Вдоль белой полосы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 24

А тут ещё и Кира с бабушкой масла в огонь подлили. Как-то вечером они сидели втроём на маленькой кухне и лепили пельмени. Разговор зашёл о даче, которую все нежно любили и по которой скучали. И вдруг семилетняя Кира с каким-то странным отчаянным выражением лица выпалила:

— Я дачу сильнее всех люблю!

— Почему? — удивилась бабушка.

— Потому что у меня там любовь!

Бабушка вопросительно глянула на старшую внучку. Агата пожала плечами: она ни о каких влюблённостях сестры не знала.

— И какая же у тебя любовь? — мягко улыбнулась бабушка, всегда очень серьёзно относившаяся к рассказам внучек.

— Никита. — Гордо произнесла Кира, а Агата оторопела.

— Кирочка, — вмешалась бабушка. — Никита, конечно, очень хороший парень. Но ведь он для тебя староват. Вот Агате он, пожалуй, лучше бы подошёл. А давай мы лучше Агату за него замуж выдадим? А ты будешь его любить как родственника.

— Давай! — неожиданно легко согласилась Кира, которой было не важно, кому принадлежит объект любви, лишь бы был рядом. Тем более, что старшую сестру она обожала.

Агата лишь дёрнула плечом:

— Вот ещё. Я себе кого получше найду.

— Ах, Агатушка, — вздохнула бабушка. — Если бы таких как он было много, мир был бы счастливее, потому что счастливее были бы женщины. Ты не отмахивайся, а лучше присмотрись.

Агата, стремясь как можно скорее закончить непростой для неё разговор, сделала вид, что закашлялась и ушла в ванную. Если бы бабушка знала, что она давным давно уже даже не присмотрелась, а просто сразу увидела Никиту. И всё. Жизнь её раз и навсегда изменилась.

Глава 10. Откровение.

В конце мая у Лики был день рождения. Никита с подарком и цветами после долгого дня в институте очень торопился в их съёмную квартиру, однако жены дома не застал. Тогда он позвонил тёще, думая, что Лика ушла к родителям. Но её не было и там. Поначалу Никита не беспокоился, ревнивым он не был, не думал, что место женщины исключительно у плиты, а на улице ещё не стемнело. Поэтому он погулял с Ликиным французским бульдогом Хоббитом, к которому очень привязался, покормил его и отправился на кухню мыть посуду. Родители воспитали его так, что он не считал никакую домашнюю работу зазорной, не подходящей мужчине, и с одинаковой лёгкостью мог положить плитку или убрать квартиру. Только готовить не слишком умел. Но при необходимости что-нибудь, конечно, сварганил бы и ни сам не умер от голода рядом с полным холодильником, ни ближним бы не позволил. Поэтому и Лику он предпочёл дожидаться, занимаясь накопившимися делами, а не изводя себя ревностью или раздражением.

Но стрелки на часах приблизились к полуночи, Никита заволновался, вышел на улицу, сам ещё не зная, что будет делать и куда пойдёт. Он стоял в тёмном дворе и оглядывался по сторонам, когда из-за угла вывернула явно хорошо отпраздновавшая Лика. Выпивала она не часто, но даже лёгкое опьянение превращало её в человека на удивление склочного и малоприятного. Трезвея, она эту свою особенность не забывала и, возможно, именно поэтому почти не пила. Но сегодня, видимо, решила расслабиться.

— Привет, — с улыбкой шагнул ей навстречу Никита. Увидев Лику он испытал такое облегчение, что сразу же забыл о нескольких часах ожидания. — Пойдём праздновать?

— Я уже, — неласково отрезала его жена.

— А чего без меня? — Никита распахнул перед ней дверь в их полутёмный неприветливый подъезд, в котором обычно было и вовсе темно, поскольку ни одна лампочка не задерживалась дольше чем на сутки: их разбивала местная шпана или выворачивали те, кто считал, что в личном хозяйстве лампочки нужнее.

— Надо же, в честь твоего дня рождения даже свет у нас есть.

— Да уж, — мрачно кивнула Лика, — есть.

Они уже дошли до третьего этажа, когда она вдруг горько заплакала и то ли от горя, то ли от действия алкоголя зашаталась.

— Ликуша, ты что? — испугался Никита, втаскивая её в квартиру. В голову сразу полезли плохие — одна хуже другой — мысли. — Что случилось? Тебя кто-то обидел?

