Берлин - Париж: игра на вылет (СИ) - Чернов Александр Викторович. Страница 22

Как говорится, предчувствия его не обманули. В повернувшемся на щелчок дверного замка статном, бравом офицере Кайзерлих Марине, он без труда опознал своего товарища «по несчастью», друга и куратора «в одном флаконе». Выглядел Василий, надо признать, шикарно. Но для выражения восторгов времени просто не оставалось.

- Василий Александрович, дорогой! Успел-таки. Молодчина! Но, что ты тут сидишь? Бежать же к Великому князю надо, ты же понимаешь, что мы уже опаздываем на полчаса?

- Здорово, Петрович! Ты, это, обожди «гнать жеребец». Сперва, голуба, послушай сюда. Разве я кому-то не говорил: сидеть тихо в Питере и никуда не соваться? Где Ваше безответственное сиятельство может понести, как на одном памятном фуршете с «дедо Альфредо» в царском поезде.

Я как изжогой второго дня до сих пор неведением мучаюсь, что же ты, олух царя небесного и один из наших главных секретоносителей, мог тогда ему разболтать. А здесь тебя целая стая велеречивых фрицев во главе с самим усатым Вилли обхаживать будет.

Какая-такая «координация планирования»? Что ты творишь-то, мой миленький? А?.. Или с Луны свалился? Разве не понимаешь, что между нашим желанием союзничества с немцами и самим таким алИансом, дистанция шириной с Колорадский каньон? Как еще оно все обернется, никто гарантий не даст. Я насмотрелся тут разного. И сомнений только добавилось, кстати. Так, нафига нам такие риски, дорогуша?

Ах, «не было возможности»? «Николай сам все решил»? «Вильгельм потребовал»? Да, мне по барабану это все… Попросился бы в клозет, а сам - на мотор и к Зубатову.

Вот!.. Так уж и скажи, что «неплохо бы с немцами поближе познакомиться» для тебя оказалось важнее, чем выполнить приказ конторы. МОЙ приказ…

Короче: будешь наказан, Петрович. Я тебя предупреждал.

А сейчас молчи и мотай на ус. Первое: никаких конкретных разговоров по «железу» с выводами, перспективами и прогнозами. Воспоминания о боях и разных персональных геройствах, это сколько угодно. Второе: политес на тему «будем дружить семьями» - хоть ендовой черпай, но при этом активно мазать некой дурнопахнущей субстанцией галлов или бриттов - не рекомендую. Категорически. Если же хозяева этим станут заниматься, скромно кивай, потупив глазки, но ни в коем случае им не поддакивай. Третье: ты свою персональную меру пития и ответственности за «срыв в пике» хорошо осознаешь?

Не слышу внятного ответа…

- Обижаешь, товарищ начальник…

- В данном контексте не «товарищ», а «гражданин». Но ты меня понял, это главное. Четвертое: я не исключаю, что нам будут подводить баб. То есть дам, конечно. При этом ставлю девять к одному, что это будут не случайные знакомства. Инструкцию мою на сей счет не позабыл, надеюсь? Ну, и наконец, пятое. Главное. Если ты вдруг почувствуешь какие-то напряги, дай знать немедленно. Все ясно?

Хорошо, коли так. Вот теперь, Ваше сиятельство, рванули люлей огребать. Кстати, как у нас по времени, шанс поспеть в Потсдам до шести вечера есть?

- Да, кто же знает? Мюллер говорил, что времени у нас - до без четверти четыре. Но это - самый край.

- Сейчас без трех минут. Затянули мы с Захарычем мундирные дела. «Будет заваруха, не сойти мне с места…»

- Ага, «хоть назад плыви»!

[1] Беспрецедентным случаем (лат.)

Глава 4

Глава 4. Встреча по одёжке

Потсдам. 26 июля 1905-го года

Сверкая солнечными бликами, иссиня-серая вода Грибницзее пенилась за бортом и своим свежим дыханием дарила немного спасительной прохлады. Июльское светило все ниже клонилось к западу, и растянутый над ютом катера тент уже никого не спасал от его излишне щедрого жара.

