Инстинкт У (СИ) - Перепечина Яна. Страница 7

- Да, дети, нам с вами пришлось расстаться. Жаль. Очень жаль.

АлиСанна с подозрением посмотрела на Валентину Викторовну: с чего бы вдруг в её голосе звучали такие трагические нотки? Впрочем, лица коллеги она не видела, а свёрнутые жиденьким крендельком тёмные с проседью редкие волосы ничего не прояснили. Тем временем Валентина Викторовна проникновенно продолжала:

- Дети, не смотря на то, что обстоятельства вынудили нас расстаться, я прошу вас учиться хорошо. Старайтесь, мужайтесь, крепитесь. И вы сможете с честью выйти и из этого испытания. Я рада, что хотя бы некоторые из ваших уроков будут проходить в этом кабинете. Пусть вам помогают эти родные стены…

«Ничего себе, - думала оторопевшая АлиСанна, слушая проникнутый высоким трагическим пафосом монолог, - то есть новый учитель в моём лице – это тяжкое испытание для несчастных детей». Валентина Викторовна тем временем продолжала свою речь в том же духе. АлиСанна стояла за её спиной, чувствуя себя подлой самозванкой, которая явилась в мирные обители, нарушила устоявшийся порядок, сделала несчастными милейшую Валентину Викторовну и тридцать с лишним прелестных отроков, и ничегошеньки не понимала. Директор, Нилыч и Анна Владимировна в один голос твердили ей, что шестой «А» класс остался без учителя русского языка и литературы, а она, АлиСанна, то есть, всех своим появлением только выручила. А тут вдруг такое! АлиСанна понимала, конечно, что у неё совсем нет опыта и что ей до Валентины Викторовны далеко. Но ведь она не сама заявилась и выставила ту, отняла у неё любимый, как выясняется, класс. Так с какой же тогда стати такие речи?!

К счастью, наконец, прозвенел звонок. Молодая учительница и её ученики обрадовались ему в равной степени. АлиСанна с надеждой посмотрела в затылок коллеги. Ребята оживились и попытались подняться со своих мест.

- Сидите, дети, - велела им Валентина Викторовна и наконец обернулась к АлиСанне. – Ваша новая учительница должна закончить урок, дать домашнее задание… Она молодая и неопытная, вы должны делать на это скидку и вести себя хорошо, хотя бы в память обо мне...

- Спасибо, - кивнула АлиСанна. И, повернувшись к детям, сказала:

- Ребята, можете быть свободны. Задание запишем позже. Следующий урок у нас в тридцать втором кабинете.

Тем временем Валентина Викторовна всё с тем же торжественно-печальным выражением лица сняла серый плащ какого-то удивительно унылого оттенка и, не дожидаясь, пока АлиСанна соберёт сумку, принялась перебирать учебники и тетради, лежащие на столе. Деликатная АлиСанна, чувствуя себя несчастнейшим человеком на свете, свалившимся как снег на голову и испортившим жизнь бедной коллеге, робко спросила:

- Валентина Викторовна, простите, а разве не вы сами попросили Марианну Дмитриевну частично разгрузить вас?

Старшая коллега посмотрела на неё недовольно.

- Шестой «А» - это такой хороший класс, мечта каждого учителя..

- Я понимаю. Но разве его забрали без вашего ведома?

- Я бы лучше отдала шестой «Б». Там совсем, совсем другие дети.

- Так давайте пойдём к директору и предложим такой вариант. Пока ещё ребята не привыкли, пока можно всё поменять. Я готова взять шестой «Б»…

- К сожалению, я классный руководитель шестого «Б» и отдать их никак не могу, - тяжко, обвиняюще вздохнула Валентина Викторова. АлиСанна кивнула: понятно. И попрощалась. Ей нужно было перейти в тридцать второй кабинет и подготовиться к следующему уроку. А ведь ещё и за ключом на четвёртый этаж сбегать придётся.

Она быстро проскальзывала между снующих учеников, радующихся перемене и спешащих по своим делам, и думала: «Ну, и ради чего тогда эта трагическая речь? Если всё давно решено? Если вариантов всё равно нет: шестой «А» лучше, но оставить его нельзя, а шестой «Б» хуже, но его отдать невозможно. Тогда зачем, для чего нужно было срывать урок (целых десять минут пропало)? С какой целью тогда был устроен целый спектакль одного актёра? Просто так? По недомыслию? По душевной чёрствости? Или с желанием показать, что мне тут не рады? Дать понять, насколько мой приход не ко двору?»

