Только так. И никак иначе (СИ) - Перепечина Яна. Страница 17

- Пожалуйста, - кивнула Наталья. И Павлу показалось даже, что она зарделась. Он отвинтил крышку, отхлебнул из термоса и блаженно зажмурился:

- М-м-м. Хорошо.

Ему и вправду было хорошо с его расторопной помощницей.

В эту ночь он впервые после гибели Фреда спал крепко и без долгих, муторных, тоскливых сновидений. Так крепко, что даже не слышал звонка будильника.

Хлопнула калитка. Павел открыл глаза и посмотрел в темноту. Как рано ещё. Часов семь. Будильник не звонил ещё. Он глянул на часы и удивился: стрелки приближались к восьми. А он не проснулся по звонку. Вот разоспался! Павел усмехнулся и покачал головой: расслабился за праздники. Только вот кто ж к нему в такую рань? Недовольно закряхтев, он начал вставать.

- Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия мирови свет разума! – под окнами негромко ликующе запели. Павел подскочил, спросонья наткнулся на стул, но даже это не смогло приглушить его радость: приехали, приехали его дедки!

У крыльца действительно стояли все четверо и, задрав головы, весело махали ему. С головы Эдуарда Арутюновича даже шапка упала назад, в снег. Павел тоже замахал, показывая знаками, что сейчас спустится. Его драгоценные специалисты вразнобой закивали, заулыбались. Прыгая, он натянул джинсы и гигантскими скачками скатился с лестницы, пытаясь на ходу сунуть руки в рукава рубашки и пригладить взлохмаченные волосы. Распахнув дверь, выскочил босой на крыльцо:

- Доброе утро! Доброе утро, дорогие мои! Приехали!

Они засмеялись, глядя на его заспанное, помятое лицо.

- Здравствуй, Павел Артемьевич! С Рождеством Христовым!

- С Рождеством!

Все вместе ввалились в дом. Стали пожимать друг другу руки, хлопать по плечам, обниматься. Поздравленья чередовались с расспросами. Пар валил в не закрытую ещё дверь и от его дедков. Павел помог всем раздеться и потащил их на кухню – поить чаем и разговаривать. Соскучился он очень. Дядечки его, сосватанные отцом Петром, оказались совершенно потрясающими. Павел в них буквально влюбился, и теперь был рад, так рад их приезду. И чувствовал, что Дом, его ненаглядный Старик тоже рад.

- Павел Артемьевич, а куда ж ты Фреда-то дел? Не иначе к невесте какой отвёз? Или он ещё спит сном младенца? – Анатолий Викентьевич, главный из мастеров, оглянулся, радостно хохотнул. Павел помрачнел, но ответить не успел.

- Пришли мы, смотрим – дорожка свежим снегом заметена, следов собачьих нет, только человеческих цепочка. Думаем: разоспался наш пёс! И сейчас не выходит, соня!

- Фред умер. Я потом расскажу, ладно? – Павел ответил хрипло, глухо и с трудом откашлялся. Дедки его растерянно замолчали.

- Прости, - Эдуард Арутюнович, обожаемый Павлом седой армянин, весёлый и мудрый, положил руку Павлу на плечо. – Не горюй, Пашенька! Он любил тебя всей своей собачьей душой и знал, что ты любишь его. Для собаки счастье в хозяине. А ему достался самый лучший. Он был очень счастливой собакой.

Павел горько улыбнулся и благодарно посмотрел на них:

- Как хорошо, что вы вернулись.

Вскоре пришла Наталья. Павел представил друг другу её и мужчин. Помощница кивнула, коротко поздоровалась с реставраторами и Павлом, перебравшимися уже в комнату, служившую ему кабинетом, и сгрудившимися над чертежами, схемами и таблицами, и ушла на кухню. Эдуард Арутюнович посмотрел ей вслед молча и покачал головой.

- Что? – негромко спросил Павел.

- Да нет, ничего. Серьёзная какая. Важная. Занятая. – Павлу стало неприятно. Поладят ли они? Его дедки были живыми, весёлыми, озорными. И одновременно интеллигентными, образованнейшими. А Наталья… А про Наталью он ещё ничего толком и сказать не мог.

- Она неплохая… Готовит вкусно.

- Да, да, - старый армянин покивал рассеянно, - конечно. Привыкнет она ещё к нам. А мы к ней. Не волнуйся, что мы с женщиной не поладим? Поезжай на работу и не переживай. Всё будет хорошо.

