Корона двух королей (СИ) - Соболевская Анастасия. Страница 72

— Три дня назад её последний раз отвели к касарийскому самрату, — взволнованно шептала Малиновка. — Он как обычно попросил её раздеться и ублажить его поскорее, а когда она закончила, спросил, какой она веры. Ласточка и сказала, что верит в богов Норинат. Тогда самрат положил перед ней десять золотых монет и сказал, что отдаст ей их за спиной хозяина, если она встанет перед ним на колени и попросит. Но нам же не платят, не удивительно, что она согласилась, встала на колени и попросила дать ей эти деньги. Тогда он сказал, чтобы она прочитала «Вирго-сатиму», молитву дев, тогда он даст ей ещё десять монет. Ласточка попросила разрешения одеться, потому что эту молитву не стоит читать шлюхе, да ещё и голой, а самрат сказал, что ударит, если она оденется. Когда она начала читать, он поставил её на четвереньки и взял сзади, как собаку… Она попросила её отпустить и заплакала, а самрат кинул ей в лицо горсть заработанных монет, схватил за волосы и ударил головой об угол кровати. Хорошо, что она осталась жива. Но когда её уносили, хозяину доложили о монетах, и он их забрал. Всё прикарманил. Скоро она снова сможет работать, но твой друг, — цыганка указала подбородком на Войкана, — обещал убить самрата. Обещал пустить стрелу ему между глаз.

Утром у шестнадцатилетних турдебальдов не болела голова, а прошлая решительность уже казалась миражем. Нескольких юношей стошнило, когда Вальдарих позвал всех надевать кирасы и шлемы. Пути назад не было — теперь им только и оставалось ждать своей встречи с быком, перебирать в руках скрученную верёвку и молиться.

Люди, предвкушая реки крови, начали собираться на арене заблаговременно, чтобы успеть занять лучшие места. За ярусы у выхода из загона едва не случилась драка. Существовала примета, что того, кто стукнет по спине быка, который впоследствии убьёт своего турдебальда, весь следующий год будет ожидать удача. Поэтому чаще всего именно там толкались жители Нижнего города.

В секторах выше собирались представители благородных домов, менее озабоченные проблемами примет и суеверий. Многие приносили с собой собранные лепестки и семена, чтобы осыпать ими победителя, и камни, чтобы бросать их в того, кто выкинет чёрный платок.

Инто себе места не находил всё утро и всё время маячил возле шатра.

— Иди работать, — гнал его Вальдарих, опасаясь, как бы парень не натворил глупостей, и Инто уходил, чтобы через пару минут вернуться вновь.

Уже в десять часов жара стояла несусветная, зной вонючей свинцовой плитой лежал на арене. Дамы овевали себя веерами, мужчины обтирали лица платками, надушенными лавандовой водой. Эрнан потягивал вино, поднесённое Золотой Росой, и теребил чётки. Суаве отказалась посетить обряд, Четта поддержала сестру, и они решили, что провести это время вместе в саду гораздо лучше, чем смотреть на убийства. Отказалась посетить тавромахию и Вечера. Она с самого утра, как только Альвгред покинул её, закрылась в дальней части покоев, где находилась её личная библиотека, и сказала, что хочет побыть одна.

А вот Ясна была лишена этой роскоши. Она пришла в ложу по приказу отца, потому что её жених должен был биться с быком и поддержать его была её прямая обязанность. Сам Осе также идти не хотел, но его звал к этому долг короля.

Никто не сомневался, что ложу посетит Тонгейр. Ему ли было не любить подобные кровавые игры? Рядом с ним смиренно сидела Меганира, которая мыслями будто была где-то в своём крохотном, сокрытом от посторонних глаз, внутреннем мире и не выказывала ни малейшей заинтересованности в происходящем. Родители Роланда также находились в ложе и переживали сильнее всех. Эрдор даже попросил слугу принести побольше воды и нюхательной соли для жены.

— Вот сегодня и узнаем, чего на самом деле стоит ваш сынок. Он сильный дикий вепрь или ма-а-аленький поросёночек, — издевался над ними Тонгейр. — Готовы увидеть кишки своего ненаглядного?

Последними прибыли Согейр и Альвгред. Они только что закончили встречу с добровольцами, которым давали последние напутствия.

Люди внизу уже делали ставки на смерти и победы, кто-то торговал початками кукурузы и жареными кроличьими лапками.

