Вдоль белой полосы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 3

— Вот бы Никита Агату нашу дождался. До чего ж парень хорош! Лучше и не пожелаешь.

— Маленькая она пока, — вздохнула вторая бабушка, — не дождётся он. До её восемнадцатилетия ещё четыре года. Да и рано в восемнадцать замуж выходить. А он старше её на шесть лет. Да такого парня наверняка и осаждают уже… Нет, не дождётся, — снова вздохнула она.

Агата, доставая из шкафа сухое платье, заметила, как дрожат у неё руки. Неужели она не успеет? Неужели Никита женится раньше? Но ведь он только что заступился за неё! Он не хотел, чтобы её ругали! Он…

Агата прижала платье к себе и закрыла глаза. Только бы поскорее вырасти!

Май 1994 года

Но она не успела. Жизнь её рухнула в одночасье.

В ту весну Агате уже было шестнадцать с половиной лет. Она заканчивала школу и собиралась поступать в институт. Удивительное время, когда перед тобой вся жизнь, а позади только детство. Взрослые люди сказали бы «целое детство» или даже «всё детство» и никогда не «только детство». Но в шестнадцать лет, пусть даже и с половиной, никто не думает такими категориями. Для шестнадцатилетних детство, словно старая кожа для змеи, ненужное и мешающее жить прошлое. Его, как эту самую кожу, они торопятся сбросить и тут же забыть о нём. Просто они ещё ничего не знают, эти шестнадцатилетние. И Агата тоже не знала.

Ей нужно было поступать в институт, а она могла думать только об одном: вот приедет на дачу, а там — он. И он увидит, наконец, что она выросла, что она уже девушка и, может быть, посмотрит на неё не как на славную маленькую соседку.

Это была невероятная весна: весна-предвкушение, весна-ожидание, весна-надежда. В общем, такая весна, которая случается хоть раз в жизни, наверное, у каждого. И погода соответствовала: прозрачный весенний воздух днём прогревался, а к вечеру остывал, клубился туманами, придавая звукам и запахам весны пронзительную эфемерность и призрачность.

В первое воскресенье мая папа вернулся с дачи, куда ездил для того, чтобы проветрить после зимы дом и отвезти вещи. В следующие выходные они собирались поехать туда уже всей семьёй. Открывать сезон, как это называлось у них.

Был тихий вечер начала мая. Уходящее за все семь высоток солнце лилось в окно их кухни на семнадцатом этаже. Папа и мама сидели за столом, а Агата мыла посуду после ужина. Новостей у папы было много. За зиму с их дачными соседями чего только не произошло. Папа рассказывал и рассказывал. Агата с мамой слушали и слушали. А потом папа между делом сообщил:

— А наш сосед женился.

И Агата почему-то сразу поняла, что это про Никиту. Хотя соседями они называли всех, кто жил на их улице. В книгах про такие случаи пишут «свет померк» или «как громом поразило». Ничего такого не было. Агата не упала в обморок, не уронила тарелку, не зарыдала в голос. Она не могла себе этого позволить: рядом были родители, которые ничего не знали о её чувствах и с которыми они никогда не были близки настолько, чтобы Агата могла рассказать им об этом. Поэтому, пока мама удивлённо ахала и говорила о том, что Никиту и его жену нужно будет обязательно поздравить, Агата домыла посуду и молча вышла.

Жить ей не хотелось настолько, что даже плакать она не могла, а могла только взять на поводок свою собаку и пойти с ней гулять. Гуляли они в тот вечер, наверно, часа два. Огромная её южнорусская овчарка Веста, которую нельзя было спускать с поводка, потому что она дралась смертным боем с любой мало-мальски подходящей по размеру собакой, таскала её на поводке по всему району, а Агата вопреки обыкновению покорно моталась следом. Сил у неё не было ни на что.

Зато впереди было ещё испытание.

