На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ) - Самойлова Инга Михайловна. Страница 45

— А знаешь, Борис, я тебе все же скажу одно, — произнес Глебов, пытаясь тихонько растянуть узлы. Услышав свое настоящее имя, Савинков вздрогнул, обернулся.

— Что же?

— Кто информатор.

Савинков взглянул на обивку дивана, которая с трудом, но разгоралась. Приблизился к Алексею:

— И кто же?

Губы Глебова расплылись в усмешке.

— Евно Азеф.

— Врешь!

— У меня есть доказательства. Нужны? Так они в сейфе в спальне. По такому случаю могу и код назвать.

— Что ж, посмотрим. — Савинков прошел в спальню. — Где сейф?

Глебов натянул веревки, но все бесполезно. Диван чадил, а потом вдруг полыхнуло пламя. Алексей на секунду прикрыл глаза, тяжело сглатывая. В детстве во время пожара погибли его родители. Он сам задыхался от дыма и видел, как языки пламени пожирают его дом. Детские страхи вернулись.

— Эй, что молчишь?

Алексей открыл глаза, стараясь больше не смотреть на разгорающееся пламя.

— За ковром. — Еще пара минут выиграно. Савинкову потребуется время, чтобы убрать тяжелый турецкий ковер.

Глебов сделал несколько глубоких вдохов и огляделся. Вспыхнул ковер, лежащий на полу. Взгляд Алексея остановился на фотографии Лизы. Когда в соседней комнате раздался шум, он толкнул ногами столик, рамка покачнулась и упала на пол. Раздался глухой звук треснувшего стекла.

— Что дальше? — крикнул Савинков. — Говори комбинацию.

Подтянув рамку к себе, Глебов взглянул на фотографию жены. — Семь влево. — Сдавил рамку, разломал и вынул осколок стекла. — Два вправо. — Изловчившись, стал резать веревку.

— Дальше.

— Четыре влево. — Черт, какая же толстая веревка! — Девять вправо. Семь влево. Один вправо. — Руки свободны.

— Ни черта не сработало! — выругался Савинков.

— Еще раз. Попробуй. Семь влево, два вправо. — Глебов развязывал веревку на ногах. — Четыре влево. Девять вправо. — Еще немного. — Восемь влево.

Савинков выругался:

— Ты говорил «семь»!

Что ж, у Савинкова прекрасная память!

— Ты не расслышал. Во-семь!

— Дальше!

— Один вправо.

Все, Савинков открыл дверцу сейфа. Но и веревка была уже снята. Вооружившись каминной кочергой, Глебов бесшумно стал пробираться к спальне.

Савинков рылся в сейфе, переворачивая бумаги, ища то, чего там не было. Глебов на цыпочках приблизился к нему, держа кочергу наготове:

— Эй!

Савинков резко обернулся, Алексей ударил.

— Один — один, — удовлетворенно произнес он. Обыскал Савинкова. Забрал револьверы — его и свой. Сунул себе за пояс. Затем выгреб из карманов все остальное: спичечный коробок, ключи, дорогие папиросы, портмоне, документы. Распихав предметы себе по карманам, взял жертву за шиворот и вытащил в гостиную. Пламя пожирало здесь все с нарастающей скоростью.

Алексей чертыхнулся. Должны же жильцы дома почувствовать запах дыма и гари?! Наскоро связав Савинкова, он вытащил его в коридор, распахнул входную дверь и проорал:

— Пожар!

Убедившись, что его услышали, Глебов вернулся в гостиную. На секунду зажмурил глаза, затем схватил плед и стал сбивать пламя. На помощь примчалась пара добровольцев из обслуги дома.

Кашляя, Глебов вышел в коридор и обнаружил, что Савинков исчез!

— Черт! — выругался Алексей, запуская пятерню в волосы. Ушел! И где теперь их искать? Он стал усиленно вспоминать все, что могло подсказать, где нужно искать террористов. И тут его осенило. Спички! Глебов вывалил из карманов предметы, принадлежащие Савинкову. Вот они! Фирменный коробок отеля «Бристоль».

Алексей выскочил на лестничную площадку, на которой столпилось несколько напуганных дымом жильцов дома. Увидев погорельца, жильцы невольно расступились. Глебов же, перескакивая через ступеньки, помчался вниз.

