Дикие (СИ) - Вольная Мира. Страница 61

Я медленно поднялась, сделала несколько шагов к лестнице. Почему-то была босиком, хотя точно помню, что засыпала в носках. Последний шаг сделать не решалась. А шаг очень надо было сделать. Жизненно необходимо.  Я точно знала, что наверху кто-то есть, кто-то, кого мне надо увидеть. А еще на удивление был запах. Запах чего-то гнилого, яблока или сливы, немного сладковатый, чуть-чуть прогорклый, нездоровый запах, ненастоящий, словно кто-то специально оставил его здесь для меня. Я поставила ногу на первую ступеньку. Скрежет, шуршание, легкий звон и острая боль в голой ступне...

Стекло. Кто-то рассыпал на лестнице стекло.

…я застонала и тут же закрыла рот рукой, стиснула зубы, согнувшись пополам.

Нельзя, чтобы тот, кто наверху, услышал мой стон. Теперь я поняла, где я и зачем. Вспомнила, боль великолепно отрезвляет.

Пальцы в темноте нащупали осколок, впившийся в ногу. Глубоко. Я потянула, но крови было так много, что он выскользнул. Чертыхнулась про себя, снова нашла и снова дернула. И опять он выскользнул. Боль была жгучей, горячей, рану кусало, а проклятое стекло только глубже впивалось в ногу. Осколок был продолговатым с неровными краями, с зазубринами, которые царапали пальцы, длинный. Откуда-то пришла уверенность, что стекло не от картины, не от разбитой чашки, не от вазы. Оно бутылочное. Прозрачное. Толстое. Только почему же такое неровное?

Глубокий вдох. Медленный выдох. Чтобы голова перестала кружиться.

Давай же!

Я ухватилась за осколок под другим углом и наконец-то его достала. Боль прострелила до затылка, прошла насквозь, поднялась от стопы к лодыжке, вверх по ноге, через позвоночник, прямо в мозг. Пришлось снова зажимать рот рукой. Очень хотелось вскрикнуть. Обычная реакция любого живого существа на боль. Крик помогает снизить ее уровень. Что-то связанное с передачей болевых импульсов от источника к мозгу, вроде так...

Да, Хэнсон, очень полезная информация. Умничка.

Пришлось переждать несколько секунд, а может и минут, прежде чем сделать следующий осторожный шаг. На второй ступеньке тоже было стекло. Я отпихнула его в сторону и только после этого поставила ногу. Осколки оставили царапины, но не более.

И снова отпихнуть стекло и снова шагнуть.

Подъем занял несколько долгих минут.

Запах и скрежет стали сильнее, чуть более реальными, будто мой подъем прибавил им сил. Темнота резала глаза, сильнее начала кружиться голова, лоб покрылся испариной, одежда начала липнуть к телу. Это от потери крови. Рана глубже, чем я ожидала.

Мимо ванной, мимо комнаты для гостей, ко входу в мою спальню. Я двигалась наощупь, ведя рукой по стене с левой стороны, ощущая шероховатое, старое дерево, словно разбухшее и прогнившее. В коридоре стекла не было, только какой-то мелкий мусор, возможно, мертвые насекомые, мышиное дерьмо, щепки, шпатлевка, гипс.

Почему бутылочное? Откуда оно здесь? Какая-то глупая выходка, бессмысленная. Стекло не сможет остановить оборотня, раны на нас затягиваются, как на собаках. Я сейчас стала медленнее и… злее. Рана раздразнила зверя, позвала его ближе к поверхности.

Ну и зачем кому-то вытаскивать из меня волка?

Пальцы нащупали сначала дверной косяк, потом саму дверь, сомкнулись на ручке. Тоже шершавой.

Ржавчина?

Она легко повернулась, дверь открылась бесшумно. Страха не было. Точнее, был, но… Ой, да ладно. Я странная волчица с явными отклонениями в психике, кривым восприятием чужих и собственных поступков и эмоций, а сейчас еще и с проблемами в гормональном фоне из-за предстоящего новолуния. Так что с меня взять? Я не боялась того, кто ждал меня за дверью, обстановки пустого дома, шорохов, звуков, запаха, холода, даже битое бутылочное стекло на лестнице не могло меня остановить. Мне надо было попасть в эту комнату, в мою комнату, чтобы понять, чтобы увидеть, что же это такое. Дом не просто так превратился в трухлявую развалюху. Его что-то разрушило, что-то чужое проникло внутрь и теперь точит дерево, разъедает ржавчиной дверные ручки, отключает электричество, погружая комнаты и коридоры во тьму, превращает в пыль занавески и обивку мебели, оставляет двери распахнутыми и бьет чертовы бутылки. И мне надо знать, что это, чье это.

