверхность:

— Что с нами будет?

Малика рухнула на кровать и закрыла глаза. В комнате витал запах весны: так пахнут наполненные соком деревья и тающие на солнце сугробы. Все ароматы, которые сегодня вдыхала Малика, ей понравились. Она даже подумала, что надо бы взять благовония в Грасс-Дэмор, но не успела развить эту мысль, как раздался стук в двери.