Алексей мчался к отелю, опасаясь, что Савинков предупредил Швейцера, и они сумеют скрыться.

Прибыв в отель «Бристоль», Глебов разбудил портье. Тот недоуменно уставился на незнакомца, затем возмущенно воскликнул:

— Что вам нужно?

— Мне нужно знать, в каком номере проживает Швейцер!

— У нас нет никакого Швейцера! Вы знаете, сколько сейчас времени?! — Портье посмотрел на часы. — Еще нет и пяти!

Глебов ухватил его за лацканы пиджака.

— Послушайте! В вашем отеле проживает террорист. Здесь он изготавливает бомбы, которые могут рвануть в любой миг!

Глаза портье испуганно расширились.

— Но у нас действительно нет никого с таким именем!

— Тогда Мак-Куллох! Блондин с голубыми глазами!

Портье похлопал ресницами.

— У нас есть Артур Мак-Куллох.

— В каком он номере?

— Двадцать семь.

Алексей отпустил лацканы пиджака портье.

— К нему кто-нибудь приходил ближайшие полчаса?

Портье испуганно моргал.

— Нет, — ответил он, — ночь ведь. Что теперь, а?

— Что и должны сделать, сообщите в полицию, — сказал Глебов и устремился вверх по лестнице.

Швейцер стоял перед столом. Лампа тускло освещала то, что лежало перед ним — материал, необходимый для бомбы. Швейцер устало начинял очередную бомбу. Он сонно потер глаза. Нужно торопиться — ведь время поджимало.

Швейцер достал папиросу и огляделся в поисках спичек. Затем вспомнил, что отдал их Савинкову. Нахмурился. Он осуждал такие убийства, что совершил или совершит сегодня Савинков. Но время, революция требовали таких жертв. Со злом нужно бороться любыми способами, жертвы себя оправдают. Взять, к примеру, французские революции.

Швейцер зевнул. Вернулся к своему занятию. Его не покидала тревога. Чувство опасности. Чтобы отогнать сонливость и дурные мысли, он стал напевать куплетик венской песенки, всегда вертевшейся у него на языке:

…Глебов шел по коридору, освещенному лишь двумя тусклыми лампами. Двадцать седьмой номер. Где же этот чертов двадцать седьмой номер?! На каком этаже? Ничего невозможно было разглядеть в полумраке.

И тут Алексей услышал куплет песенки, звучавший совсем тихо, едва уловимо. Он медленно двинулся по коридору, приблизился к двери, прислушался. Положил руку на ручку двери. И вдруг вспомнил сон. Фрагменты кошмара пронеслись перед глазами: Швейцер возле стола, напевает песенку, затем оборачивается, из его рук выскальзывает капсула, падает, разбивается и…

Алексей развернулся и кинулся прочь. Раздался оглушающий грохот, взрывная волна подхватила его и бросила на стену.

Взрыв прогремел как гром среди ясного неба. С четырех этажей «Бристоля» полетели стекла, камни, доски. Из дыр, образовавшихся в стенах, повалилась ломаная мебель, кучей вниз ухали кирпичи, смешанные с пылью. Рядом со скрипом рухнула решетка.

Случайные прохожие, оправившись от испуга, устремили любопытствующие взгляды на последствия взрыва. Из отеля стали выбегать полураздетые жильцы. Портье, схватившись за голову, метался из стороны в сторону. Вскоре подъехала полиция и стремительно создала оцепление.

Из прибывшей кареты вышел Малышев. На ходу запахивая пальто, он окинул взглядом пострадавший от взрыва «Бристоль» и направился к портье.

Прибыв из Петербурга, Лиза вела себя сдержанно и замкнуто, но стоило ей остаться одной в своей комнате, она упала на кровать и зарыдала. Слезы лились из глаз нескончаемым потоком. Все, что было, рухнуло, от брака остались одни обломки.

В дверь тихонько постучали. Она зажала рот ладошкой.

— Лиза, вы плачете? — услышала она голос Николая.

Лиза молчала.

— Лиза, я слышал, как вы рыдали, — настаивал он. — Я позову Катю.

— Нет, я не плачу, — смогла ответить она.

— Зачем вы говорите мне не правду?

— Хорошо. — Лиза встала и открыла дверь. Шмит увидел ее заплаканное лицо. — Довольны?

— Чем я могу быть доволен?! Тем, что вы несчастны?