Корона двух королей (СИ) - Соболевская Анастасия. Страница 30

В это время Данка стояла за дверью и старалась не слушать. За весь день она почти не присела, и теперь её глаза слипались от усталости. Её дом был уничтожен несколько дней назад, она помнила каждую минуту, что он горел, и это пламя ей даже снилось. Поэтому она хваталась за любую работу, лишь бы приходилось как можно меньше спать.

Хранитель ключей, следящий за хозяйством замка, сперва не хотел её брать, — что скажет король, когда узнает, что гостья замка моет посуду на королевской кухне? Но отец Ноэ, этот человек с добрыми глазами, попросил его найти девушке работу.

Покои принцессы Вечеры пустовали целый год, и потому работы там был непочатый край. Всё вымыть, вычистить — ковры, балдахины, подушки, покрывала — навести порядок в гардеробной комнате… Вещи принцессы собирали в спешке, и там повсюду царил настоящий хаос. Как только Хранитель ключей отворил перед ней запертые двери в покои новой хозяйки, Данка только и делала, что приводила в порядок всё, что было внутри, отмывая пыль и перекладывая вещи. И хотя сидеть сложа руки ей не приходилось, она не жаловалась на усталость.

До этого Данка успела потрудиться на кухне и в своей крошечной комнатёнке — одна придворная дама, не делающая различий между слугами и этой девушкой, попросила перешить платье ей и двум её дочерям, что заняло у неё всю прошлую ночь, но Данка была счастлива — лишь бы приходилось меньше спать. Но теперь усталость брала своё — девушка устало облокотилась о стену и тихонько дремала.

— Данка? — Чьи-то пальцы нежно скользнули по белокурым волосам и заправили за ухо выбившуюся прядку.

Девушка распахнула глаза.

— Капитан. — Она улыбнулась своему спасителю. — То есть лорд, сэр… то есть…

— Можешь звать меня Влахос, — сказал предводитель Ловчих. В это время суток он обычно обходил замок. — Что ты здесь делаешь? — Он убрал руку от её лица. — Насколько мне известно, ты не входишь в число ночных слуг.

— Я жду принцессу.

— Непростой разговор с королём? Когда-то он должен был состояться. — Он пожал плечами. — Но пока я не слышу криков и того, чтобы кто-то молил о пощаде, значит, всё будет хорошо.

— Почему принцесса должна молить о пощаде?

— Не уверен, что молила бы она.

Данка устыдилась своего смеха. Влахос же был собой доволен и не сводил глаз с её простенького лица.

— Почему король не любит принцессу? — спросила Данка.

— Ты не знаешь? — удивился глава Ловчих. — Думал, слуги тебе уже всё рассказали во всех подробностях.

— Нет. Да я и не спрашивала.

— Он винит её в смерти своего сына, Кирана Роксбурга.

— Неужели?

— Она вызвала брата на дуэль на боевых мечах всего за неделю до тавромахии. — Бродяга ухмыльнулся. — Пока Ясна изучала премудрости вышивания золотыми нитями, пела, танцевала и играла на арфе, Вечера практиковала бой на мечах, можешь себе представить? Они с принцем Кираном постоянно соревновались друг с другом.

— Что же случилось?

— Ты вообще знаешь, что такое тавромахия?

— Я слышала о ней. Это обряд.

— О, это больше, чем обряд, Данка. Это душа Ангенора. Все молодые люди, желающие вступить в отряд Королевских кирасиров, должны пройти сложнейшее испытание — приручение ангенорского быка. Это древнейшая из традиций, и даже король не имеет права её упразднить. В ней сама суть государства: быть сильным и выстоять перед лицом неминуемой гибели. Да, обряд никогда не был обязательным, но каждый год со всех краёв королевства в Паденброг съезжаются десятки достигших шестнадцатилетнего возраста юношей, готовых показать всем свою силу, смелость и бесстрашие, ну и получить кирасирское клеймо на затылке, которое стирает классовые различия между всеми сословиями и делает самым главным только качества настоящего мужчины. Кто-то из юношей обязательно погибает — иногда это единицы, иногда десятки, — но все понимают и принимают этот риск. Дав согласие, участники обряда сжигают за собой все мосты, оставляя для себя только два пути с арены: или верхом на быке, или в чёрном саване. Того, кто, проиграв, останется жив, ждёт вечный позор, потому что в Ангеноре с молоком матерей все до единого юноши впитывают одну простую истину — лучше умереть как мужчина, чем проявить малодушие и спастись.