После уроков она поговорила с Анной Викторовной и Нилычем. Те снова повторили ей, что Калинина сама просила уменьшить её нагрузку и что появление АлиСанны тут ни при чём. Так она тогда ничего и не поняла. Но на всякий случай старалась как можно реже пересекаться с Валентиной Викторовной. В целях сбережения аж тридцати четырёх нервных систем: тридцати двух детских, собственной и старшей коллеги.

Но на фоне ещё двух дам Валентина Викторовна казалась, можно сказать, милейшей женщиной. Потому что Калерия Павловна Рисова и Клавдия Ильинична Ухватко были… Как бы это помягче?.. В общем, были они неподражаемы.

Калерия Павловна тоже была филологом и работала в тридцать третьем кабинете, находившемся между классами Нилыча и Валентины Викторовны. Ещё довольно молодая, лет сорока с небольшим, со стрижкой под пажа, стройная и вполне симпатичная внешне, она, как поняла позже АлиСанна, вызывала стойкую антипатию у большинства коллег. Даже те, кто с ней почти не пересекался, считали её довольно странной. А уж АлиСанне и вовсе приходилось несладко. Потому что ей нередко выпадало работать в кабинете Калерии Павловны и встречаться с той гораздо чаще, чем хотелось бы.

Калерия Павловна ходила странной, слегка танцующей, но одновременно с этим удивительно неживой, деревянной походкой. Глядя на неё, АлиСанна всё время вспоминала дуболомов Урфина Джюса, хотя, конечно, фигура Калерия Павловна была намного изящнее тел деревянных солдат. Несмотря на не старый ещё возраст, Калерия Павловна тетради носила в тканевых, а то и сетчатых авоськах, одевалась не просто немодно (куда уж учителям с их тогдашними зарплатами было угнаться за модой!), а как-то вопиюще скучно и неинтересно. Вроде бы и фигура хорошая, и спина прямая, и брюки сидят неплохо… Но смотрятся всё это вместе так, что плакать хочется. Но на это АлиСанна в жизни не обратила бы внимания, если бы некрасивая, унылая одежда коллеги не была столь созвучна личности Калерии Павловны. Поэтому АлиСанна с удивлением узнала, что Рисова замужем и что у неё есть сын-подросток. Любого из своих коллег АлиСанна легко могла представить в кругу семьи: и яркого, шумного Нилыча, и ироничного Люблинского, и похожую на райскую птичку Маргариту Ройзман. Но вот Калерию Павловну – никак. Не справлялась АлиСаннина фантазия с такой задачей.

В жизнь АлиСанны Рисова вошла не менее беспардонно, чем Валентина Викторовна. Тоже задолго до конца урока, тоже без стука и с видом, вызывающим желание указать на дверь. Однако если Валентина Викторовна, исключая тот самый первый день, в кабинет хоть и входила, но всё же старалась не шуметь (что, впрочем, ей давалось с трудом), то Калерия Павловна ничем таким не озадачивалась.

Она с видом хозяйки, обнаружившей на кухонном столе наглую мышь, входила своей танцующе-деревянной походкой в кабинет, не удостаивая приветствием ни АлиСанну, ни детей, и шла к шкафам, которые стояли у задней стены. Там она долго, со вкусом переодевалась, вешала пальто, снимала сапоги, громко вжикая застёжками-молниями. Проделывая всё это, Калерия Павловна негромко, но отчётливо напевала. Петь она любила и пела везде: на улице, по пути от автобуса к школе, на лестнице и даже в кабинете. То, что АлиСанна в это время пыталась вести урок, Калерию Павловну ничуть не смущало. АлиСанна своим присутствием петь и переодеваться ей не мешала, а мешала ли она АлиСанне работать, Калерию Павловну совершенно искренне не интересовало. Она могла подойти, покопаться в ящиках учительского стола, неспешно прошествовать мимо доски к выходу, потом, будто вспомнив что-то, вернуться обратно к столу, могла несколько раз сходить к шкафам и обратно или начать поливать цветы, предварительно налив в лейку воды из-под крана.

АлиСанна, конечно, понимала, что Калерию Павловну выводит из себя ситуация, когда в её кабинете работает молоденькая коллега, что сама АлиСанна, на взгляд Рисовой, недоучка (это, разумеется, было правдой, и в этом честная АлиСанна была готова с Калерией согласиться) и что выстроить хорошие или хотя бы пристойные отношения у них никогда не получится. Но и терпеть такое отношение больше не могла. Хотя бы из-за детей, которые систематически недополучали знаний и нервничали, глядя на демонстративно пренебрежительное выражение лица Рисовой. Да и позволять Калерии Павловне низводить шестиклашек до уровня мебели, не стоящей внимания, АлиСанна не собиралась.