Вдоль белой полосы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 42

Никита вспомнил сияющие глаза Агаты, мягкую улыбку и озорную гримаску, которую иногда видел на загорелом личике, когда она что-то задумывала. От этого воспоминания ему стало совсем тоскливо. Что он мог предложить несовершеннолетней ещё девушке, светлой и чистой? Или всё же что-то мог?

С завода Никита позвонил Лике, не надеясь застать её дома. Но она ответила, заметно удивившись его звонку. Никита издалека заходить не стал и сразу же напомнил:

— Лик, не пора ли нам официально развестись?

— А ты что? Жениться собрался? — неожиданно резко поинтересовалась почти бывшая жена.

— Всякое может случиться, — не поддался на провокацию Никита.

— Мне сейчас некогда, позже обсудим, — всё ещё недовольно бросила Лика, и в трубке раздались короткие гудки.

Этого ещё не хватало. Никита хотел расстроиться, но потом вспомнил то, что почувствовал сегодня, когда бежал за девушкой, которую принял за Агату, и усмехнулся. Лику он знал хорошо и понимал, что нервы она ему помотает, конечно. Ну, так и совершеннолетие Агаты ещё через полгода. А за это время он обязательно что-нибудь придумает.

В этот момент раздался телефонный звонок.

— Никита, это тебя! — издалека прокричал кто-то.

— Это я! — Радостно выпалил в трубку Митя, когда он пробрался между столов и кульманов к телефону, — если ты не занят, пойдём погуляем! Погода такая хорошая.

— Пойдём, — согласился Никита, чувстуя себя так, словно налетел на стену.

— Я встречу тебя у Гагаринской проходной через полчаса. Нормально?

— Нормально, — Никита медленно нажал на рычаг.

Размечтался. А как же чувства Мити? Как же он забыл об этом? И как может перейти дорогу тому, кого любит словно младшего брата? Да и вообще, Митя с его горячей чистой влюблённостью гораздо больше подходит Агате, чем он, ещё даже и не разведённый, зато уже битый жизнью. И кто сказал, что Агата вообще может полюбить его?

Глава 17. Изменения.

Весной Антона, который, увлёкшись ИЛП и постоянно пропадая на тренингах и семинарах, забросил учёбу, забрали в армию. Это было неожиданно, но Агата даже малодушно обрадовалась: внезапный отъезд Антона избавлял её от необходимости начинать непростой разговор, к которому она готовилась внутренне с тех пор, как только поняла, что Тони неравнодушен к ней.

Накануне проводов Тони пришёл к ней и позвал гулять. Родителям Агаты приятель дочери не слишком нравился, но их общению они не препятствовал. И Агата, предупредив, что уходит, вышла на улицу, где её ждал Тони.

Они не спеша пошли вдоль домов. Агата опасалась, что Антон перед долгой разлукой начнёт разговор, которого она так не хотела. Но, исподволь поглядывая на него никакого волнения не заметила. Хотя кто их знает, последователей ИЛП? Может, они умеют владеть собой не хуже дзен-буддистов, о которых недавно рассказывали им на уроке литературы. Тогда Агата читала новеллу Рюноске Акутагавы «Носовой платок» и поражалась стойкости матери, потерявшей сына. А вдруг и Антон умеет так же? Она снова покосилась на него и опять ничего не поняла.

Так они довольно долго шли молча, пока, наконец, Тони не попросил ровным голосом:

— Ты мне пиши.

— Конечно, — легко согласилась Агата.

В их школе вообще было принято переписываться. И они постоянно отправляли письма тем из выпускников, кто уехал в другие города или даже страны и скучал по школе. Да и одноклассницы Агаты летом тоже отправляли друг другу пространные письма о том, как проходят их каникулы. В этом была какая-то особенная прелесть, и иногда Агата ловила себя на том, что её так и тянет начать письмо к Нюре как-нибудь по-толстовски, например: «Ma chere amie Annette! Je t'ecris, assis sur la veranda de notre maison de campagne et regardant grand-mere nourrir les poulets» («Моя дорогая подруга Аннет! Пишу тебе, сидя на веранде нашего дома и глядя, как бабушка кормит кур»).

