На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ) - Самойлова Инга Михайловна. Страница 40

— Как ты мог? — вдруг совсем рядом услышал он голос жены и открыл глаза. Она стояла очень близко, но между ними была с железными прутьями решетка. — Как ты мог? — Лиза обличительно ткнула пальцем в сторону, и Алексей увидел Айседору.

— Между нами ничего не было.

— Как ты мог? — упрямо и обличительно повторила Лиза и на месте Айседоры возникла Маргарет.

— Между нами ничего не было, — произнесла вместо него любовница. Она заговорщически улыбалась.

— Ложь! — Лиза бросилась в сторону.

— Ложь! — подтвердил с улыбкой Шмит, подступая ближе.

— Я убью тебя! — прорычал Алексей.

Шмит рассмеялся:

— Не сможешь. Я уже мертв.

Шмит обернулся к Маргарет, протянул ей руку. Они удалялись от него все дальше и дальше по темному коридору, пахнущему сыростью и плесенью. Алексей задыхался. Опять тюрьма. Его опять избивают и топят в баке с ледяной водой. Он приходит в себя в полной темноте. Мокрая одежда примерзла к холодному полу. Он с трудом поднимается на ноги. Но не все как в прошлый раз — дверь открыта. Алексей шаг за шагом, ступенька за ступенькой поднимается наверх к открытой двери. Яркий свет бьет в глаза. И вот он в коридоре. Дверь одной из камер открывается, и из нее выходят трое. Уходят. Тяжело дыша, Алексей идет дальше. Заглядывает в открытую камеру. На кровати лежит Шмит, на тюремной рубашке расплывается красное пятно, а на пол капают капли крови. Алексей зажмурил глаза.

Рядом шаги. Открыв глаза, он увидел старую монашку со скрипом отворяющую дверь камеры. Камеры № 12. На железной кровати в утренних сумерках лежит женщина. Следом заходят чиновники. Женщина садится на кровати. Спина выпрямлена, плечи расправлены. Маргарет.

— Я умру с достоинством. Вы увидите прекрасную смерть.

Солнечный свет бьет в глаза. Осенний лес шумит. Двенадцать солдат по команде вскидывают ружья, целясь в Маргарет, одетую в меховое пальто и шляпку. Она смотрит на Алексея, улыбается ему и шлет воздушный поцелуй. Раздаются залпы. Все окрашивается ярко красным цветом крови.

— После твоего очередного исчезновения, Глебов, я с трудом, но нашел тебя. Немного не успел. По крайней мере, спугнул Азефа, иначе он бы тебя добил.

— Что ж ты такой неповоротливый.

— Ну уж, прости, надо предупреждать заранее из какого переплета тебя вытаскивать.

Алексей усмехнулся, затем прикоснулся к забинтованной груди рукой.

— Где медальон? — встревожился он, обнаружив отсутствие на шее футлярчика с фотографией Лизы.

Малышев встал, прошел к шкафу, взял что-то с полки и вернулся. Подарок жены — медальон на цепочке — закачался перед глазами Алексея. Он был искорежен, по всей видимости, пулей.

— Ты везунчик, — заметил Малышев.

Алексей молча смотрел на поломанную вещицу.

— Возьмешь?

— Нет.

Малышев пожал плечами, положил медальон на прикроватный столик.

— Давай поговорим о деле.

— Так вот для чего ты меня спасал, а я-то уж подумал. — Алексей усмехнулся.

— Ты совершенно прав, именно для этого, — не остался в долгу Малышев.

— Ну что ж. В России готовится ряд покушений на высокопоставленные лица. Ближайшее — 2 февраля, на московского генерал-губернатора Великого князя Сергея.

Малышев прищурился, кивнул:

— Что еще?

Алексей с передышками рассказал все, что узнал от Азефа о покушениях. Внимательно выслушав его, Малышев вскоре ушел, посоветовав Глебову хорошенько отдохнуть. Что, в принципе, Алексей и сделал — как только дверь за Малышевым закрылась, он провалился в глубокий сон.

