Сюрприз для отца-одиночки (ЛП) - Минкс Мелинда. Страница 33

— Это потому, что ты большой и тяжелый, и весь мускулистый, — улыбается Наоми, сжимая мой бицепс.

Я улыбаюсь ей в ответ.

— У меня определенно не тело фигуриста.

— Конькобежцы очень сильные, — возражает Эмили. — Нет причин, почему ты не можешь быть быстрым, папа.

— Я не хочу быть быстрым, я никуда не спешу, — говорю я. — Я просто хочу медленно скользить по льду и расслабленно провести день.

— Скучно, — говорит Эмили, вздыхая.

Она указывает на группу детей, которые выглядят примерно ее возраста. Они все катаются на коньках вместе, а взрослых поблизости нет.

— Смотри, а они катаются без родителей.

— Значит у них будут неприятности, — говорю я. — Если ты видишь, что кто-то другой нарушает правила, это еще не значит, что ты тоже должна это делать.

Она издает раздраженный вопль.

— У меня такое чувство, что эту фразу ты тоже часто повторяешь, — говорит Наоми.

— По крайней мере, я не использовал фразу «если все побегут прыгать с моста», она ненавидит ее еще больше.

Мы делаем еще несколько кругов, и Наоми шепчет мне:

— Мои ноги убивают меня, давай сделаем перерыв.

Мне удается стащить Эмили со льда, сказав ей, что мы собираемся перекусить. Мы снова надеваем ботинки и идем к киоску.

— У них есть мягкие крендельки, — предлагаю я.

У Эмили загорается взгляд.

— И горячий яблочный глинтвейн, — говорю я Наоми. — Пряный.

— Отлично, — улыбается она.

Мы заказываем еду, а так как свободных столов нет, мы едим стоя. У каждого из нас в руках по крендельку и кружка сидра.

— Нет ничего вкуснее глинтвейна на снегу, — счастливо вздыхает Наоми.

— А как насчет печенья, которое ты испекла? — говорит Эмили.

— Ты что, подлизываешься? — спрашиваю я.

— Что это значит? — спрашивает она.

— Ей нравится твоя выпечка почти так же сильно, как и моя стряпня, — говорю я, ухмыляясь

Наоми закатывает глаза, потом улыбается Эмили.

— Спасибо, милая, когда-нибудь я обязательно испеку для тебя еще печенья.

— Завтра? — спрашивает она.

Наоми бросает на меня быстрый взгляд.

В какой-то момент Наоми придется переночевать у нас, пока Эмили дома, но я не уверен, что мы уже к этому готовы. Конечно, я не против, но не хочу, чтобы Эмили думала, что Наоми всегда будет рядом, пока я не буду уверен в этом в самом деле.

— Может быть, — улыбаюсь я.

— Мне завтра на работу, — говорит Наоми. — Но, может быть, до этого я смогу заскочить и позавтракать с вами.

— Ты можешь просто переночевать у меня, — говорит Эмили. — У меня есть спальный мешок, или ты можешь воспользоваться моей кроватью.

— Это очень мило, — говорит Наоми, улыбаясь, — но мы обсудим это позже.

Пока мы едим, мимо нас проходит группа детей. Среди них есть пять или шесть ровесников Эмили, а также две девочки, которым на вид лет тринадцать-четырнадцать

Один из мальчиков, ровесник Эмили, машет ей рукой.

Ее лицо краснеет, она быстро машет рукой и отворачивается.

— Эмили, — окликает ее мальчик.

Она смотрит вниз.

— Эмили.

Наоми тянет ее за руку.

— Почему бы тебе не поздороваться?

— Я уже помахала, — бормочет она.

— А кто он такой? — спрашиваю я.

— Эштон, — говорит она. — Он учится в моем классе.

Я могу сказать, что ей нравится Эштон. Эмили никогда не говорит мне о мальчиках, которые ей нравятся, но второклассники не могут скрывать свои эмоции по этому поводу. По крайней мере, не так, чтобы взрослые этого не заметили.

Я вижу, как Эштон идет к нам.

— Ты не можешь его избегать, — говорю я. — Он сейчас идет сюда.

Она поворачивается.

— Привет, — говорит он. — Мы тоже катаемся на коньках.

— О, — говорит Эмили. — И я.

— Круто, — говорит он.

Я громко откашливаюсь.

Он смотрит на меня, словно я только что ожившее дерево.

— Вы папа Эмили?