— А как же Киран?

— Добровольным участие в тавромахии было даже для королевских сыновей, — улыбнулся Влахос, — хотя за всю историю существования династии Роксбургов ни один наследник трона не отказался от риска. Но их тавромахия имеет несколько иное значение. Альмандиновая корона — корона военного государства, и носить её сможет только тот, кто сумеет побороть свой страх. По мнению Осе, сыну не терпелось доказать, что он достоин её носить.

— А это было не так?

— Киран был славным, но, как наследник престола, он всегда стремился быть примером для окружающих. Я слышал, к шестнадцати годам он уже знал несколько языков, а таким навыком мог похвастаться только покойный король Эдгар, умел красиво говорить, великолепно сидел в седле и управлялся с любым холодным оружием. Как и его старшая сестра. Придворные сплетничали: если бы не её внезапно проснувшийся интерес к холодной стали, ничего бы не произошло. Где в тот день была охрана и няньки, не знал даже я. Вечера и Киран наперебой объясняли, что они просто отрабатывали удары и не собирались друг друга убивать. Принц настаивал, что виноват именно он, потому что сделал переход, который ни разу не отрабатывал, и толкнул Вечеру, поэтому она неправильно повернула руку и полоснула его лезвием по ноге.

Данка испуганно закусила губу.

— Осе разразился невероятным для него гневом, когда ему сообщили, что его сын ранен, и едва не ударил Суаве, которая бросилась защищать свою дочь. Он не мог понять, как вообще в руки детей попало настоящее оружие. Из-за этого едва не был казнён королевский камергер, который хранил ключи от всех дверей в замке, в том числе и от арсенала. Короля чудом убедили в том, что принц и принцесса, известные при дворе своими проказами, выкрали оружие из кузницы и обманом избавились от охранников, чтобы начать бой. Король, да и все остальные знали давнюю тягу Кирана поскорее попробовать себя в настоящем бою, но он отказывался верить, что это была инициатива его здравомыслящего сына. Но Киран был всего лишь мальчишкой, и ему хотелось быть похожим на короля Эдгара, который в этом возрасте уже, между прочим, разгромил армию баладжеров в Диких горах, тогда как сам Киран всё ещё учился драться на деревянных палках.

Рана оказалась глубокой, и Киран стонал от боли на кровати, пока местная ведьма Геза обрабатывала его рану мазями из подорожных трав и волчьих бутонов. Мои люди Вечеру к брату не пускали. Так приказал король, но на второй день Суаве всё же удалось убедить его открыть для неё двери. Слуги говорили, что Вечера до ночи просидела у кровати брата и читала ему книги. Они говорили, что принцесса выглядела подавленной, но король не мог думать ни о чём другом, кроме того, что теперь только чудо поможет его сыну уйти с арены победителем. На следующий день он принёс в жертву Хакону пятьдесят коней. Надеяться на высшие силы — это было единственное, что он мог сделать.

Благодаря травам рана на ноге Кирана затягивалась, но недостаточно быстро, чтобы он был полностью готов к тавромахии. Думаю, в голову Осе уже тогда начали закрадываться мысли об отмене участия его сына в этом кошмаре, но в борьбе с предрассудками он проиграл. Когда настал день обряда, принц был удручён и бледен, но божился перед лекарем и отцом, что его нога уже не болит и он сможет выстоять перед быком, ведь он сильный, смелый, бесстрашный, что он будущий король. Все знали, что это бравада, но гордость и страх Осе перед традициями не дали ему сделать шаг назад. Служанки говорили, что за час до битвы к Кирану в шатёр пришла Вечера, и они долго стояли, обнявшись, в дальнем углу.

К тому моменту, когда принц вышел на арену, весь Паденброг уже знал, что случилось, и знал, что у него не будет шанса уйти с арены победителем. Когда на арену, выломав открывающиеся ворота, выбежал чёрный бык, принц и сам понял исход этой битвы. Гнев — бешеная чистокровка с тремя парами рогов. Он бросился на жертву, едва та попала в поле его зрения. Это самый дурной из всех быков, когда-либо рождённых в королевстве. Его даже не кормили перцем перед обрядом, чтобы расшевелить. Чтобы разозлить Гнева, нужно было просто появиться на его территории, а таковой он считал всё, что он топтал своими копытами.