— Самые, что не на есть. Рачковский в своем сыскном усердии зарывался и временами затрагивал вопросы, непосредственно относившиеся к внутренней жизни царской семьи. За это получил жесточайший нагоняй и при жизни Александра III не рисковал больше соваться в эту область. Нынешнему императорскому Величеству он был лично представлен, и тот к нему благоволил. Рачковский вновь осмелел и рискнул вмешаться в дворцовые интриги. На этом Петр Иванович сломал себе шею. Плеве давно его недолюбливал и воспользовался случаем, чтобы окончательно его похоронить. Лопухиным были собраны точные данные обо всех «подвигах» Рачковского, Плеве лично составил доклад царю, и согласие на устранение было получено.

— Значит, Лопухин тоже причастен к фиаско Рачковского?

Малышев кивнул.

— Лопухин еще раз приложил к этому свою руку: он так отредактировал извещение об увольнении Рачковского, что оно звучало оскорбительно, и переслал его таким образом, что с содержанием ознакомился широкий круг лиц из чиновного мира. Этой обиды Рачковский Лопухину не простил.

— Теперь приходит время реванша, — подытожил Алексей. — Думаешь, за Рач-ковским никто не стоит, и он действовал самостоятельно?

— Думаю, что так.

Алексей устало закрыл глаза. На губах Малышева мелькнула усмешка.

— Отдыхай, — произнес он, вставая. — Я позабочусь обо всем остальном. Как только тебе станет лучше, мы вернемся в Россию.

* * *

Маргарет готовилась к выступлению. Ей было страшно. Все, что она говорила о себе, было выдумкой: не была она не высокородной леди, не исполнительницей восточных танцев. Она вообще никогда не была танцовщицей.

Однако когда Аликс Глебов сказал, что, танцуя, она покорит Париж, Маргарет поверила, что так и будет. И вот теперь, стоя за кулисами, Грета запаниковала.

— Нет, я не буду выступать, — прошептала она.

Позади кто-то учтиво кашлянул, и Маргарет резко обернулась. Перед ней стояла худая высокая женщина лет сорока.

— Леди Маклеод?

Маргарет кивнула.

— Я Анна Линтьенс. Я ваша камеристка и компаньонка.

Маргарет удивленно вскинула брови.

— Но.

— Месье, который нанял меня для вас, просил передать вам вот это.

Женщина протянула Маклеод довольно увесистый сверток, к которому была прикреплена записка. «Солнце, обозначь каждое мгновение своего восхода. Я верю в твой успех». Положив сверток на столик, Грета быстро сняла тканевую подарочную упаковку.

Внутри были альбомы, прекрасно переплетенные в кожу, с золотым теснением. Маргарет с благоговением взяла один из них в руки и с трепетом провела пальцами по золотым витиеватым буквам имени.

— Мата Хари [77], - прочла она шепотом.

Только один человек мог придумать ей такое имя. Тот, который называл ее «Солнце» — око дня.

— Спасибо, Аликс, — прошептала Маргарет. Она с улыбкой погладила тонкими пальцами альбомы [78]:

— Ты подарил мне не только шанс, но и новое имя.

В этот момент на сцене громогласно провозгласили:

— Итак, дамы и господа, встречайте несравненную божественную Мата Хари!

Маргарет вздрогнула, поймала взгляд улыбающейся ей мадам Кириевской, улыбнулась в ответ и выпорхнула под звуки восточной мелодии на свою первую публичную сцену.

Февраль 1905 г. Россия, Москва

После той ночи, когда она увидела неприятного человека под своим окном, Лиза была предельно внимательна и осторожна, но больше не замечала, что за ней кто-то следит. Возможно, и показалось, наконец, решила она, хотя неприятное впечатление осталось.

Вопреки всем разговорам Лиза не торопилась с разводом. Ее не пугала людская молва: разводы не воспринимались ни обществом, ни церковью, но все же имели место. Просто Лиза не могла вот так взять и разорвать отношения с Алексеем.

Когда в квартире на Новинском бульваре их навестил Пешков, она надеялась хоть что-то узнать о муже, но Пешков опередил ее, поинтересовавшись «как поживает Алексей Петрович», которого он не видел «аж с кровавого воскресенья».

Лиза опять стала тревожиться об Алексее. Хотелось съездить в Петербург, чтобы все о нем разузнать. Но на плечи упали заботы о подготовке к свадьбе подруги, а также обустройстве на фабрике медицинской амбулатории.

Как-то раз, прогуливаясь с Катей возле Спасской башни, Лиза увидела мужчину, похожего на ее преследователя. Худой долговязый неопрятный тип с корявым лицом и грязными белесыми волосами стоял возле стены и наблюдал за прохожими.