Теория большого взрыва (СИ) - Перепечина Яна. Страница 8
- Я тоже очень рада, - улыбнулась Ангелина. - У меня такое ощущение, что я вернулась в юность.
- Вот! Точно! Ты классно сформулировала. Я вернусь из отпуска и никуда тебя не отпущу. Поживём вместе хотя бы недельку, наговоримся, вспомним всё-всё… А можно… - она замерла, словно додумывая какую-то мысль, и закончила:
- А можно вечеринку устроить, вечер выпускников. Созвать всех наших ко мне. У меня места много. Повеселимся! Давай, а?
- Давай-давай, - смеялась её воодушевлению Ангелина. - Конечно, давай. Вот отдохнёшь, вернёшься, а там решим. Или ты хочешь, чтобы я всё организовала, пока тебя не будет?
- Да нет, пока не надо. Я приеду — и всё вместе сделаем. Давай пока обсудим план твоего переезда…
- Да какой там план? - удивилась Ангелина. - Тоже мне, масштабная операция, великое переселение народов. Я же не на всю жизнь к тебе перебираюсь, а всего на две-три недели. Ещё и вещей брать почти не надо, раз ты мне свой гардероб в распоряжение отдаёшь. Так что я буду налегке. Ты мне адрес дай. И я приеду с чемоданчиком к тебе в четверг. Во сколько мне быть?
- Нет, подожди, надо всё продумать… - не согласилась Рина. - А, впрочем, время ещё есть, целых два дня. Ты подумай, я подумаю… Если что надумаю — позвоню.
Глава шестая. Дело
Гришина любовь обитала в новом квартале, в который превратили старую фабрику. Давно уже опустевшие здания отремонтировали, переделали под жильё, придали им более современный вид и продали. В получившихся квартирах были огромные окна, высокие потолки и стены из голого исторического (возрастом в полвека, не меньше) кирпича. «Концептуальненько», - мрачно подумал Вадим, неожиданно для себя употребив слово из лексикона младшей троюродной сестры.
Ситуация нравилась ему всё меньше и меньше. На какие средства могла купить такое великолепие двадцативосьмилетняя девица? И что девице, имеющей подобные нерядовые возможности, было нужно от его славного, но вполне обычного лейтенанта Гриши? Вопросов было много. И он, Валдайцев, был обязан найти на них ответы. И не только чтобы помочь парню наладить личную жизнь. Но и чтобы уберечь его от опасности. А в том, что она была вполне реальной, Вадим, увидев место, где с недавних пор жила несчастная любовь Гриши Москвина, уже почти не сомневался. М-да, неприятное, похоже, будет дело.
Было около полудня, и это позволяло надеяться, что Гришина девушка окажется на месте, но при этом уже проснётся. Вадим из разговора с несчастным влюблённым знал, что та ведёт образ жизни, приближенный к богемному: ложится и встаёт поздно и из дома до обеда не выходит. Так что и сейчас должна быть у себя.
Валдайцев подошёл к нужному корпусу и огляделся.
Машин во дворе не было. Вадим поначалу удивился, но потом обнаружил за красиво постриженными кустами въезд в подземный гараж, и ещё больше помрачнел. В неплохом месте свила себе гнёздышко загадочная особа.
Судя по грязным окнам, и по грохоту перфораторов, визгу электролобзиков и шуму прочих инструментов, доносившемуся буквально со всех сторон, в большинстве квартир пока ещё во всю шёл ремонт. Вадим огляделся и в трёх корпусах насчитал всего с десяток окон, которые уже были вымытыми и украсились шторами или жалюзи. Судя по всему, он направлялся в одну из этих квартир.
Нужный ему крайний, ближайший к Москве-реке, подъезд охранялся. Причём дежурил там не седенький старичок-одуванчик, а вполне крепкий дядечка средних лет. Но удостоверение Вадима, которым он пользовался вне службы лишь в крайних случаях, убедило охранника в благонадёжности визитёра. И Вадим беспрепятственно прошёл по лестнице на третий этаж. Лифт в подъезде был, но пока работал лишь эпизодически, как пояснил ему охранник.
