Семь миров: Импульс (СИ) - Пикулина Тамара Сергеевна. Страница 58
Он хотел прокричать имя тулонца, но остановил себя. В этом месте все было крайне хрупко, и вибрации его голоса могли спровоцировать обвалы снега. Ёнк решился спускаться еще ниже в пещеру и проверять. Цепляясь ледорубом, он пополз по стене ко дну пещеры, достиг конца и спрыгнул. Марсия внутри не было, но он нашел на снегу отпечаток его тела и пошел по следам. Судя по рисунку, тулонец полз вниз. Вертикальный спуск съел все силы пацифа, но Ёнк собрал всю волю в кулак и ускорил шаг. Следы Марсия привели к скрытой тропе. Они были уже снаружи от котлована из горных хребтов, и эта тропа могла вести только к выходу из мертвой зоны, а не обратно.
Пройдя сто метров, Ёнк нашел неподвижное тело Марсия. Тулонец лежал вниз лицом, вытянув руки вперед, сжимая снег. Ёнк проверил пульс: сердце Марсия еще билось, но он был без сознания. Пациф посмотрел вперед. В конце каменного тоннеля бил свет, это могло оказаться спасением. Ёнк положил Марсия на шкуру и потащил за собой. Тулонец был на голову выше его и наполовину тяжелее, так как весь состоял из мышц, оттого худощавому Ёнку было неимоверно тяжело, но он не сдавался. Кряхтя и упираясь ногами, он метр за метром продвигал Марсия по снежным камням. Сотню раз ему хотелось просто бросить его и пойти одному, но совесть не позволяла ему этого. С трудом он дотащил его до конца. Ёнк посмотрел наверх. Они находились у подножья горы. Он протер лицо Марсия снегом и сел отдохнуть. Тулонец застонал.
— Марсий, — оживился Ёнк.
Марсий медленно открыл глаза. Он был бледен, губы его были синими, зрачки с трудом фокусировались, он нашел взглядом Ёнка и слегка улыбнулся. У него не было сил говорить, но лицо выражало благодарность.
— Мы уже близко, еще немного пройти, и мы доберемся до лагеря, — произнес Ёнк.
Марсий постарался приподняться. Ему было трудно, но, опираясь на Ёнка, он мог прыгать на одной ноге. Пациф перевязал его ногу. Марсий понимал, что спасен. Он не ожидал такого поступка от Ёнка, для которого жизнь тулонца не имела значения, но он не оставил его и спас. Почему?
Глава 15. История Ёнка
Планета Пацифа, родина технологичных маленьких сфер, была золотистого отлива из-за большого содержания отражающей металлической пыли в атмосфере. Она вращалась на одной орбите с Мури, на третьем витке от Оникса. И хотя Пацифа находилась в зоне обитания, в отличие от Мури, она не была так плодородна. На ее поверхности просматривались очертания городов, называемых пацифами звеньями. Вся сеть городов из космоса выглядела как гигантского размера конус. Вершиной конуса было первое звено, в котором жил Император и его приближенные. Чем ниже ярусом был город, тем ниже был социальный статус гражданина. Все звенья конуса были обособлены, но связаны между собой длинными прозрачными тоннелями. Пацифы настолько соблюдали иерархию, что попасть из города ниже в город выше можно было только с разрешения или за огромную сумму.
На протяжении всей жизни пацифы разных звеньев не пересекались, это даже породило разные диалекты. Обмен осуществлялся по тоннелям. Всех объединяла общая мечта — попасть в заветное центральное звено. О красоте тамошних мест ходили легенды, но никто из простых смертных насладиться ею не мог. Все подходы тщательно охранялись целой армией. Попытки пройти заветный путь оканчивались смертью для любопытствующих, наверное, поэтому таких за всю историю было немного.
Ёнк принадлежал к последнему сословию из тринадцатого звена. Его судьба была в вечном служении тем, кто служит. Иными словами, он был пацифом самого низшего пошиба, как, впрочем, и весь его многочисленный род.