Данка стояла позади короля, чтобы в любой момент подать ему вина, но ей не хотелось здесь быть. Ей было стыдно признаваться, но неожиданная смерть того пленника её обрадовала, хотя служила весьма слабым утешением в том, что ей пришлось пережить.

Песок покрывал ровным слоем весь овал арены и слепил алебастровой белизной, а агдеборги выглядели алыми каплями крови, готовыми вот-вот упасть на белое полотно. Воняло потом и горячим камнем. Солнце раскалило воздух, толпа требовала начала обряда. И вот, держа в руках две чаши с вином и бычьей кровью, на арену вышел архонт и произнёс молитву, прося Саттелит о милости к участникам, а Хакона — дать Паденброгу больше смелых воинов. После, во славу богов, он влил в поднесённый Полудницей кубок вино и кровь, смешал и вылил на середину арены. Полудницы в белоснежных лёгких одеждах с рыжим подбоем зажгли сандаловые ветки, призывая богов обратить свой взор на арену. Когда в ответ на это в небо взмыла стая жемчужных скворцов, блестя россыпью белых крапинок на груди, и расселась на высоких пиках над верхними ярусами, жрец объявил это добрым знаком.

В это время добровольцы — похолодевшие от страха дети — находились в шатре, прилегавшем выходом к арене, и каждые несколько минут их становилось меньше на одного. Десять, пятнадцать минут. Больше времени обычно не требовалось. Либо бык сразу убивал турдебальда, либо на шестнадцатой минуте у юноши уже не оставалось сил убегать, и он выкидывал позорное чёрное полотно.

К двум часам четверо добровольцев уже были мертвы, четверо остановили обряд — сидящие в шатре понимали, что происходит снаружи, по воплям толпы, и сердца их холодели с каждым разом всё больше. У одного из турдебальдов случилась истерика, он сорвал с себя кирасу и убежал. Вальдарих приказал остановить его и заковать.

Потом последовала долгая пауза — чествовали первого победителя, и в сердцах турдебальдов вспыхнула надежда. Первым победителем в этом году стал тот заика, который недавно дал сдачи Роланду. Его быка звали Камень. Был он не самым ретивым из всех, что жили в загоне, скорее, самым спокойным. Но всё же розги и перец разозлили его и заставили двадцать минут гонять турдебальда по арене, желая выпустить ему кишки.

День казался бесконечным, и быки с добровольцами постоянно меняли друг друга. Кто-то умирал и отправлялся в другой шатер в чёрном саване на носилках, кто-то побеждал, в кого-то бросали камнями и тухлым картофелем, и шатёр сразу выплёвывал на арену нового юношу.

Ясна почти всё время просидела, опустив глаза в книгу, смысл которой никак не могла уловить из-за отвлекающих её внимание воплей. Она убирала её только, чтобы похлопать победителю, и зажмуривалась, чтобы не видеть, как уносят покойников. Каждый из них напоминал ей обезображенного Кирана, и она больше ни за что не хотела видеть его мёртвым. Была пара моментов, когда даже Эрнан поморщился от омерзения. Первый раз — когда бык размозжил юноше голову копытом и не пускал к его трупу слуг, и второй раз — когда бык по кличке Вороной проткнул своего наездника рогами насквозь и выпустил ему наружу всю требуху. Если бы Лаэтан хотя бы заикнулся о желании принять участие в этом кошмаре, Эрнан бы лично отходил сына розгами. Сейчас же Лаэтан и Аэлис тихо сидели рядом с отцом. Они видели тавромахию впервые, и пелена грёз о благородной традиции, описанной в книгах, уже спала с их глаз. После очередной смерти девочка вскочила с места и убежала в слезах.

Солнце начало клониться к закату, и жара стала потихоньку отступать, отпуская собравшихся на арене людей из своего душного плена. С гор повеяло приятной прохладой. Слуги зажгли над каждым агдеборгом по факелу. Настало время Роланда.

Всё это время наследник Утёса прятал страх в самые потаённые уголки своей, казалось бы, чёрствой души, но ему было страшно, как зайцу, которого выследила и загнала голодная лиса. Бой, который когда-то казался ему чем-то далёким и нереальным, вдруг оказался совсем близко и вот-вот мог обернуться совсем иной историей, чем та, которую будущий наследник трона нарисовал в своём воображении.