Кареглазка и чудовища (СИ) - Наседкин Евгений. Страница 23

Хорошо, хоть не суд Линча. С таким не пошутишь. Нужно сбавить обороты. Как это — быть честным до конца? До какого конца?! Признаюсь, меня всегда вышибали из колеи новые знакомства, я часто не мог понять, о чем говорят эти незнакомцы. Словно мы из совершенно разных миров.

— Хорошо, я постараюсь… вспомнить, — протянул я, пока заставлял свой разум сложить пазлы воедино. — Если получу кофе… — лысый кивнул, на его лице проскочила тень улыбки. — Так дайте мне кофе, пожалуйста, — настаивал я, так как мой опыт однозначно утверждал, что кивки головой — это совсем не кофе.

Полковник взглянул на Ливанова, и тот нехотя, жирной гусеницей, пополз в коридор, где за дверью уже нарисовался Свинкин — видать, он не отходил далеко. Или был очень быстрым — киборг ведь. Горин выжидающе уставился на меня. Придется что-то сочинить… Я не знал, что он хочет услышать, но догадывался, что именно может представлять для меня опасность.

Жизнь научила меня, что ложь не должна быть явной, а правда может быть частичной — и это позволит рассказчику выглядеть искренним, а слушателям — безоговорочно верить сказанному. Поэтому я кратко пересказал произошедшее в Межнике, периодически делая экскурсы в прошлое, но упустив упоминания Мчатряна, красного кейса и монахов. Наконец Иван принес кофе, и я застыл с зелененькой чашкой, балдея. Эти райские десять минут я уделил рассказу о том, как получил свои травмы. Ароматный напиток, давно мной не испробованный, вдохновлял похлестче историй Мюнхгаузена, и поток слов лился и лился из меня. Так, я поведал о том, как сразился с ордой краклов — оттуда и все мои беды. При этом, насчет спины я не соврал, а вот опухшую челюсть, заплывший глаз и травмированную ногу я приплел паровозом. Пусть знают, что я не лыком шит. Хотя, не уверен, что новые знакомые впечатлились — Свинкин скептически морщил нос, а остальные просто лыбылись.

— Григорий Менаев, уроженец Первомайска 24 лет от роду. Выродки, морфы, поход на север — понятно. Но откуда же у тебя подробная карта Горноречья, с указанием Нового Илиона? — оборвал мое фэнтези Горин.

Признаюсь честно, о карте я забыл. Карта-карта… память резко выгрузила первоисточник. Йоперный театр! Она у меня от Мчатряна, а про него и говорить нельзя — уже ведь все рассказал, и кавказца в этой истории не было. Я вообще не просчитал вероятность того, что рюкзак окажется у солдафонов. Как же я туп!

— Вот, короче, и все, — сообщил я, допив кофе и сделав вид, что не понял последнего вопроса. — Ребята, я, конечно, благодарен за заботу, но все-таки… по правде сказать, я же здесь не пленник? У меня просто были дела, планы.

Я глянул на лицо Горина, но вояка оставался невозмутимым, а вот слащавый лекарь ухмылялся. Захотелось встать, и навалять ему.

— Григорий, откуда карта? — повторил полковник.

— Я сейчас так сразу и не могу сказать, — решил я давить на контузию и амнезию. — Я искренне хочу помочь, но я все рассказал. У меня от вас секретов нет.

Последнее звучало наигранно, мне самому не понравилось — к сожалению, задним числом. К счастью, вояка не успел ничего сказать, так как нас прервали. Нагло, резко, и впечатляюще.

Влетевшая в палату девушка была прекрасной — и разгневанной. Она еще что-то проворчала в дверях, но как только перескочила порог, и увидела меня, смолкла.

Я думаю, она была старше меня, наверное, ей было лет под 30, хотя, уверен, этот возрастной порог еще не перешагнула. На лице были небольшие морщинки — как от смеха, я их называл «смешинками». Когда-то эти морщинки станут глубокими бороздами, испещряющими уставшее лицо — как когда-то у моей матери. Но, не сейчас. Пока что эта девушка была свежа и мила, хотя уже выглядела взросло и женственно, как настоящая женщина. Изящная, хрупкая Кареглазка, с ямочкой на правой щеке…

Ее карамельные глаза уставились на меня с явным ожиданием, что подтверждал и вздернутый носик. Я также не отводил взгляда, и снова не дышал, каждую секунду изумляясь идеальным пропорциям лица, хрустальной чистоте светло-карих глаз и прекрасным рыжим волосам, аккуратно собранным в хвостик. Кареглазка. Богиня. Мечта.