— Да! — со злобой всхлипнула Лика. — Да! Представь себе!

— Кто? — Никита начал открывать притворённую было дверь, собираясь идти искать её обидчика.

— Жизнь! Жизнь меня обидела! — навзрыд заплакала Лика, сползла спиной по стене и села так, что в их узком коридорчике Никите уже было некуда деться. Тут же на колени к ней взгромоздился счастливый Хоббит, который был рад уже тому, что хозяйка с хозяином вернулись и готовы принимать проявления его любви. Вон, даже на пол сели. Но хозяйка лишь отмахнулась от него, откинула голову назад, слегка стукнувшись затылком о стену, и снова начала всхлипывать. Никитас трудом смог опуститься на корточки рядом с ней (мешали мебель, стены и сидящая Лика) и с тревогой заглянул в её зарёванное лицо.

— Жизнь? То есть? Что ты имеешь в виду?

— А вот то и есть! — не слишком вразумительно ответила Лика, помолчала недолго и, прежде чем Никита успел задать следующий вопрос, пояснила:

— Я сегодня в таком месте была… В таком месте… Видела, как люди живут… Только так и должны жить люди… А мы… Мы…

— Ага. — Никита, поняв, что никто его жену и пальцем не тронул, немного успокоился. — Понятно. И где же ты была, что тебя это посещение так подкосило?

— В гостях я была. — Лика снова то ли всхлипнула, то ли кивнула. — Лучше бы я туда не ездила.

Никита вздохнул, под мышки поднял жену с пола, почти перенёс её на кухню и зажёг газ под зелёным эмалированным чайником. Следя за ним нетрезвым мутным взглядом, Лика не переставая плакала. Он налил ей чаю, сунул в руки ложку и подвинул блюдечко с тортом.

— Ещь и пей давай. Подсластишь обидевшую тебя жизнь, а потом расскажешь, что произошло.

Лика кивнула и правда принялась есть, получалось это у неё не слишком хорошо: мешали икота и постоянные всхлипы. Но всё же примерно через полчаса Никита уже понимал, что произошло.

У девушки одного из Ликиных приятелей-ролевиков накануне был день рождения. Подумав, решили отмечать вместе. Лика, зная, что муж придёт домой ближе к вечеру, отправилась в гости к этой самой Ульяне. До этого ни она, ни её приятели у неё не были.

Ульяна жила в самом центре, в переулке, плавно тянущемся в сторону от Трубной площади. Гости собрались у станции метро «Цветной бульвар» и весёлой кучкой направились за своим проводником, молодым человеком Ульяны, которому та предусмотрительно выдала подробнейшую схему.

Поначалу ничто не удивляло гостей. Переулок был самый обычный, ничем не отличавшийся от других улочек центра Москвы, судя по редким фонарям, не слишком хорошо освещённый, не очень чистый, запруженный машинами. Громкие весёлые голоса их компании отражались от стен и улетали куда-то вверх, в голубое небо конца весны. И было очень приятно идти там, где, казалось, ещё можно встретить людей, заставших другое, предыдущее столетие. Лика даже задумалась, рисуя себе удивительные картины.

Но тут вдруг их проводник свернул в сторону и пошёл дворами. Они потянулись за ним и вскоре оказались перед красивыми коваными воротами. Их провожатый пошарил по ним глазами, нашёл кнопку и нажал на неё. Через несколько секунд из арки навстречу им шагнул мужчина в какой-то форме.

— Мы к Поляниным, — довольно робко начал кавалер именинницы Ульяны и добавил: — Здравствуйте.

— Здрасьте, — притихнув, поздоровались остальные.

— Добрый вечер, — не обратил на их смущение никакого внимания мужчина, — меня предупредили. Десять человек, к Ульяне Артёмовне. — Он широко распахнул тяжёлую калитку и посторонился: — Прямо и налево, пожалуйста. Второй подъезд.

— А этаж не подскажете? — сдавленно спросил проводник и помахал перед охранником изрядно помятым листом. — А то у меня в схеме он почему-то не указан.

— С первого по третий, — тонко улыбнулся мужчина. В его взгляде Лике почудилось что-то похожее на пренебрежение. — Но вход на первом. Да вы не волнуйтесь, не заблудитесь. Я сейчас доложу, и там вас встретят.