У школы, в которой она училась, был договор с институтом о предварительных экзаменах. Поэтому через несколько дней их одиннадцатый класс писал вступительное сочинение в институт. Это была прекрасная, редкая возможность — поступить в высшее учебное заведение, ещё не окончив среднее. Но Агата, которая всегда хорошо училась, не поступила. Первый же экзамен завалила, получив невероятные пять баллов из десяти возможных. Как это случилось, не понял никто. Её учительница русского языка и литературы, узнав результаты, онемела: сочинения Агата всегда писала прекрасно. Все её одноклассники тоже были поражены. Родители расстроились неимоверно. Сама же Агата не удивилась совсем.

Никита женился.

И. Её. Больше. Ничего. Не. Интересовало.

Совсем. Точка.

Глава 2. Начало начал.

Время было странное. Невероятное. Как закрутилось всё в восемьдесят девятом, когда Никита закончил школу, так и шло, только набирая скорость.

В институт он поступил неожиданно легко. Даже сам удивился. Нет, учился он хорошо, а в последний год родители смогли и репетиторов по физике, алгебре и геометрии ему нанять. Но всё равно он волновался. Сам себя и маму уговаривал тем, что его обожаемый дедушка только и закончил, что семилетку ещё до войны. И был при этом прекрасным специалистом, уважаемым человеком. Его даже на фронт не взяли, хотя он неоднократно ходил в военкомат. Но его так ценили, что бронь не сняли, несмотря на просьбы и горячее желание стать красноармейцем.

Вот Никита и напоминал маме об этом. А ещё рассказывал, в какие ПТУ и техникумы собираются поступать его одноклассники. На всякий случай готовил к возможному провалу. Но мама с его доводами не соглашалась, сердилась и объясняла:

— Никит, ты пойми, друзья друзьями. Я знаю, что из твоих одноклассников в Бауманку больше никто не пойдёт. Да и вообще в институты мало кто поступает. Но ты на это не должен ориентироваться. У каждого свой путь. А ты можешь многое. И техникумы — это для тебя не предел мечтаний. Я-то знаю.

Никита кивал, не желая, чтобы она переживала. А сам всё подбирал запасные варианты. Маму он понимал. У них в семье все работали на оборонку. Даже дедушка с его семью классами умудрился попасть на закрытое предприятие и там научиться всему, что другие постигали в техникумах и институтах. В итоге он проработал в одном цеху почти сорок лет и стал живой легендой. А родители на их градообразующее предприятие и вовсе пришли сразу после институтов. Да так там и остались на долгие годы.

Отец Никиты лично знал многих космонавтов, в том числе и Гагарина. В детстве Никита любил разглядывать толстую книгу о космосе, на форзаце которой отец собирал автографы тех из них, с кем близко общался. Его сын часами был готов листать эту книгу, смотреть фотографии отца, на которых он стоял рядом с космонавтами, и мечтать о том, как сам полетит к звёздам. Потом он подрос, и мечта его трансформировалась: теперь он хотел, как и родители, быть инженером. Поэтому и волновался перед поступлением так сильно, старательно маскируя беспокойство лёгким пренебрежением и наивным гусарством: мол, где наша не пропадала.

Но поступить удалось. В тот день, когда вывесили списки, Никита приехал из Москвы в Реутов и не выдержал, прибежал к главной проходной встречать родителей. Мама поняла всё, едва выйдя из высоких тяжёлых дверей и под деревьями у пруда увидев сына. Её радостное, сразу помолодевшее лицо стало для него лучшим подарком к поступлению. Отец отреагировал посуше, но и он — Никита видел и гордился этим — был доволен.

Учиться в институте было нелегко, но интересно. Группа у них подобралась дружная, весёлая. Многие оказались соседями по городкам и посёлкам, прилепившимся к Горьковскому направлению железной дороги. А ещё почти все они были детьми инженеров, жили одинаково скромно, а потому отлично понимали друг друга, ладили и домой частенько ездили вместе. Да и вообще много времени проводили в обществе друг друга: выполняли институтские задания, изобретали, придумывали что-то новое, подрабатывали, чтобы помочь родителям, которые на своих оборонных предприятиях в то время уже получали смешные и нерегулярные зарплаты. Семьям их приходилось нелегко, вот они и крутились, как могли, стараясь не забросить при этом учёбу.