— Ого! — кажется, не сдержался я, на мгновение опустив взгляд ниже — на точеную фигуру с идеальными выпуклостями, да еще и заключенных в желтую блузку и бежевую узкую юбку.

Покраснев, она заговорила — и звонкий, нежный голос был самым прекрасным, что я слышал за все годы своей никчемной жизни.

— Эй! — Кареглазка щелкнула пальцами у моего носа, теряя терпение из-за того, что я слушаю ее речь как дебил — ничего не понимая. — Где твои подельники? Зачем вы убили Мчатряна?

Эти слова прозвучали холодным душем, вернув меня с неба на землю. Нужно прийти в себя, нужно собраться с мыслями…

— А разве его убили люди? — спросил я, желая съехидничать, и почувствовал, как язык во рту буквально налился свинцом.

Все в палате вытаращились на меня. Произошедшее погасило во мне всякие остатки самоуверенности. Меня раскусили так быстро и легко… Как же я мог так опростоволоситься?!

— А кто же его убил? — эту фразу девушка произнесла так мягко, словно смазав ее медом.

Сука! Я в ловушке! Опять эта «жизнь полна неожиданностей»… баран, баран-баран… Нельзя признаваться о майоре и кейсе — они же меня убьют…

— У меня нет секретов, — только и смог произнести я, пытаясь унять дрожь, и разведя руками.

— Ты видел Ковчег? — мило улыбнулась Кареглазка — где-то я уже видел такую улыбку. — Где он?

— Совершенно не понимаю, о чем речь, — ответил я, в этот раз наиболее близко к правде. — Обещаю, если я что-то припомню, обязательно расскажу. Простите, возможно, мне просто нужно немного придти в себя. Подлечиться, отойти от шока, что ли. Очиститься от пережитых страданий. Вы же видите? — и я показал пальцем на забинтованный глаз.

Девушка начинала сердиться — и даже это не портило ее красоты.

— Прекрати паясничать, — она открыла папку, которую я только заметил. — Я знаю, что ты был там.

Достав из папки фото, она положила их рядом со мной. Сделав усилие, я посмотрел: незнакомый лес в отблесках пламени, аптека… похожая на ту, где я сбросил балласт в виде кавказца. Черт!

— Обрати внимание на следы, я их обвела фломастером.

Следы? Я приподнялся с постели, и сфокусировал глаз. Что-то знакомое… ящерица, виляющая хвостом. Протектор на ботинках! И эти следы были возле аптеки, где их оставил я, и в лесу, где меня не было. Что за фигня? Душа ушла в пятки от коварства ситуации, в которую я угодил. Я был с Мчатряном — не отвертишься. И… я не был в лесу, но выглядит так, что я там был.

— А что в лесу произошло? — мой голос задрожал.

— Ты нам расскажи.

Внезапная тахикардия сотрясла тело, я вспотел, а голова закружилась. Меня стошнило рядом с кроватью — при Кареглазке, стыдобище! Экран запищал, фиксируя коллапс организма. Подскочил Ливанов, окинул взглядом датчики и меня.

— Илья Андреевич, давайте чуть позже? Это же контузия. Того гляди, и криз начнется. Пусть вспомнит, отойдет. Позже, хорошо? — он заглядывал в глаза вояке, пока тот, наконец, не согласился.

— Лена, пойдем, — полковник взял Кареглазку за руку. — Пусть наш Григорий отдохнет. Мы придем за ответами позже.

Идеальная девушка посмотрела на меня, на марлевую повязку, закрывавшую половину моего лица, и недовольно прикусила пухлые губы. Развернулась, и выскочила из палаты. Господи, какая задница! Остальные поспешили за ней, только на выходе Горин обернулся и сказал, улыбаясь:

— Память — штука странная. То она есть, то — нет. То же самое с человеком, понимаешь? Ты вспомни, будь добр, нужные нам вещи. Понятно объясняю?

Я кивнул и улыбнулся в ответ, уже продумывая варианты побега. У полковника были мелкие и редкие, некрасивые зубы, а это мне понравилось — не люблю идеальных мужиков.

****

Пахло антисептиками и фенолом. Даже дышать было тяжко. Постель была мокрой, а тело противно липнуло. Глаза ничего не видели во мраке. Гермес хотел пить, и попробовал позвать кого-нибудь, но вместо слов из глотки вырвалось лишь хрипение и бульканье.