Писать и получать письма ей очень нравилось, поэтому и на просьбу Тони она откликнулась с готовностью. Тот посмотрел на неё долгим взглядом, видимо, уловив эту лёгкость, и вдруг взял Агату за локоть и приглушённо сказал:

— Моя мама работает в первом отделе МГУ. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — честно призналась Агата. — То есть что такое МГУ знаю, конечно. А чем занимается первый отдел?

— Они работают с КГБ, ведут секретное делопроизводство, отвечают за сохранность секретных документов, — зачем-то бросая по сторонам быстрые взгляды, объяснил Тони.

Агате, которая читала газеты и знала, что всесильный Комитет уже далеко не тот, что раньше, стало смешно. Но она деликатно подавила улыбку и только поинтересовалась:

— А разве он ещё есть?

— Конечно, есть, — усмехнулся Антон с видом умудрённого жизнью старца. — Называется по-другому, но смысл-то тот же.

— И что? — Агате всё ещё казалось, что Тони играет в какую-то игру.

— И то, что моя мама — проверенный человек. А в армии комитетчики нередко вербуют людей. Могут обратиться и ко мне, зная, чей я сын… Тем более, что я учусь… учился на психфаке… Они могут проверять мою почту, чтобы убедиться в благонадёжности. А я даже не смогу тебя предупредить…

— Я обещаю, что не буду писать ничего такого, что может заинтересовать комитетчиков. Честное слово, — улыбнулась Агата. — И вообще, что я могу знать? Мои родители уже ушли с оборонки. Да и не рассказывали они мне никогда ничего такого. А сама я очень далека от каких-либо тайн. Ну, разве что кроме девичьих. Но они вряд ли интересны спецслужбам. Так что не волнуйся.

— Ты не понимаешь всей серьёзности, — строго посмотрел на неё Тони.

— Да нет, — поспешила успокоить его Агата, который было хорошо от того, что весна уже совсем набрала силу и всё больше напоминала о близком лете. А ведь летом она поедет на дачу и, может быть, увидит там Никиту. Поэтому весне она радовалась, словно та была её союзницей. — Я всё понимаю.

— А раз понимаешь, то нам нужно договориться о каком-то условном слове, которое я вставлю в письмо, если меня станут вербовать…. — Антон задумался. Агата молча шла рядом и не торопила его. — Идея! Я тебе напишу что-нибудь про кегельбан.

— Я с трудом представляю себе, как в наше время в письме можно написать про кегельбан, чтобы это выглядело естественным и не привлекало внимания, — фыркнула Агата.

— Ничего, я придумаю, как это обыграть. И вот если ты получишь от меня письмо с кегельбаном, то знай, что общаться со мной нужно очень осторожно.

— Хорошо, — Агата изо всех сил старалась не показать, как забавляет её странная обеспокоенность Антона. — Не волнуйся.

Тот вроде бы успокоился и спросил:

— Ты придёшь ко мне на проводы?

— Прости, но я не могу. Мои родители не поймут. Мне шестнадцать лет, и, в их понимании, мне рано ходить на такие мероприятия.

— Как же они отпустили тебя в нашу школу? Нравы-то у нас вполне в духе времени, вольные…

Агате показалось, что Антон был раздражён. Но она, привыкшая к строгому воспитанию, легко отозвалась:

— Я в школу хожу учиться. А родители меня хорошо знают и доверяют мне.

— Какое-то у них избирательное доверие. В школу можно, а на вечеринку нет. Странно и недальновидно. Можно выйти мусор выносить и вернуться беременной.

Агата от неожиданности не сдержала изумления: раньше Антон никогда не обсуждал с ней подобных тем.

— Что ты на меня так удивлённо смотришь? — в голосе Антона послышалась горечь. — Неужели ты никогда ни о чём подобном не думала? Что всё ещё играешь в куклы с младшей сестрой, а о жизни ничего не знаешь?

Агате показалось, что он смотрит на неё испытующе, и она, тут же вспомнив о Никите, залилась краской. Не так давно она поймала себя на том, что её мысли о соседе изменились. Если раньше Агата просто издалека обожала его, довольствуясь редкими встречами и частыми воспоминаниями о них, то теперь это были уже не вполне невинные мечты. Всё чаще ей хотелось притронуться к нему, ощутить тепло и запах его кожи, запустить пальцы в волосы. Мысли эти она усиленно гнала от себя.