Пятое правило василиска (СИ) - Платунова Анна. Страница 26

— Не такая уж это тайна, Милли. Ты бы и сама легко узнала. Очарование нимф действует на все расы…

— Кроме василисков! — обрадованно сообщила Эмилия, довольная тем, что уж это она точно знает.

— Особенно на василисков, — одновременно с ней произнес Стейн.

И оба замолчали, потрясенные.

— Что? — прошептала Милли.

Не похоже, чтобы Стейн шутил. Он продолжил, но между бровей залегла глубокая складка. Заговорил быстро, чтобы не дать Эмилии себя сбить.

— В детстве всегда слышал эти шуточки. Не позволяй нимфе посмотреть себе в глаза! Иначе пропал. Это как болезнь, которую не истребить. Вся сила воли, весь разум — ничто по сравнению с этим наваждением. Василиски и так никому не смотрят в глаза, поэтому шансов немного… Но… Вы наша слабость, наше уязвимое место. И предки, похоже, об этом знали не понаслышке. Однако надо отдать должное нимфам, они вели себя благородно. Хоть и очаровывали помимо воли, но не пользовались этим, наоборот, помогали как могли. Этого у вас не отнять. Верные… до конца…

Эмилия, не осознавая, что делает, нащупала руку Стейна и сжала ее.

— Я сомневался в правдивости этих историй, но точно не собирался ни одной нимфе смотреть в глаза. Кто же знал, что однажды судьба приведет нимфу прямо на мой порог, именно тогда, когда мне нужна будет помощь.

Милли вспомнила мгновение их знакомства и побледнела. Они встретились взглядами! Ох…

— Сначала я решил, что незавидная участь меня миновала. Прислушивался к себе, но не ощущал ни особой тяги, ни странных желаний. Обрадовался, что первый из василисков, кто не пал жертвой чар. Врагу ведь не пожелаешь — стать одним из рабов взбалмошной девчонки!

Стейн выплеснул горечь, но тут же, заметив, как вздрогнули губы Милли, сам пожалел о сказанном. Повинуясь порыву, он притянул к себе Эмилию, зарылся лицом в пушистые волосы. Теплое дыхание щекотало макушку.

А Эмилии, как бы ни было грустно, пришлось признаться самой себе, что Стейн был не так уж далек от истины. Кого он видел? Бестолковую нимфу, которая привыкла добиваться желаемого одним только очарованием. Капризную, эгоистичную и ни мало не заботящуюся о чувствах других.

— А потом я понял, что попал… С каждым часом притяжение становилось все сильнее…

В памяти Эмилии воскресла ночь, когда они впервые спустились в подземелье. Как Стейн шел рядом и кривился так, будто наелся кислятины. А он, бедный, страдал от нахлынувших чувств и ничего не мог с собой поделать.

— Каждый день превратился в битву с самим собой.

— У тебя отлично получалось, — не удержалась от шпильки Эмилия. — Я ни за что не догадалась бы о том, что ты ощущаешь ко мне что-то помимо желания придушить.

— О, я действительно злился! Я был в бешенстве! Но сколько бы ни бесился, это никак не помогало.

И чем сильнее Стейн боролся, тем холодней становился. Чего ему стоило держать все в себе, и ни словом, ни взглядом не выдать внутренней борьбы, знает только он один.

— Но постепенно я посмотрел на тебя другими глазами. Моя чудесная девочка…

Стейн так и не выпустил ее из своих объятий, а Милли боялась совершить лишнее движение, чтобы не оттолкнуть. И в то же время возникло ощущение нереальности происходящего. Она действительно это слышит? Или Стейн снова сделает вид, будто ничего не было?

— Так чего ты тогда?! — с чувством сказала она.

А сердце колотилось, мчалось галопом. Столько всего хотелось сказать! «Если бы ты только намекнул, хотя бы посмотрел иначе, просто дотронулся до руки, мне бы большего и не нужно было! Но ты молчал, молчал, молчал все это время! И после подземелья еще больше отдалился! Почему?»

— Почему? — только и смогла выдавить Милли, но Стейн догадался, о чем она хочет спросить.

— Я не был уверен, что это не влияние наваждения… Что если ты на самом деле бесчувственная пустышка, но я вижу тебя такой из-за чар нимфы?

Он говорил, а сам все сильнее сжимал Эмилию в объятиях, точно боялся, что она, как по волшебству, испарится, растает, оставив после себя лишь воспоминание.

— На следующий день после того, как мы поднялись из подземелья, я шел проведать тебя. Хотел во всем признаться. И увидел все эти подарки, цветы… Сколько сердец ты разбила, Милли? И не было ли мое лишь очередным в этой коллекции? Я решил, что должен дать себе время подумать. Остыть. Проверить истинность чувств.

— Ты прятался от меня! — догадалась Эмилия, сообразив наконец, что избегала встреч со Стейном вовсе не по счастливой случайности. — Эх, ты… змеюка глупая!

Сказала и испугалась, что Стейн снова закроется. Этого гордеца только задень, сразу превращается в глыбу льда. Но Стейн хмыкнул, по-видимому, соглашаясь.

— Сегодня, когда ко мне пришла Стелла…

Стейн громко втянул воздух сквозь сжатые зубы, и Эмилия вдруг поняла, как сильно он за нее испугался.

— Все хорошо, — прошептала она.

— Я подумал — плевать. Чары, не чары. Наваждение, морок… Все равно! Если с тобой что-то случится, я себе не прощу.

— Почему?

— Потому что я должен тебя защищать…

— Почему?

— Потому что ты самое чудесное, что случилось в моей жизни…

— Почему, Стейн? — почти закричала нимфа, так и не услышав нужного ответа. — Почему? Скажи это, наконец!

— Потому что я люблю тебя, Эмилия, — выдохнул он.

Милли прижалась щекой к его груди, чувствуя, как кружится голова, слушая стук сердца василиска и ощущая себя абсолютно счастливой.

— Я тебя тоже люблю, глупый. Без всяких там чар, если что.

Она задрала голову, отыскивая его взгляд.

— Только вот кто-то говорил, что мороки со мной будет больше, чем удовольствия, — хитро улыбнувшись, напомнила она. — Я, конечно, очаровываю всех направо и налево, но… опыта у меня… немного… сам понимаешь…

Последние слова договаривала, покрывшись мурашками с ног до головы.

— Совсем не против заморочиться, — в тон ей, с притворной небрежностью, ответил Стейн и широко улыбнулся.

А потом лицо его сделалось серьезно. Пальцы скользнули по скулам Эмилии, нырнули в густые волосы, гладя, перебирая пряди. Затуманенный взгляд скользил по лицу. Стейн точно пытался вобрать в себя этот миг, навсегда запомнить его. Наклонился и коснулся губами виска. Замер, ожидая протеста. Милли затаила дыхание, но сама подалась навстречу.

Они оба застыли, как перед прыжком в пропасть. Если прыгнут — назад будет не повернуть.

Но ведь никогда не узнаешь, умеешь ли ты летать, пока не позволишь себе упасть.

— Да целуй уже! — прошептала Эмилия.

И они прыгнули. И взлетели.

Конец