— Да, — говорю я, стараясь не быть слишком грубым.

На Эштоне надета шапочка, и она немного съехала набекрень. Его челка торчит таким образом, что кажется будто он нарочно это сделал. Мне не нравятся мальчишки, которые настолько стараются выглядеть крутыми. Это изначально рождает недоверие к ним.

— Ты... — говорит он, отводя от меня взгляд. Я снова стал деревом для него. Он даже не пытается быть со мной вежливым. — Хочешь покататься с нами на коньках?

Эмили улыбается и тут же говорит:

— Конечно.

Я хватаю ее за плечо.

— Ты ничего не забыла?

Она морщится, глядя на меня. Я явно ставлю ее в неловкое положение.

— Можно мне покататься на коньках с Эштоном и его друзьями?

Я смотрю на Эштона сверху вниз, на этого малявку.

— А где твои родители? Кто за тобой присматривает?

Он как ни в чем не бывало указывает на двух старших девочек.

— Твои родители — две девочки, которым на вид лет по четырнадцать? А что, ходили в детский сад, когда родили тебя?

— Эмм, — блеет Эштон.

Наоми толкает меня локтем и подавляет смех.

— Это старшие сестры Джейка и Чада.

— А, — говорю я. — Ясно! Джейк и Чад — два мальчика, которых я не знаю.

Эштон отворачивается от меня. Он хочет изо всех сил притвориться, что меня просто не существует. Это хороший метод для мальчика, чтобы избежать отца девочки. В его возрасте я сам бы не стал пользоваться этой стратегией, но вижу, что это работает с некоторыми отцами. Но со мной этот номер не пройдет.

— Круто, — говорит Эштон. — Пойдем.

Я сильнее сжимаю плечо Эмили.

— Нет. Ты никуда не пойдешь.

— Но... но, папа.

Я качаю головой и смотрю на Эштона.

— Попробуй в следующий раз сказать «пожалуйста» или «Спасибо».

— Пожалуйста, — повторяет он словно робот.

— Нет.

— Придурок, — говорит он, пожимая плечами и поворачиваясь к нам спиной.

Эмили начинает плакать.

Наоми смотрит на меня так, словно я только что убил ее собаку. У нас нет щенка, но если бы он у нас был, он был бы определенно умнее Эштона.

— Почему ты не разрешаешь мне кататься с моими друзьями? — шипит Эмили.

— За твоими друзьями присматривают дети, — говорю я. — Это небезопасно.

Эмили некоторое время дуется, но, когда я говорю ей, что мы можем пойти домой или продолжить кататься вместе, она решает кататься с нами.

— Прости, — шепчу я Наоми. — Иногда с ней такое случается.

— Как бы то ни было, — говорит она. — Я думаю, ты сделал правильный выбор. Этот парень был полным идиотом.

— И что же она в нем нашла? — спрашиваю я.

Наоми пожимает плечами.

— В этом возрасте она будет менять тех, кто ей нравится, каждые несколько недель. Просто наберись терпения, пока это время пройдет.

Мы снова начинаем кататься, и я замечаю группу детей впереди нас. Они катаются прямо рядом с канатами. Веревки удерживаются теми же самыми барьерами, которые используются в парках развлечений или аэропортах, чтобы заставить людей ждать в очереди. На нескольких веревках висят таблички с надписью: «Опасно! ТОНКИЙ ЛЕД! ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ!»

Я вижу, как несколько ребятишек нервно тычут пальцами, а потом Эштон ныряет под канат и удаляется от заграждения на несколько метров, потом делает разворот на сто восемьдесят и поворачивает назад. Он ныряет обратно под веревку, а остальные дети радостно хлопают в ладоши.

Старшие сестры — которые типа присматривают — болтают с двумя старшими мальчиками и даже не обращают внимания на детей.

— Видишь, — шиплю я Наоми, — от этого ребенка ничего хорошего не жди.

Она кивает мне и бросает на тупого мальчишку злобный косой взгляд. Я рад, что она со мной согласна.

Мы движемся к ним, и их голоса становятся громче, по мере нашего приближения. Они аплодируют и дают Эштону пять.

Я слышу, как Эштон говорит:

— Я хочу рискнуть проехать дальше.

Эмили замедляется, и я хватаю ее за руку и увожу от них.

— Папа! — шипит она.

— Пошли, — говорю я. — Игнорируй их.

Один из ребят показывает на нас пальцем.