Выбор пути - Щепетнов Евгений. Страница 11

– Стоять! Полиция! – выкрикнул я волшебные слова, надеясь, что заливший глаза кабан прислушается и забоится. Но «кабан» не забоялся и попер вперед, занося свою окорокообразную руку с кулаком-дыней. Я подался назад, наступил на незаметно подлезшую сзади собачонку, завизжавшую так, будто на нее напали волки, споткнулся о валявшуюся на траве старую зеленую эмалированную кастрюлю, и грохнулся по весь рост под визгливый хохот собравшихся на дороге ценителей жизненных спектаклей. И такая меня ярость взяла, так меня это все разозлило, что я не выдержал и выпалил в сторону набегающего на меня супостата:

– Да чтоб тебя паралич разбил, кабан ты безмозглый!

Колька вздрогнул, остановился, будто ему врезали обухом по голове, и замер так, поводя налившимися кровью глазами. Потом попытался что-то сказать, но перекошенный рот не выдал ничего, кроме струйки слюны – липкой, как секрет паука из которого получается паутина. Струйка помоталась в воздухе, и порыв ветра прилепил ее к сиреневой майке нарушителя порядка, где она и застыла, серебристо поблескивая на солнце.

Колька стоял секунды три, покачиваясь на ступнях, обутых в тапки разного размера и расцветки – одна голубая, женская, другая черная, мужская – а потом грохнулся на землю со стуком, как если бы кто-то шваркнул оземь мешок картошки ветра на четыре.

– Гля, Кольку-то кондратий хватил! – охнула женщина в толпе – теперь скорую надо вызывать! Подохнет ведь, идиот! Допился! Намучается теперь с ним Настька!

Я хотел было сказать, что возможно никакой Настьки уж и в живых-то нет, но этот персонаж внезапно появился в дверях, спокойная, как боец в окопе на отдыхе после атаки.

На вид Насте было лет тридцать пять-сорок, но судя по всему – поменьше. Деревенская жизнь старит – и труд тяжелый, и муж совсем не сахар. Пожалуй, и состаришься прежде времени, при такой-то «сладкой жизни». И деваться некуда – кому она теперь нужна, в ее-то возрасте, да и с «довеском», щупающим сейчас фингал. И это притом, что женщина была вполне себе симпатичной и даже сохранившей фигуру. Порванный на груди халат приоткрывал полную грудь третьего размера, и все у нее было пропорционально – и крепкий зад на нужной высоте, и ноги, которые она как ни странно брила и похоже что берегла. Про таких говорят: «С остатками былой красоты». В молодости была красавицей, точно. Лет в восемнадцать – «Смерть мужикам!»

Женщина посмотрела на мужа, валяющегося на земле, посмотрела на меня, обалдело созерцавшего поле битвы сидя на заднице, и негромко охнув, спросила негромким, мелодичным голосом:

– Вы его – что, застрелили?! О господи…Коля!

Она недоверчиво помотала головой, наклонилась к мужу, приложила ухо к груди, послушала сердце.

– Живой! А что такое с ним? – спросила Настя, оглядывая подошедших ближе зрителей.

– Да он хотел участкового отоварить – пояснила моя словоохотливая знакомица – А потом застыл, да и свалился! Похоже, что кондратий его шарахнул. Ну это… инсульт, называется! Надо скорую вызывать! Помрет ведь!

Следующие десять минут прошли под знаком красного креста. Пока дозвонились до скорой помощи, пока объяснили куда ехать – вот десять минут и прошло. На мой вопрос: сколько придется ждать машину? – вразумительного ответа не получил. Двадцать километров по убийственному грейдеру – это вам не по объездной вокруг Твери покататься на кабриолете. Час, не меньше.

Так оно и вышло. Скорая – видавший виды уазик-буханка с подгнившими порогами – появилась через час с небольшим. Все это время я сидел дома у Капустиных и на всякий случай опрашивал хозяйку дома на предмет происшедших событий. Объяснение отбирал. И как выяснилось – совершенно напрасно, потому что опрошенная не только категорически отказалась подписывать это самое объяснение (Мной прочитано и подписано собственноручно), но и о заявлении выразилась коротко и ясно: «Да вы что?! Какое заявление?!». Чего я с некоторой тоской и ожидал.

