Семь миров: Импульс (СИ) - Пикулина Тамара Сергеевна. Страница 56
— Мне показалось, что я услышал биение сердца, но нет… Все остальные мертвы, — с болью произнёс он.
— Этот камень цел, — недоверчиво произнёс Ёнк, показав на соседний сосуд.
— Он цел, но внутри все высохло, мой брат давно умер, — произнёс гигант.
— А эти сосуды? — спросил Марсий, указывая на два маленьких камня, уложенных рядом.
— Это дети-близнецы, спячку в сотни тысяч лет они не выдержали.
— А как вы? Как вы себя чувствуете? — спросил Марсий.
— Я долго не проживу, — произнес он. — Мне очень трудно с вами говорить.
— Мы поможем Вам подняться наверх, Вы придете в себя, — произнёс Марсий.
— Если вы прикоснетесь ко мне, я разрушусь. Если хотя бы один луч света упадёт на меня, я разрушусь, — ответил гигант. — Я потерял весь пигмент и весь иммунитет.
— То есть мы должны просто уйти и оставить Вас здесь? — спросил Марсий.
— Вы уже много сделали. Вы отдали мне несколько лет своей жизни.
— Как? — возмутился Ёнк.
— Вы отдали мне силу, когда пробуждали меня, — пояснил он.
— Ясно, — Ёнк недовольно кивнул и повернулся к Марсию. — Пошли отсюда лучше.
— Постой, — не торопился тулонец, — может быть, у вас есть ещё, что сказать нам?
— Не повторяйте наших ошибок, — произнёс гигант.
— Боюсь, в нас слишком много вас, — грустно ответил Марсий. — Мы уже все повторили.
Гигант печально улыбнулся. Он протянул руку и провёл перед их лицами круг по воздуху.
— Это вам мое благословение, — произнёс он. — Хотя на вас обоих уже стоит метка бога.
Ёнк поморщился. Марсий поклонился. Ему не хотелось оставлять гиганта в пещере одного, но он явно дал понять, что ему трудно находиться рядом с ними. У гиганта сохранилось тело и память, но эмоции иссохли и умерли. Он не проявил никакого интереса к жизни. Он был призраком и не хотел воскресать.
— Он ещё придёт в себя, — шепнул Ёнк на ухо Марсию.
Они повернулись к выходу.
— Подождите, — остановил их гигант. Он снял с себя амулет и положил на камень пред ними.
— Что это? — спросил тулонец.
— Это принадлежало Оракулу, это дает силу. Я верю, что перенес спячку только потому, что эта вещь была на мне. У других ее не было, и другие не проснулись.
Марсий осторожно взял амулет в руку и, как заворожённый, стал рассматривать его. Красивый тяжелый золотой круг со спиралью посередине сиял перед ним.
— Я передам его Атле! Она больше всех достойна амулета Оракула, — улыбнулся Марсий.
— Пока этот предмет находится у людей, наш вид будет жить!
Тулонец поклонился с благодарностью и спрятал амулет. Оставлять гиганта одного среди мертвецов и призраков было печально. Но мужчина выразился ясно: желания покинуть пещеру у него не было.
— Но чем ты будешь питаться, что пить? — беспокоился Марсий.
— Вы не знаете моих возможностей, — произнес гигант, — беспокойтесь лучше о себе.
Марсий понимающе кивнул. Из печальных усталых глаз гиганта исходило добро. За столько лет он не утратил способности любить. Он смотрел на них с умилением, словно простил им и деградацию, и ошибки.
Марсий и Ёнк покинули его и приготовились к дороге обратно.
Предстояло проделать обратный путь через горы.
К полудню следующего дня с новыми силами они добрались до вершины и стали спускаться. Страхуя друг друга, cвязанные веревкой, они сделали все четко и быстро. Тулонец и пациф надеялись спуститься в тот же день, но к вечеру были еще слишком высоко. Погода совсем испортилась. Гуляла вьюга. Забравшись в щель, они натопили снега и, прижавшись вплотную друг к другу, стали выжидать. Марсию не терпелось добраться до лагеря и рассказать все Атле. Но, как на зло, погода не выпускала их, удержав еще на одну ночь.
