Королевский факультет(СИ) - Леконцев Олег. Страница 12
Я внимательно посмотрел на заведующего — понял ли, нужны ли будут еще другие разговоры. Заведующий что-то пискнул, но в дискуссию не полез.
— Августин Арнольдович, — проникновенно сказал я. — Не знаю, сколько я лет проработаю деканом, но я бы хотел видеть в заведующих хороших помощников. Хозяев на своих кафедрах. Недели хватит навести порядок?
— Хватит.
— Вот и хорошо. Кстати, мне не плохо бы познакомиться с преподавателями кафедры. Сколько их у вас?
— Десять, — быстро сказал заведующий. Мое мнение о его деловитости начало было меняться, но тут Дара негромко кашлянула.
— Одиннадцать? — неуверенно произнес этот, как его... граф Бузмекский, маркиз де Сонтр.
Я посмотрел на мадемуазель Франкенштейн. До деканата никак не удавалось дозвониться, линия была кем-то постоянно занята и Дара попросту глазела на сцену избиения заведующего.
— Вы звоните, звоните, магистр Франкенштейн, — настоятельно посоветовал я, вновь превратившись в строгого начальника. Можно было сказать и ей пару слов, но тут без меня обойдется. Если Августин Арнольдович хороший начальник, то Даре попадет и так. Если заведующий не может построить подчиненного, то какой он заведующий. А мне за ней еще ухаживать.
Готов поспорить на что угодно, когда я повернулся к ней спиной, осматривая комнату, она показала мне язык. На редкость недисциплинированный преподаватель.
Чтобы не связываться с этим бесенком, которого никак не хотелось называть магистром Франкенштейн, я прошел в комнату, где она проводила время до моего прихода. Здесь был небольшой музей, и не мешало бегло ознакомиться с ним на будущее. На предмет полезности.
Августин Арнольдович пошел следом. Я не возражал, совместную работу мы начали с ругани, теперь следовало сработаться. Никогда не понимал тех начальников, которые держали работу только на выволочках и проработках.
Я не преподавал этнографию и не очень четко понимал этот предмет. Вообще, вопреки общепринятому мнению, этнография — это не совсем история. Этнографы считают, что это вообще не история, но тут уж каждому не угодишь. (Я тоже считал так, но по опыту знаю — не дай бог согласиться с этнографом — смертельно обидятся за то, что ты согласился с их же точкой зрения).
На сегодня, впрочем, я оставил дискуссию в стороне, с интересом рассматривая экспонаты и одновременно оценивал глубину старательности местных работников по уборке пыли, между делом потихонечку поглядывая за заведующим.
На мой не слишком опытный взгляд, предметы собраны в хронологических рамках земных 18 — начала 20 века. Какие-то пестери, кувшины, колокольчики. Ни тебе меча — кладенца, ни живой воды. После бегающего по кафедре скелета я был разочарован. Но долг свой выполнил — проверил. Порядок тут был. По крайней мере, порядковые инвентарные номера оказались на месте — большие жестяные бляхи с выбитыми цифрами. По ним недавно прошлись влажной тряпкой. Любо дорого посмотреть.
Убедился в этом не я, а Августин Арнольдович, вздохнувший при их виде сначала с облегчением, а потом с торжеством. Зря, наверное, я так ткнул его с порядковым номером скелета. С другой стороны, порядок есть порядок.
— Вот! — торжествующе объявил он.
— Да-да, — с постным видом согласился я и подколол: — вы, кажется, удивлены?
Августин Арнольдович вспыхнул, мотнул головой. Лысина от негодования покрылась испариной. С пониманием шуток у них здесь туговато.
— А это что? — заинтересовался я. Различные кувшинчики и прочие емкости частью были не пустые, а заполненные жидкостью и какими-то порошками.
— Это, — без всякого интереса прокомментировал Августин Арнольдович, перебирая экспонаты, — всякие приворотные зелья, так называемые антиоксиданты и так далее, помогающее этнографам в работе. Так, текучка, расходные материалы.
Первый раз слышу, чтобы в учебном процессе помогало приворотное зелье. Ну, кто тут не спросит. Я спросил. Августина Арнольдовича спасло появление запыхавшейся Дары.
— Уф, — облегченно выдохнула она. — С вами ничего не стало?