Бесполезная, бессмысленная работа. А еще и с этим чертовым боровом возись! Кто будет грузить эту тушу на носилки? Бабы, что ли? Небось водила скорой какой-нибудь задохлик, а вторым номером у него (или первым?) молодая худенькая фельдшерица, которая если и подымает что-то легко и приятно – так это только бокал шампанского. Или еще чего-нибудь… не такое уж и большое, но ценное-мужское. Бумажник, например.

И опять же я не ошибся. Водила был хоть и не хлюпиком, но помогать категорически отказался – «сердце больное и поясница шалит, согнешься, так и хрен разогнешься!» Предпенсионный возраст.

Фельдшерица – замученная худенькая женщина, которая смотрит на тушу Коли Капустина с тоской и толикой ненависти – «нажруцца, а мы тут их таскай!».

Первично она определила, что у Коляна на самом деле инсульт, по всем таким вот признакам – допился, несчастный. То есть кровоизлияние в мозг. И если его быстро не вывезти в больницу и не накачать лекарствами – тут ему и трындец придет. И даже если накачать – тоже не шибко восторг будет, 50 на 50, или даже меньше – что выживет. Водка – она к хорошему не приводит!

На носилки я перекладывал Колю совместными усилиями с его женой и фельдшерицей. Сын еще Колин помогал. А зрители куда-то сразу испарились, как только дело дошло до погрузочных работ. Бы-ыстро так… дела нашлись.

Потом мы подняли носилки и закатили их в салон автомобиля. Благо что носилки специальные, удобные, складывающиеся – иначе ни за что бы эту тушу не загрузили.

Настя быстро собралась в дорогу, влезла в машину, прихватив документы – паспорт, полис, и вот уже потрепанный жизнью уазик громыхая гнилым железом покатил по дороге, отвозя Колю к его, вероятно последнему при жизни пристанищу – районной больнице, большинство корпусов которой были построены из бревен еще в тридцатые годы. Бывал я там по службе, видал. И доверия эта больница у меня не вызывала.

Ну вот так и закончился мой первый день работы на новом месте службы. Достаточно бездарно и смешно. Ну как же – «участковый на задницу уселся! Колька только на него пошел, так тот чуть в штаны не наложил!» Так и вижу довольные рожи своих новых односельчан.

Впрочем – мне на это глубоко плевать. Хулигана сама судьба наказала, карма это, как назвали бы ситуацию завсегдатаи Ютуба. Хотя на душе у меня было гадко. Будто я в этом виноват. Поцапались бы в семье, отругался Коля, да и лег бы спать. Тем более что фонтан красноречия у него был явно на издыхании. А тут – я! Новый объект, новая мишень! И возбудил как следует несчастного. А того от перегрузки кондратий хватил.

Мораль: не торопись! Чуть попозже бы приехал – и ничего бы не случилось! Дрых бы Коля сном праведника, а завтра вышел на работу в гараж.

Но да ладно. Я что, кающийся праведник? Какое мне дело до запойного алкаша, гоняющего семью – что с ним случилось, и каково его здоровье? Дела надо делать!

И я пошел делать дела.

В этот день я обошел всю деревню и в каждый дом занес свою визитку. Где-то хозяева были, где-то оказалось заперто – там я сунул визитку или в почтовый ящик (если был), или на подоконник, туда, где не достанет дождь и не обгадят куры.

Ничего во время обхода не случилось – что может случиться в сонной и скучной деревухе посреди майского дня?

Уже когда собрался возвращаться к машине (я ошибку допустил, надо было идти вначале по четной стороне и вернуться по нечетной, а я перебегал через дорогу от дома к дому), заметил дом, стоящий на отшибе – небольшая изба, над трубой которой клубился дымок. Самогон варят? – первая мысль. И стало смешно – статья-то о запрете на самогоноварение давно уже отменена, а у меня вдруг включается рефлекс участкового – самогон варят! Протокол составлять!

Откуда у начинающего участкового такой рефлекс? Да наслушался старых волков, моих коллег, которые в битвах против зеленого змия все зубы сточили и когти обломали. Рассказывали, как изымали, как воевали с заводчиками браги и шинкарями-самогонщиками.

Кстати – варить-то самогон можно, а вот продавать его… это статья! Даже две статьи. Или три? Незаконная торговля спиртным – раз. Незаконное предпринимательство – два. Неуплата налогов – три. Можно и еще накрутить при желании. Если уметь, конечно.