В офисе, который Павел с Ясенем ласково называли своей «шарашкинокй конторой», работа кипела. После коротких каникул заказчики будто очнулись, и звонили и приходили постоянно. Со звонками ловко расправлялась сестра Ясеня Вера, переводя кого в аэрографический, кого в мотоциклетный, кого в ремонтный цеха. С пришедшими спускались вниз, в мастерские, или сам Павел, или Ясень. Этим могли заниматься и другие – фирма уже давно и крепко стояла на ногах, работников хватало. Но Павел за праздники так соскучился по своей работе, что спуститься с верхов на дно, или из князей в грязи, как шутили их мастера, было приятно и весело.

К обеду стало чуть потише, и набегавшийся с утра Ясень просунул в дверь кабинета Павла свою крупную лохматую голову:

- Лунь, я с голоду помру скоро. Пошли, поедим, что ли?

- Голодный ты мой. Вечно голодный, - Павел отложил эскизы, потянулся с удовольствием, выпрямил длинные ноги, - может, здесь кофейку попьём? Я сейчас девочек попрошу сообразить. Или давай сам сделаю, как ты любишь.

- Не хочу я кофе! – Ясень уже весь внедрился в кабинет, накрепко уселся в высокое кресло и гневно раздул щёки. – Я уже договорился, с февраля будут нас кормить прямо в офисе. Не могу больше кусочничать. Ладно раньше. Раньше мы были молодыми и бедными…

- А сейчас мы старые и богатые, - Павел скомкал неудачный эскиз и метко кинул в Ясеня, тот хотел пригнуться, но не успел. Бумажный комок шваркнул его по коротким волосам и съехал за ворот щегольского свитера с лейблом известной фирмы.

- Разжирел ты, брат, потерял сноровку. А всё «есть хочу, есть хочу», - Павел захохотал в голос, утирая выступившие слёзы.

- Бяка ты, Рябина… Противная зазнавшаяся бяка… - Ясень сунул руку за голову, вытащил из ворота комок и метнул бумажный снаряд обратно. Павел оттолкнулся рукой от стола и отъехал в кресле в сторону, комок упал на клавиатуру.

- Промазал, ты, мой старый и богатый!

- Я молодой и состоятельный, умеренно. Богатым буду чуть позже. – Ясень встал. – Ладно, сиди тут, чахни, а я есть. Мне силы нужны. У меня невеста красавица и свадьба весной.

- Мне тоже нужны, - Павел поднялся и направился с деланно безразличным видом к шкафу за курткой. Ясень в два гигантских прыжка подлетел к нему и заглянул через плечо, вытаращив глаза так, что стал похож на ленивца.

- Я не пони-и-ил? – пропел он. – Тебе тоже силы нужны? Зачем это? То есть, на что это?!

- Для работы. – Павел скроил одухотворённое лицо и потянулся за курткой. – Для ремонта…

Ясень легонько прижал ему руку дверцей шкафа и возмущённо возопил:

- Ну-ка колись!

Павел отпихнул друга и вытащил-таки куртку:

- Не буду. Ты болтун и всё сразу всем растреплешь.

- Я?! – Ясень вытянул шею и стал похож уже не на ленивца, а на до крайности оскорблённого жирафа. – Я бол-тун?! Чё я когда кому разболтал? Хоть раз?!

- У меня список дома остался. Завтра привезу и оглашу весь. Там пунктов сто.

- Меня оговорили! Оклеветали! Опозорили! - Ясень вопил, прижимая Павла к шкафу и пытаясь защекотать. – Ну-ка колись, повторяю!

Павел громко ржал, брыкался и отказывался колоться.

- Ну и ладно! – обиделся Ясень. – Ну и сиди один со своей тайной! Тоже мне царь Кощей, который над тайной чахнет!

- Тоже мне, соавтор Александра нашего Сергеича! Не уродуй классику! Ладно, Серёг, пошли в «Объедалочку», там расскажу.

- Ну, так-то лучше! – Ясень сразу воспрял и быстро напялил на себя принесённое пальто. – Вот увидишь – поешь, да ещё с другом поделишься ужасной тайной – и сразу станет легче жить.

- Мне и так неплохо, - Павел выскочил за дверь и подмигнул своей обожаемой секретарше. Она подмигнула в ответ, но при виде Ясеня снова нацепила на себя маску чопорной пристойности – вольности она допускала только со своим начальником. Второе лицо на фирме оскорблялось, обижалось и не переставало тешить себя надеждой на покорение неприступной крепости в лице секретаря фирмы Шуваловой Елизаветы Фёдоровны. Но пока безрезультатно. Крепость покоряться отказывалась. И искренней любовью отвечала только Рябинину.