Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София. Страница 114

После этого они действительно заказали по бутылке джина, решив пока обойтись без ведра. Пару часов они сидели в углу друг напротив друга, разделенные столом, почти не моргая смотрели друг другу в глаза и пили, пытаясь смыть последние дни горькой можжевеловой водкой, которую здесь выдавали за джин.

Ничего не выходило — Уолтер никак не мог почувствовать мути опьянения, хотя третья на двоих бутылка подходила к концу. Эльстер не отставала, и в ее глазах явно читалась тоска. Стоило ему подумать, что она и правда настолько искусно сделанный механизм, что просто сама не знает об этом, как Эльстер, не меняя выражения лица, и, кажется, даже не закрывая глаз, уронила голову на скрещенные руки и уснула прямо за столом.

Он обнаружил, что на ногах стоит достаточно твердо, чтобы идти, а не ползти в снятый на втором этаже номер, но недостаточно, чтобы нести Эльстер на руках. Пришлось будить ее — следить, чтобы она не споткнулась и не упала с лестницы он пока мог.

А потом он запер дверь, проверив ее несколько раз, упал рядом с Эльстер на неразобранную постель, успев восхититься забытой роскоши чистых застиранных простыней и соломенного тюфяка, и уснул.

Он спал и не видел снов. Ни мертвой Эльстер, ни Унфелиха, ни тюрьмы, ни Джека. Он спал, и черный пустой сон лился в измученную душу, как вода.

Он проснулся ночью, почувствовав, как что-то изменилось, нарушив окружающую гармонию. С трудом открыв глаза,

Уолтер разглядел Эльстер, приподнявшуюся на локте и задумчиво смотрящую на его лицо.

— Что случилось? — спросил он.

Он все еще был пьян, и она, судя по глазам тоже. И Эльстер начала говорить. Она говорила тихо, иногда путаясь в бессвязных кружевах слов, иногда громко, с какой-то патетической истеричностью, а потом снова переходила на шепот.

В ее словах было мало смысла, это был поток, тщательно запертого, годами гниющего в душе. Она говорила о своих страхах и ненависти. Говорила о том, что никогда никого не любила и не собиралась любить, сравнивала свою физическую стерильность с душевной пустотой и напоминала ему, аристократу-лорду-Говарду, что ему полагается наследник и дочка, которую можно удачно выдать замуж. Говорила еще какие-то глупости, а Уолтер слушал с непроницаемо серьезным лицом, понимая, что сейчас происходит примерно то, зачем она предусмотрительно просила ведро, только вместо джина и желчи ее рвет словами.

— Все? — спросил он, когда она замолчала.

— Да.

Если Уолтер что-то еще понимал в жизни, то все высказанное сейчас действительно принесет ей облегчение, а вот все, что он попытается ответить начисто сотрется из ее памяти к утру.

— Тогда давай спать.

— А утром ты меня выгонишь?

— Обязательно. Я бы и сейчас с удовольствием, но я слишком много выпил, — непроницаемо ответил он, пытаясь вытащить из-под себя одеяло не вставая.

Эльстер, целиком удовлетворенная его ответом, положила голову ему на плечо и уснула. Уолтер, наконец справившись с одеялом, укрыл ее и подоткнул края.

Утром Эльстер пожаловалась на головную боль и осталась спать. Уолтер оставил ей воды у кровати и пошел вниз.

Бекка ждала их в общем зале. Она каким-то невероятным образом умудрилась не испачкать платье, только сменила белые манжеты и нижнюю юбку. Стоя на лестнице Уолтер заметил, как она осеняет знаком Спящего какого-то пьяницу с самым благостным видом. Пьяница не уходил, что-то прочувствованно говорил ей и тянул руки словно в молитве.

Решив не дожидаться, пока Бекка достанет револьвер, он быстро спустился и подхватил мужчину под локоть.

— Хотите проверить, будет ли следующий Его Сон о вас более счастливым? — лучезарно улыбнулся он, выводя его на улицу. Кажется, мужчина даже не заметил, что он не сам вышел.

Уолтера устраивало. Хмыкнув вслед, он вернулся в паб.

Бекка смотрела на него с усмешкой, разбившей всю напускную кротость.

— И вам утречка светлого, — промурлыкала она, когда он подсел к ней за столик.

