Империя сосредотачивается (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 31

Что я мог ответить голове Михал Сергеича… ничего я не смог ей ответить, только попытался загородить эту картину от очнувшейся Анюты. Не удалось, все она увидела и начала мучительно и долго блевать в промежуток между двумя сломанными креслами… Тут набежала охрана, начали выводить тех, кто мог идти, и выносить тех, кто не мог. Хотел было помочь, но не совладал с дрожащими ногами, так что мы сами с бедной Анютой выползли из этого проклятого зала. Нам показали, куда идти, в соседнюю комнату, там уже разворачивался походный лазарет, медики внимательно осмотрели нас, ничего серьезного не обнаружили, ссадины и царапины разве что зеленкой замазали, и потом на нас перестали обращать какое-либо внимание, других срочных дел полно у людей было.

— А ведь этот поляк-то рядом с нами сидел целый час… — вдруг проснулась Аня, — а если б он там взорвался, а не на сцене?

— Не нужны мы ему были, Анечка, у него другая цель была, — медленно ответил я, мысли слушались с трудом, — так что взорваться рядом с нами он только по случайности мог.

— Но ведь мог? — продолжила она свою мысль.

— Но ведь не взорвался? — ответил я вопросом на вопрос. — Так что успокойся, для нас все позади… пока…

— А в проходе это ведь голова Гробачева катилась, я не ошиблась?

— Нет, Аня, не ошиблась, это михал-сергеичева голова была, — с некоторой опаской ответил я, опасаясь очередного приступа рвоты, но вместо него последовало:

— Кто ж теперь страной-то управлять будет?

Хм, логичный вопрос, ничего не скажешь…

— На заседании Политбюро решат, кто… вот сегодня или завтра с утра и решат.

— А ты как думаешь, кто это будет?

— Ну давай вместе подумаем… Черненко с Подгорным, я так понимаю, вместе с Гробачевым погибли, их можно вычеркнуть. Кто там остается? Громыко, Пельше, Гришин, Тихонов это старая гвардия, может быть, но вряд ли… Мазуров, Романов, Щербицкий — регионалы, очень маловероятно, а вот Косыгин, Кулаков и Устинов — это вполне возможно… я бы на Устинова поставил, сейчас в стране порядок начнут наводить, тут армейская закалка самое бы то было… хотя Косыгин тоже неплохой вариант, но у него кажется здоровье не очень…

— А кто вообще взрыв-то этот устроил и зачем, как ты думаешь? — переключилась Анюта.

— Ну судя по фамилии этого террориста и по тому, что он там кричал (- а что он кричал? — ще Польска не згинела, первая строчка гимна Польши), это польские дела… у них с 18 века на нас зуб есть, после того, как мы поделили эту Польшу на три кусочка… а потом еще была война в 20-м году, а потом еще освободительный поход в 39-м… и плюс темное дело в Катыни добавилось…

— В Хатыни, ты хотел сказать? — поправила меня Аня.

— Не, что хотел, то и сказал — Хатынь это в Белоруссии, там кстати бандеровцы отметились, но у нас об этом не принято упоминать, все же братская республика, а Катынь это местечко такое возле Смоленска, где якобы наши несколько тысяч польских офицеров расстреляли.

— А почему якобы?

— Долгая тема, я лучше потом как-нибудь расскажу, но зуб у поляков с тех пор на нас, русских, огромный вырос, вот видимо и прорвалось… другой вопрос, как этого друга в Кремль-то пропустили со взрывчаткой…

Тут нас нашли кгб-шники, спросили, как здоровье, можем ли рассказать о случившемся, и повели снимать показания, раздельно — меня куда-то далеко по коридору второго этажа, а Аню тут в соседнюю дверь завели. Допрашивал меня молодой и борзый гражданин, представившийся Смольниковым Артемом Витальевичем, ксиву перед моим носом он быстро открыл и закрыл, так что звание его я не успел разглядеть.

— Значит, сидели вы, Сергей Владимирович, в седьмом ряду рядом с гражданином эээ… Качиньским?

— Так точно, только я не знал еще тогда, что он Качиньский… слева он, потом моя супруга Анна Петровна, потом я, а с самого края ваш человек в черном костюме…

— Расскажите все подробно о нем, о Качиньском в смысле.

— Да и рассказывать-то особенно нечего… говорить мы с ним не говорили, молчал он всю дорогу, как пень… единственное, что я отметил, так это что он держался очень легко и раскованно… ну посадка у него такая была, свободная… костюм очень дорогой, очки дымчатые, для нашей страны немного необычные… на этом собственно и все… а, нет — еще Аня кажется платок уронила ему под ноги, он поднял и отдал ей, вот и все наши контакты…

— Так… — задумался Витальич, — раньше его когда-нибудь видел?