— Как видите, — мило улыбнулся я.
Моя вежливость пропала втуне. Дара почти оттолкнула меня и внимательно оглядела экспонаты на полках.
— Что-то потеряли? — недовольно поинтересовался я. — Там лежал клад, и я мог стибрить монету, другую. Вместе с Августином Арнольдовичем.
— Из вас выйдет хороший руководитель, — одарила она меня язвительной улыбкой, — новичков мы обычно к экспонатам не подпускаем для их же безопасности. А трогать экспонаты вообще нельзя. Даже заведующим.
Августин Арнольдовна удивленно посмотрел на нее, что-то пробурчал и гордо пошел в свой кабинет. По-видимому, столь бережное отношение к посетителям и к экспонатам для него было внове.
— Здесь есть яды, — догадался я.
Странно. Может вот это желеобразное вещество?
Подвижное лицо Дары приняло настороженное выражение.
— Не совсем яды, — опасливо произнесла она. — Ну, немного похоже. Магия, сами понимаете.
— Открыто, без предохраняющего стекла, без сейфа? — поразился я простоте местных нравов. Необходимо, просто чрезвычайно нужно навести здесь порядок.
Почувствовав, что она стоит следующая за Августином Арнольдовичем в очереди за выговором, Дара просительно вытянула губы.
— Пойдемте, я вас провожу. Удалось прозвониться в деканат и вас ожидает Клавдия Николаевна. Ваш заместитель. Пожалуйста!
Глава 8
Принцип — красота спасет мир — на экзамене носит только рекомендательный характер
Кажется, меня выпроваживают. Или, точнее говоря, выкидывают из помещения. Я спесивым и оловянным взглядом обозрел Дару, словно впервые ее увидел. Подумал, к какому варианту дальнейших отношений перейти — жесткому или мягкому. Магистра Франкенштейн можно было грубо поставить на место. Или, учитывая ее гендерные особенности, пожалеть, простить, похвалить. Так и не решив ничего, кашлянул и просто проигнорировал ее просьбу.
Вместо этого поинтересовался дальнейшей судьбой Гриши.
Дара затруднилась ответить. Я ее понял. Не женское это дело — вершить судьбы людей (есть, конечно, Ангела, но она не человек).
— Гриша, — решительно объявил я, — думаю, тебя пора повысить. С сегодняшнего дня, назначаю тебя сотрудником деканата с соответствующим жалованьем.
У Мары глаза на лоб полезли, когда она услышала о деньгах.
— Зачем ему жалованье?
А я жалеючи смотрел на это бедное полуразбитое существо, бережно прижавшее к грудным костям мантию, которая, как я разглядел, была совсем старой и ободранной. Явный подарок сердобольного преподавателя и, скорее всего, единственное имущество этого, в общем-то, безобидного существа.
Услышав о моем предложении и возможных денежных суммах, Гриша так энергично закивал, что я испугался за его хрупкие шейные позвонки.
— Решено! — я недоуменно глянул на магистра Франкенштейн, которая открыла рот для возражения, — вы что-то хотели сказать? Или, Солнцеликий упаси, предполагаете возразить мне?
Дара яростно замотала головой и обольстительно улыбнулась, усиленно демонстрируя лояльность начальству.
Подавив сопротивление в зародыше, я кивнул Грише:
— Бери все свое и идем.
Как я и ожидал, номенклатура вещей у скелета оказалась крайне бедной: старенькая мантия, два конфетных фантика, сломанная расческа из непонятного мне металла.
— Могли бы и позаботиться о бедняге, — попенял я.
Магистр, которую ткнули носом в грустное положение скромного кафедрального существа, потупилась. Потом встрепенулась, скрылась в своей комнатке и появилась с платком, который привязала на шею, то есть, конечно, на шейных позвонках.
— Это тебе на новоселье.
Гриша подошел к зеркалу и бережно расправил подарок. Платок ему явно понравился.
— Ну, пора вернуться в деканат, — не стал я рассусоливать. Не в дальние страны отправляемся — всего лишь на два этажа выше. Августин Арнольдович что-то проблеял напоследок, игнорируя, что на его глазах уводят кафедральное имущество, Дара махнула рукой и мы с Гришей пошли наверх.