Сгорбленная фигура стояла возле моего комода, смотрела на удивление на все еще яркие, четкие фотографии, в темной одежде, капюшоне, сгорбленная, спиной ко мне. Я не надеялась на то, что он покажет мне лицо. Да даже если бы и показал… Оно всегда оставалось одним и тем же.

Я видела только фотографии. Родители, Маркус, Артур, Стэф, Жюли, Аллен даже Макклин. Много фотографий в несколько рядов. Цветные пятна в монохроме черного и серого, в переплетении теней и затхлости.

Что-то совсем не так было с существом, стоящим возле них. Что-то очень-очень не так. Именно от него пахло гнилыми искусственными яблоками. Я знала, как это звучит, но именно так и было, ощущалось. Гнилые нормальные яблоки пахнут по-другому, похоже, но не так. В чем отличие, у меня бы не получилось объяснить даже самой себе.

- Кто ты? – спросила у фигуры в капюшоне.

- Волк без души, - проскрипело существо. Голос был тоже искусственным, низким, протяжным, ненормальным. Он колол и кусал. – Мертвый человек.

- Ты – Макгрэгор?

- Волк без души, - существо все еще стояло ко мне спиной, все еще смотрело на фотографии. Достаточно было сделать лишь шаг, лишь дотронуться до него, чтобы оно повернулось, чтобы посмотреть в знакомое лицо, но… Я пока не до конца поняла, не до конца была уверена.

- Зачем ты остался? Зачем пришел в мой дом?

- Я жажду, - проскрипело в ответ.

- Чего?

- Жизни и смерти.

- Аминь, мать твою, - пробормотала я. – Боль, которая жаждет жизни. Это что-то новенькое.

Я приблизилась к сгорбленной, скрюченной, будто изломанной фигуре, с силой развернула существо лицом к себе и заорала.

Я всегда орала на этом моменте, ничего не могла с собой поделать. Все те же глаза навыкате, все те же русые взъерошенные волосы, улыбка. Ощущения те же, воспоминания те же. Страшные, отвратительные, мерзкие воспоминания. Мне не хотелось к нему прикасаться, мне не хотелось даже рядом с ним стоять, просто смотреть было уже невыносимо, просто говорить и слушать его ответы. Но выхода не осталось. Слишком глубоко оно сидело. Это. Нечто. 

Фотографии за его спиной стали еще ярче, почти светились холодным флуоресцентным светом: синим, желтым, зеленым, красным, белым. Они не рассеивали мрак. Только…

Лицо существа изменилось, оно менялось каждый раз в зависимости от того, что во мне осталось. На этот раз осталось непростительно много, даже несмотря на то, сколько времени прошло. Совсем плоха ты, Хэнсон. Все даже хуже, чем ты могла предположить, если судить по дому и по реальности ощущений, запахов, состояний…

Его лицо было оплавлено, как свечной воск. Оплавленные щеки, губы, лоб. Словно кто-то растянул на неподходящем макете черепа резиновую хэллоуинскую маску, а потом нагрел ее. Существо рванулось вперед, толкнуло в грудь, заставляя упасть, навалилось сверху, впиваясь зубами, похожими на иголки, мне в плечо, потом в горло, в руки, старающиеся оттолкнуть его, отпихнуть от себя. Оно было тяжелое, неимоверно тяжелое. Удар об пол выбил дыхание. И сделать новый глоток воздуха не получалось. Оно не давало. Душило весом, собой. И продолжало кусать. Игольчатые зубы впивались так глубоко, что, мне казалось, они скребут о мои же собственные кости рук, ключиц. Я извивалась и барахталась, выпустила клыки, когти, начала меняться. А потом все-таки столкнула существо с себя. Оно отлетело, ударилось спиной о комод. Фотографии зашатались. Единственный источник света.

Осторожнее, Хэнсон.

Слишком много крови. В этот раз.

Сил совсем не осталось.

Я заорала еще раз, согнулась пополам, потому что прошило новой волной боли насквозь. Теперь можно стонать, теперь ему уже не уйти, не спрятаться от меня во мне же. Я заперла его здесь, закрыла. Оно ковырнуло кривыми узловатыми пальцами с грязными обкусанными когтями рану на стопе. Подтянуло меня к себе за ногу. И новый крик.