— Перестань делать такое лицо, как будто тебя только что из глухой деревенской Колыбели выпустили, — попросил он, оглядываясь в поисках подавальщицы.

И вместо подавальщицы наткнулся взглядом на стоящую в дверях девочку. Она стояла не двигаясь и исподлобья смотрела прямо на него.

Уолтер замер, чувствуя, как сжимаются зубы.

Девочке было не больше двенадцати. Высокая, с длинной шеей и неожиданно крупными ладонями, в невзрачном буром платье — обычная девочка-подросток, на которую Уолтер обратил бы внимание только если бы она обратилась к нему.

Но ее платье было изъедено черными подпалинами, еще тлеющими по краям. Одна коса сгорела наполовину, а второй попросту не было — половину головы покрывал отвратительного вида ожог, захватывающий лицо и спускающийся рваными краями на щеку.

Девочка молча подошла к их столу и стала за спиной Бекки.

— Эй! — кто-то тряс его за плечо. Уолтер поднял ошеломленный взгляд и увидел стоящую за его спиной подавальщицу. — Вы заказывать-то будете?

— Кофе, — прохрипел он.

— И завтрак на двоих, — скомандовала Бекка. — Ты себя в зеркало видел, привидение?

От мысли о еде горло обожгло желчью, но он только кивнул, соглашаясь с тем, что с голодовкой пора заканчивать.

Ни Бекка, ни подавальщица не видели девочку. Уолтер всегда знал, что в Эгберте живут эксцентричные люди, а Полуночники были постоянными персонажами анекдотов про невозмутимость, но не до такой степени, чтобы не обращать внимания на обгоревшего ребенка.

Он растерянно оглянулся — может, Джек все же не покинул его? Уж он-то точно может рассказать о мертвых людях.

Но Джека нигде не было.

Наркотики еще действуют? Двух недель не прошло.

Но девочку он точно никогда не знал, и никогда не боялся ничего, связанного с огнем.

«Один из пациентов, номер пятьдесят три, оказался живучим. Он пережил все навязчивые мысли и страхи, не наложил на себя руки… Утверждает, что слышит и видит мертвых».

«Допрашивал пятьдесят третьего пациента. Он сказал, что видит рядом со мной Кэтрин. Сказал, она говорит ему, что я должен спать»…

«Пациент пятьдесят три сказал бы точно», — тремя вспышками зажглась догадка.

Один из пациентов Джека, пережив все свои страхи, стал видеть не только своих мертвецов. Если бы Джек был больше сосредоточен на проекте, а не на Кэтрин — смог бы изучить это явление. Но он застрелил пациента, напомнившего ему, что Кэт умерла.

— Бекка, у тебя была дочь? — спросил Уолтер.

— Нет, — ответила она и улыбнулась.

Годы жизни на Альбионе научили Уолтера распознавать такую плохо прикрытую ложь.

— Пожар? — спросил он, словно не заметив ее ответа.

— Война, — пожала плечами Бекка. — Не твое дело, мальчик. Нужно уметь отпускать мертвых.

За ее спиной никого не было. Но если девочка стояла там — значит, Бекка своему совету не последовала.

Бекка уехала через три дня, не попрощавшись. Револьвер она оставила второй раз, не то в качестве прощального подарка, не то просто забыла.

Зои провела у доктора две недели. Всех денег, что у них оставались не хватило бы, чтобы покрыть даже два дня ее лечения, но студент не мог выставлять высоких цен на свои услуги. К тому же Уолтер, почти не веря в то, что когда-то действительно этим занимался, по вечерам играл в пабе, где они остановились. У хозяина нашлась мышастая залапанная гитара, и Уолтер с удивлением вспоминал простенькие эгбертские песенки про новые ботинки и тех, кто томится в казематах. И чувство, которое испытывал, когда люди, пришедшие выпить, отзывались на гитарные переборы одобрительным гулом.

Когда-то ему казалось, что этого достаточно для счастья, но теперь он рассматривал это лишь как способ уменьшить арендную плату.

Призраков он видел редко и в очередной раз радовался, что Альбион научил его самообладанию. Пришлось завести привычку не здороваться с незнакомцами первым — некоторые выглядели как обычные люди, просто никто, кроме Уолтера их не замечал. Подумав, он решил, что видит людей такими, какими их запомнили люди, не сумевшие их отпустить.