— Только на инструктаже перед награждением, если бы видел, точно бы вспомнил, у меня память фотографическая…

Тут открылась дверь и зашел другой гб-шник, пошептал что-то на ухо первому и объявил мне:

— Пошли, с тобой поговорить хотят.

— Конечно пошли, — ответил я, вставая, — а кто хоть поговорить-то хочет?

— Вот на месте все и узнаешь, — жестко сказал он и открыл дверь.

А поговорить со мной оказывается собрался министр обороны СССР маршал Устинов Дмитрий Федорович — он неподалеку обосновался, все в том же коридорчике. Посмотрел на меня строгим взглядом сквозь кондовые роговые очки и сходу начал:

— Сорокалет? Смотрел я на днях выписку из твоего дела, смотрел — что же ты не предупредил Михаила Сергеевича об этом инциденте, если будущее можешь видеть?

— Эээ… — проблеял я, — видите ли, товарищ маршал, я не всякое будущее могу видеть и не про всех, так, прорывается иногда что-то, но контролировать и направлять эти процессы у меня не получается — конкретно по этому теракту у меня совсем ничего не вплывало. Вот ни капли, а то бы конечно поделился…

— Ну ладно, проехали, — недовольно ответил Устинов, перелистывая какие-то бумажки на столе, — в стране объявляется трехдневный траур, это раз, и еще военное положение до особого указа, это два, а три… — он задумчиво покрутил в руке ручку с золотым пером, — что-то и третье же было… а, вспомнил, тебе же 18 лет есть?

— Так точно, — быстро ответил я, — 3 месяца уже как.

— Ты призываешься на военную службу с прохождением оной в подведомственной организации, как бишь она там у вас называется?

— НПО «Политех», — помог ему я.

— Вот-вот, в НПО этом. Оно преобразуется в закрытый ящик и подчиняется главному управлению по научной деятельности. Занимаетесь вы там пока баловством сплошным…

— Ну почему сразу баловством, — встрял в его речь я, — мобильная связь дело нужное и полезное…

— Не перебивай старших по званию, — повысил голос Устинов, — баловством одним, а надо серьезными делами заниматься, ну хоть… — и он вчитался в очередную бумажку на своем столе, — вот этим — «сеть пакетной передачи данных с децентрализованным принятием решений», на случай атомной войны пригодится. И еще надежную и простую микро-ЭВМ для нужд нашего ведомства сделайте.

— А звание у меня какое будет? — позволил себе поинтересоваться я.

— В рабочем порядке решим… я думаю не ниже майора. Анюту твою лейтенантом сделаем, если ты не против. Все прочие твои либеральные идеи типа частного предпринимательства откладываются в долгий ящик, не до них. Сейчас вы прямо отсюда отправляетесь в свой Горький, сидите там ниже травы и тише воды и дальше городской черты не высовываетесь, пока мы не попросим, понятно? Еще вопросы?

— А как же он взрывчатку-то сюда пронес, товарищ маршал? — позволил я себе последний вопрос. — Кругом же проверки и охрана…

— С КГБ мы отдельно разберемся, мышей они там перестали ловить… и кстати по линии безопасности теперь курировать вас будет ГРУ, никаких КГБ-шников у вас теперь и близко не будет. А теперь все, у меня дела, — и он опять погрузился в свои бумажки.

Вышел в коридор, чо, там суетилась толпа военных и гражданских лиц, меня взял за рукав очередной порученец министра и отвел на первый этаж, где уже в уголке, подпирая спиной колонну, стояла Анюта Петровна.

— У Троицких ворот будет стоять зеленый УАЗик с номером 226, военный, да, он отвезет вас в Жуковский, там вас встретят, — устало сказал порученец и махнул рукой по направлению к выходу.

Вышли из Кремля без задержки, УАЗик действительно стоял, где и было обещано, по вечерней столице, а потом по полям и лесам он и отвез нас на этот военный аэродром, где нас без промедления загрузили в МИ-8, вот это да… сколько у него там практическая дальность? — попытался вспомнить я и вспомнил, что явно больше 400 км, так что до Стригина должно вроде хватить. Летели долго и муторно, больше двух часов, все же это даже не АН-24, а несколько пониже трубой и пожиже дымом. Тряслось и дребезжало при этом все, что можно, разговаривать можно было, только если орать что есть мочи прямо в ухо собеседнику, но ведь долетели же…