Беременность на сдачу (СИ) - Черно Адалин. Страница 13
Ближе к десяти вечера я принимаю душ, а когда выхожу, слышу оглушающую трель звонка своего телефона. Быстро беру мобильный в руки и замираю, потому что на экране светится “Матвей Л.” и его фотография, которая перенеслась, видимо, из мессенджера. Дрожащими руками нажимаю ответить и слышу спокойный, даже немного холодный голос по ту сторону:
— Вероника Сергеевна? Это Матвей Алексеевич, ваш врач-гинеколог. Нам нужно срочно поговорить, вам удобно?
— Д-да.
— Отлично, может, встретимся?
— Когда?
— Прямо сейчас. Я стою под вашей дверью.
В трубке становится подозрительно тихо и я с ужасом смотрю на экран телефона, где написано “Вызов завершен”. После раздается звонок в дверь и я вздрагиваю, но иду к двери, смотрю в глазок и поворачиваю ключ. Открываю двери и сталкиваюсь с оценивающим взглядом Матвея Алексеевича. Он окидывает меня с ног до головы, и я замечаю как его губы трогает едва заметная улыбка, а затем вспоминаю о том, что из одежды на мне только розовое махровое полотенчико, едва доходящее до середины бедра.
Глава 16
— Можно? — спрашивает Матвей, вопросительно смотря на меня.
— Да, простите, — я отхожу и приглашаю его войти, придерживая полотенце одной рукой.
— Милый наряд, — комментирует доктор Левицкий и снимает туфли.
Я краснею, удерживая полотенце надежнее и стараясь сделать так, чтобы оно не свалилось или не раскрылось в самых “нужных” местах. Я не понимаю, как могла забыть о такой важной составляющей, как одежда. И только сейчас понимаю, что это выглядит как попытка соблазнения.
— Я ненадолго, — стараюсь тут же уйти, но меня останавливают, ухватывая за руку.
— Я на пару минут, — спокойным тоном говорит Матвей, а во мне бушует пламя.
Я чувствую, как внутри разгорается огонь, исходящий от его прикосновения. Мы стоим там: он удерживает меня за руку, а я смотрю с удивлением и каким-то благоговением, хотя ведь должна испытывать к нему ненависть, особенно после всего что мне удалось узнать.
— Простите, — я, наконец, вырываю руку и прошу его пройти в гостиную. — Я таки оденусь. Мне будет спокойнее говорить с вами.
— Хорошо, — он кивает и присаживается на диван, а я отхожу на пару шагов назад и скрываюсь за дверью.
Быстро забегаю в комнату, открываю шкаф, натягиваю первое попавшееся платье и белье, удовлетворительно смотрю на свое отражение и выхожу, возвращаясь к мужчине. Открываю дверь и застываю, потому что он рассматривает мои фотографии на столе, проводит рукой по снимкам, задевая их и… оборачивается.
— Извините за ожидание, — я улыбаюсь ему и захожу в комнату. — Так о чем вы хотели поговорить?
— Честно говоря я забыл, — он улыбается широкой и открытой улыбкой, а я понимаю, что это на сто, нет, не двести процентов Мэт из клуба. Это не игра воображения, не фронтальные вспышки, с этим мужчиной я познакомилась в клубе, с ним переспала, и его ребенка ношу под сердцем.
— Простите, — говорю я. — То есть, как забыли?
— Попал в атмосферу тепла и уюта. В моем доме не так по-домашнему, как здесь.
Кажется, я совершенно не понимаю, что он хочет сказать и к чему клонит, но стараюсь обходить острые углы и быть деловой.
— Вспоминайте, Матвей Алексеевич, — говорю мужчине. — Я уже собиралась ложиться, — пытаюсь объясниться, чтобы быстрее отправить его домой, но он только пожимает плечами и говорит:
— Я пытаюсь.
Чувствую легкую боль внизу живота, но не придаю ей значения, потому что чувствовала таких покалываний и легкого давления за сегодня уже раз десять. Я подавляю желание прикоснуться к своему животику и пытаюсь предугадать действия этого мужчины, но не получается.
— Как вы себя чувствуете, Вероника? — задает он вопрос, но мне почему-то хочется закрыться от него. Я начинаю нервничать потому что не знаю, зачем этот мужчина возник на моем пороге в десять вечера.