Лето в сердце Германии удалось на славу. Знойные и безоблачные дни, словно по строгому расписанию сменялись дождливыми, с короткими, обильными грозами. Виды на урожай были хороши, что радовало селян и виноделов Бранденбурга, чуждых суетным заботам обитателей не столь отдаленного от их лоз и шпалер каменного пекла столицы.

Невысокие холмы по берегам, покрытые живописными перелесками, дышали покоем и умиротворением. Земля, раскинувшаяся вокруг, была красива. И жили здесь спокойные, трудолюбивые люди, умеющие ценить ее за те простые радости, что она им дарила. Даже их зачастую не в меру воинственные вожди периодически позволяли себе подпадать под очарование ее неброского, одухотворенного обаяния. Не зря же Фридрих Великий назвал потсдамский дворец, свой любимый «домик у виноградника», именем «Сан Сусси», что в переводе с французского означает «Без забот».

Устроившись рядом с кузеном на самом уголке транцевого дивана, Василий улучил момент слегка передохнуть и расслабиться, пользуясь временным отсутствием внимания к его скромной персоне со стороны окружающих. Сергей Захарович оживленно обсуждал с Эссеном, Рейном и Мюллером предстоящую поездку в Вильгельмсхафен, Киль и Гамбург. Рейценштейн «перетирал» с Гинце новости из Лондона и Марокко, занесенные к ним вместе со свежими газетами, которые личный офицер связи кайзера при царе сподобился прихватить где-то по пути. А поскольку прочие господа адмиралы и офицеры находились во втором катере, идущем впереди, главный виновник недавней всеобщей нервотрепки на какое-то время оказался предоставлен сам себе.

Честно признаться, на водное путешествие с созерцанием живописных пейзажей Василий сегодня не рассчитывал, тем более, что началась эта поездка вполне сухопутно и предсказуемо: с пятиминутной суеты и бешеной гонки на авто до Потсдамского вокзала. Там их ожидал, дрожа под парами, словно разгоряченный конь перед стартовым флагом, персональный мини-поезд. Резко дернув, он тронулся буквально в ту же секунду, как последний из прибывших поднялся в единственный вагон-салон, украшеный прусскими гербовыми орлами.

Однако, менее чем за полчаса домчав всю честную компанию по «зеленой улице» до окраины «города королей», паровоз внезапно заскрипел тормозами, и протяжно выдохнув перегретым паром, встал на станции «Грибницзее», в сотне-другой метров от небольшой, аккуратной пристани. Возле ее дебаркадера густо дымила начищенными до зеркального блеска медными трубами парочка белоснежных катеров под флагами германского военно-морского флота. После зычного приглашения Мюллера, сомнений в том, для кого именно поданы такие «кареты», не осталось…

Сначала Василий думал, что Вильгельм, скорее всего, готовит прием в «Сан Сусси». Либо в летней резиденции - большом потсдамском дворце «Фридрихскрон». Но внезапная пересадка на водный транспорт внесла в изначально казавшуюся безупречной логику, некий элемент неопределенности. Из его однодневного, скажем так - полутуристического, посещения гибрида Петергофа и Гатчины «а ля прюсс» сотней лет попозже, он знал, что по воде ни к одному из дворцов, построенных в эпоху Старого Фрица, не подобраться.

«Занятно. И куда же нас герр Тирпиц везет? Что эти ухарцы могли придумать, дабы провести в Потсдаме мероприятие во флотском «антураже»? Интересно же, елы-палы! Нет, конечно, можно спросить у Мюллера о программе прямо сейчас. Только проявлять юношеское любопытство, все-таки, моветон. Подождем. Не долго терпеть…»

Когда берега озера резко сдвинулись, переходя в двадцатиметровой ширины канал, впереди, слева по курсу, Василий усмотрел среди вершин деревьев знакомые очертания зубчатых стен «под позднее средневековье».

«Кстати! А уж, не задумал ли наш Вилли провести торжественный фуршет прямо в Бабельсбергском замке, любимом родовом гнездышке Вильгельма I, своего деда и первого императора Второго Рейха? В том самом месте, где с согласием Бисмарка на канцлерские полномочия, началась история новой, единой Германии?

Но нет. Не похоже. Над башней нет императорского штандарта, флагшток пуст…»