Мальчик родился до срока и поразительно быстро, доставив много боли своей матери. Он был самым младшим из одиннадцати братьев и сестер, и большинство из родственников отговаривали рабыню Сус рожать в столь преклонном возрасте. Говорили, это лишнее дитя, предлагали избавиться от плода, убеждая, что мальчик принесет лишь хлопоты, особенно учитывая то, что в мифологии пацифов число одиннадцать было проклятым. Число невзлюбили со времен великой аварии, когда звено номер одиннадцать разлетелось на куски от сильной утечки газа. Мать Ёнка прислушивалась к уговорам, но в период беременности была невообразимо загружена работой, отчего попросту забывала о проблеме, откладывая её решение на ближайшие дни, так и не успев осуществить задуманное. Мальчик, видно, почувствовал опасность и поспешил увидеть свет вопреки всему.
Как и было обещано, проблемы начались сразу. Сильно переболев в детстве, он был признан не годным для обучения. В то время как его старшие братья благополучно начали осваивать профессии механиков, ремонтников, реставраторов космической техники, он уныло сидел без дела. Отца своего Ёнк не помнил, тот погиб еще до его рождения, отчего осиротевшая семья Сус была обречена на бедность.
Самым престижным для человека из последнего звена считалось быть военным механиком — собирать и чинить космические корабли на военных базах околопланетных спутников, а значит, иметь возможность прямого контакта со звеном военных, стоящим на ступень выше, и хоть изредка видеть загадочный космос через смотровые отверстия бункеров и терминалов. Но таким, как Ёнк, глупо было даже мечтать об этом. Единственное, на что сгодился бы он, это драить металлические полы в коридорах и местах общественных нужд, не покидая пределы своего же последнего звена, потому как, чтобы получить должность уборщика в более знатных отсеках, нужно было родиться значительно симпатичней.
Будучи ребенком, Ёнк сразу почувствовал свою отчужденность от всех. В своих фантазиях он видел себя огромным крепким воином, рассекающим космическое пространство на бесстрашной сфере, представлял себя героем старинных легенд о великих пилотах, послуживших своему миру на славу, но, возвращаясь к реальности, ощущал себя ничтожеством, и ему оставалось только одно — терпеть. Ёнк был очень молчалив и мрачен. Он поздно начал говорить, отчего долгое время его считали немым. На издевки в свой адрес он никак не реагировал, позволяя себя бить и дразнить попросту потому, что был уверен, что так и должно быть, и он рожден для боли и унижений, а остальные заведомо сильнее и умнее его. И все же глубоко в душе он чувствовал, что способен на большее, представляя, что внутри него находится светящийся золотой шар, готовый в любой момент вспыхнуть, озарив все своим светом. При всей своей видимой отсталости он много слушал и все понимал, ожидая, что вот-вот судьба покажет ему путь.
День, когда мировоззрение маленького Ёнка поменялось, был особенным и яркой вспышкой засел в сознании восьмилетнего ребенка. Его старший брат Шу, один из тех, кто регулярно колошматил Ёнка, внезапно заболел и не смог пойти на спектакль бродячего по звеньям пацифского театра. Он протянул свой наполовину порванный билет уродливому братцу, представляя, как, должно быть, появление причудливого малыша развеселит толпу. Ёнк принял билет как дар, впервые с благодарностью посмотрев на брата. Он готовился к походу обстоятельно, понимая, что лучше будет прийти последним, прокрасться незаметно и усесться на дальний ряд, после чего уйти чуть раньше остальных, чтобы не раздражать никого своей внешностью. Так он и поступил. Незаметно и быстро пройдя пост, он тихо прокрался в круглый зал. На сцене мелькали тени и танцевал свет.
Постепенно маленький Ёнк стал вникать в суть истории. В спектакле рассказывалась самая древняя и любимая пацифская легенда — «Сказание о кузнице Сюйцы», о мастере, который выковал для Императора клинок невиданной красоты, с лазерными пластинами и золотой филигранью на эфесе, и пожелал преподнести сей дар повелителю лично. Храбрый юноша прошел через армию пацифов, преодолел преграду из приближенных воинов и проник в покои Императора, доставив ему заветный подарок. На лице его сияла улыбка, когда, заколотый этим же самым клинком, истекая кровью, он лежал у ног Императора, у ног своего убийцы. Именно этот клинок стал символом императорской власти. Красуясь на эмблеме пацифской армии, он служил вечной памяти храбреца, любящего своего Императора больше, чем жизнь.