— Хорошо, — я немного кривлюсь, потому что на этот раз боль внизу чуть сильнее. — Скажите, а когда начинаются тренировочные схватки?
Вспоминаю, что где-то в интернете читала о том, что они могут быть и в двенадцать недель, но в это, почему-то, мало верится.
— О, вам еще далеко до них, — улыбается мужчина. — Но и они появляются не всегда.
— А на таком сроке как у меня, бывают? — я задаю вопрос, а сама чувствую, как горячие струи стекают по ногам.
— Не бывают, — говорит Матвей и разворачивается ко мне, игнорируя фотографии. — Чувствуете себя плохо? Черт! — я слежу за его взглядом и опускаю голову. Смотрю на свои ноги и вижу, как по ногам текут струи крови.
Матвей преодолевает разделяющее нас расстояние, дергает подол платья вверх и чертыхается еще раз. Я вижу, как он достает телефон, что-то нажимает, но после обращается к взволнованной мне:
— Прокладки у вас есть?
— Что? Да.
— Где?
— В ванной, кажется, — я слабо понимаю что происходит и что значит то, что я вижу, но когда Матвей возвращается с прокладками и бельем, я смущаюсь.
— Вот, снимайте трусы и надевайте чистые с прокладкой. Я найду вам одежду и мы поедем в клинику, сейчас же.
Я киваю и переодеваюсь под его пристальным взглядом. Плевать на то, что он смотрит, я могу потерять ребенка. Я лихорадочно собираюсь, натягиваю принесенные им за пару секунд штаны и кофту, надеваю пуховик и шапку и через пару минут мы выходим на улицу, где Матвей тут же открывает дверь своего автомобиля.
— Надо какую-то пеленку, кровь… и я, — бессвязно бормочу я.
— Серьезно, Вероника? Готовы пожертвовать детьми, чтобы не испачкать мне обивку в машине. Садитесь, или я запихну вас внутрь.
Я прихожу в себя и залезаю на сидение, пытаясь расположиться как можно удобнее.
— Лягте лучше, вам будет удобнее и в вашем состоянии это оптимальнее.
Я слушаюсь и ложусь на бок, сгибая ноги в коленях, а сама думаю о том, что если бы не он… непонятно, что вообще бы произошло.
Мы доезжаем до больницы слишком быстро: Матвей привозит меня в дорогую клинику, но вовсе не в ту, куда обычно приезжаю я.
— Где мы?
— Успокойтесь, Вероника Сергеевна, вашим лечащим врачом буду я, — я едва передвигаю ноги и когда Матвей замечает это, наклоняется, подхватывает меня под колени и спину и поднимает на руки.
Я обнимаю его за шею и утыкаюсь носом в ключицу, стараясь не дышать и вообще не сгореть от стыда.
— Он дает какие-то указания, заносит меня в палату, после чего вокруг собираются какие-то девушки, рядом ставят треногу для капельницы, меня просят лечь и сжимать кулак.
Я исправно выполняю все, что меня просят, после чего чувствую укол в руку и сжимаюсь, расслабляясь только тогда, когда ощущаю прикосновения горячих пальцев к своей ладони.
— Что это? — я смотрю на прозрачную жидкость, стекающую в мою вену через трубку.
— Я спасаю вас и ваших детей, Вероника, — спокойно говорит он.
На протяжении часа мне колят еще и жутко болючие уколы, от которых бросает в жар. Хочется сказать, что мне ничего не нужно, но я стойко держусь, после чего Матвей говорит:
— Все. Больше сегодня трогать не будут.
— Простите, что…
— Спокойно, Вероника, я всего лишь сделал свою работу и да, завтра мы обсудим переезд ко мне, потому что судя по тому, что я вижу дела обстоят не лучшим образом.
— Но…
Я пытаюсь возразить, но мужчина только поднимает руку и говорит:
— Завтра, отдыхайте, — он сжимает мою руку, которую не выпускал из своей горячей ладони, крепче и прощается, покидая палату.
Глава 17
— Вероника Сергеевна, доктор Левицкий ждет вас у себя на УЗИ, — в палату входит медсестра и ждет, когда я встану с кровати и последую за ней.
У меня практически нет нормальной одежды и единственное, что на мне надето — короткие шорты и майка. Сверху я набрасываю теплый халат, который мне привезла Ирка, и иду за медсестрой. Эта клиника совершенно другая, поэтому я понятия не имею, где находится кабинет Матвея.