На утро стало ясно, что худшая часть пути осталась позади, поэтому они оба были уверены, что за день доберутся до лагеря, как вдруг уткнулись в отвесную стену, разделявшую хребет пополам. Марсий встал на четвереньки, вбил оба ледоруба в корку и сполз по уступу. Инструкция обязывала слушать, с каким звуком входит ледоруб, и с каждым ударом он концентрировал внимание на этом. Повиснув на обоих ледорубах, он подумал, что надо бы один из них вытащить и загнать в стену пониже. Он так и поступил, но звук был подозрительный. Так как спуск предстоял тяжелый, надо было поставить закладки намертво. Он размахнулся, желая вбить ледоруб покрепче, но в ту же секунду сорвался и полетел в пропасть.
Ударившись о камни, он повис на веревке. Резкая, чудовищная боль пронзила все его тело. От удара берцовую кость выбило. Через колено кость вонзилась в бедро, она раздробила коленный сустав и прошла дальше. Боль не утихала, и он не мог ее остановить. Тулонец сделал глубокий вздох и посмотрел вверх. Пик зиял в вышине, по высоте Марсий сориентировался, а в голове крутилось только одно: «Если я сломал ногу, мне конец!»
Веревка провисла, значит, Ёнк спускался за ним. Он ощупал ногу, но торчащих костей не нашел, крови не было, и он подумал: «Может, обойдется, может, просто связка порвана?»
Он попробовал встать и почувствовал, что кость треснула и шатается. Все-таки перелом! Ёнк посмотрел на него сверху. Смесь отчаяния, ужаса и шока отражалась на его лице.
Ёнк растерянно спросил:
— Ты в порядке?
Марсий чуть было не сказал, что да, но, собравшись, признался:
— Нет. Я сломал ногу.
Новость потрясла пацифа. Он подумал: «Это конец. Если хоть один из нас выберется, это уже удача». В голове его закралась мысль: «Если Марсий сейчас сорвется, у меня будут развязаны руки, я брошу его и спущусь вниз. Не нужно будет возиться с ним, не нужно будет думать, что с ним делать». Но, собравшись с духом, Ёнк отогнал эти мысли, спустился за Марсием и, найдя на глубине рюкзака в аптечке обезболивающее, протянул его тулонцу.
Ёнк ничего не спрашивал и ничего не говорил.
Марсий знал, что Ёнку придется его бросить, чтобы выжить. Он мог бы сказать, что пойдет за помощью. Он бы ответил: «Да, давай!», но им обоим было известно, что помощи ждать неоткуда. Атла и Хет были слишком далеко. Даже при желании они не смогли бы взобраться сюда без снаряжения и, главное, без подготовки. Сфера сюда бы не прошла, а значит, оставалось надеяться только на себя. Другого выхода не было.
Ёнк остался с ним — Марсий был поражен этому. Пациф сел и крепко задумался над тем, как ему спустить тулонца в лагерь. У них было две веревки по пятьдесят метров каждая. Если связать их между собой, получится канат с узлом посередине. Связав их тела концами этой веревки, теоретически Ёнк мог спустить Марсия на сто метров вниз, затем переместиться к нему, снова спустить его — и так до конца спуска.
Заякориться Ёнку было негде, но выбирать не приходилось, и он вырыл углубление в снегу, уперся плотнее. Марсий лег на живот, и Ёнк начал его спускать. Он спустил его на пятьдесят метров, в половину веревки, пока узел не уперся в карабин. Узел не пролезал в карабин, препятствуя спуску. Этим он тормозил Марсия, он опирался на здоровую ногу, чтобы ослабить веревку. Тогда Ёнк выщелкивал ее, пропускал заново, чтобы узел оказался с другой стороны. Затем опять опускал на пятьдесят метров. Марсий закреплялся, как мог. Ёнк сползал до него. И все повторялось по новой. Ёнку хотелось спустить тулонца побыстрее. От удара о камни травмированная нога Марсия сгибалась в колене, и он истошно орал. Марсий злился про себя и твердил под нос: «Помедленнее!».
Но нельзя было мешкать, и тулонец не винил пацифа, а терпел. У Ёнка вид был свирепый, Марсий смотрел на него и думал, как, должно быть, все это злит пацифа. Ёнк понимал, какой силы боль испытывает Марсий, но делал вид, что равнодушен, продолжая спуск. Они рыли в снегу кресла для Ёнка, их едва хватало на одну веревку. Рыхлый снег не позволял как следует закрепиться. Окоченевшими руками Ёнк молча перебирал толстую и неповоротливою веревку. Марсий был поражен его терпению и напористости. Это был невероятный поступок. Марсий ни разу не слышал, чтобы кого-то спасали в инопланетных горах вот так, в одиночку.