В подъезде отчётливо пахло краской, побелкой и другими материалами. Несмотря на доносившийся отовсюду строительный шум, шаги на лестнице звучали гулко, а подъезд выглядел совершенно не жилым. Тем удивительнее было обнаружить на третьем этаже новенькую чистую дверь, заботливо укомплектованную ковриком, являющим собой жёстковорсную репродукцию картины какого-то известного художника. Фамилию творца далёкий от живописи двадцатого века Валдайцев так и не вспомнил, но саму картину знал, конечно.
Хотя он и не любил живопись подобного плана и предпочитал классические сюжеты и технику исполнения, но на высокохудожественный коврик наступать не стал, обошёл его и нажал на кнопку звонка. Тот послушно начал исполнять не менее концептуальную, чем всё вокруг, мелодию. И её автора Валдайцев тоже не знал, но понимал, что это совершенно точно не махровая попса, а что-то совершенно иного уровня и класса.
Дослушать высококультурную трель ему не довелось: в дверном глазке мелькнула тень и напряжённый женский голос поинтересовался не слишком вежливо:
- Вы кто?
- Здравствуйте, - громко начал, решив не забывать о правилах этикета Валдайцев, и достал из кармана удостоверение. Длинная крепкая цепочка, которой оно было пристёгнуто к джинсам неудобно натянулась, но документ всё же удалось поднять до уровня глазка.
- Милиция? - голос прозвучал ещё напряжённее.
- Нет, я коллега Григория Москвина. Мне нужно с вами поговорить.
- Кто-о? - явно удивился голос за дверью.
- Коллега Григория Москвина, - медленно и чётко повторил, стараясь не раздражаться Вадим.
- Ещё раз покажите удостоверение, - потребовал голос.
Вадим смиренно вздохнул и выполнил требуемое. Ему было непонятно, что там можно разглядеть в глазок. Сам он как-то не удержался и из исследовательского интереса попробовал рассмотреть таким вот образом собственное удостоверение. Результат не впечатлил. Но, возможно, в его квартире в спальном окраинном районе просто глазки такие неправильные, а в этом доме наверняка всё совсем иначе, а вместо отечественных глазков ещё советского производства встроена высококлассная цейсовская оптика. Поэтому он послушно подержал удостоверение у выпуклой линзы глазка, пока замок вдруг не щёлкнул.
- Проходите.
На пороге стояла невероятная красавица. Сначала Вадим увидел только густые вьющиеся волосы, лёгкую улыбку на пухлых губах и яркие глаза. Мелькнула мысль: ещё бы Гриша не влюбился, тут любой бы не устоял, не то что мальчишка. Девушка была одета, словно недавно вернулась откуда-то. Вадим вскользь удивился и порадовался тому, что всё же застал хозяйку дома. Красавица призывно поманила Вадима за собой и пошла вперёд по длинному светлому коридору, словно демонстрируя свои прочие достоинства и давая гостю ими налюбоваться. Но первое потрясение у скептически настроенного Валдайцева уже прошло. И он стал замечать недостатки: не слишком изящную походку, коротковатые ноги и чересчур длинную для таких ног спину. Поэтому, когда хозяйка, ввела его в большую комнату, он уже был способен воспринимать её адекватно.
- Что вы хотите? - не утруждая себя вежливостью, поинтересовалась девица, устроившись на белоснежном кожаном диване. Поза её при этом показалась Валдайцеву крайне неудобной, но, конечно, весьма завлекательной. Чего это она? Всегда так сидит или почему-то решила произвести впечатление именно на него?
- Здравствуйте, Карина, - сдержанно начал Вадим. - Я коллега вашего знакомого, Григория Москвина.
- Коллега? - хмыкнула хозяйка. - Я умею читать и немного разбираюсь в званиях. Григорий — лейтенант, а в вашем удостоверении написано, что вы подполковник. Нет, вы коллега, конечно, но ещё и начальник. Правильно я понимаю?
- Да, - кивнул Вадим, - но это в данном случае неважно.
Девица вскинула бровь:
- А что же важно?
- Важно то, что Гриша вас любит, Карина. И ему сейчас тяжело.
- Что же я могу поделать? - вроде бы удивилась хозяйка. Но Валдайцеву показалось, что если её что и удивляет и интересует, так это цель его визита. А вот Гришина судьба её явно не волновала. М-да, всё оказалось плохо, очень плохо. Он-то до последнего надеялся, что чувства у Григория и его любимой всё же взаимны и что они просто поссорились. А если так, то их можно помирить. Этим он занимался уже не раз и с иронией называл себя «штатным мирильщиком отдела».