Свидетель канона (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич. Страница 26
Гурон вертел в уме карту. Отсюда до материка, до земли мускогов, два раза по пятиста тысяч орденских метров, из них половина над островами, а остальное над морем. Новенький кетцаль проседает на единичку за тридцатку, но Кэддо бы справился, Гурон даже в себе уверен меньше. Увы, пухлый тяжелее Гурона на двадцать орденских килограммов, на целых два ускорителя. Два ускорителя – два раза восстановить высоту, две жизни!
Хорошо хоть, что ураганы еще нескоро.
Впрочем, в сезон ураганов испанцы потонули бы еще далеко на подходах.
Скрип, слабый толчок – упругий канат натянулся. Люди в колесах мангонеля затопали по перекладинам, поднимая здоровенный ящик с камнями на высоту почти той самой скалы, откуда Гурон вчера так лихо прыгнул…
А потом забыл похвастаться! Вот же он… Капибара!
– Готовность!
Гурон поправил очки драгоценного прозрачного стекла, проверил ремни. Поднял правую руку.
Патер Карл махнул белым платком; груз полетел с обрыва, трос натянулся, рванул – и сине-желто-черный кетцаль выметнулся в рассветное небо наперегонки с солнцем.
Солнце дошло до высшей точки, когда Кэддо встретил пришельцев у приборной мастерской. Дядька Сэм быстро, ловко, разобрал их довольно простой компас. Вздыхая, повертел иглу в руках, проворчал:
– Железо дрянь… Ладно, сойдет. На обратный путь мы вам подарим настоящий компас.
И тут заметил пацана:
– О, Кэддо! Помоги-ка мне, тетка Клара сегодня переживает, и патер Карл позволил ей остаться дома.
Кэддо, ясное дело, тут же согласился и вошел в мастерскую с наиважнейшим видом.
– Иглу сделай.
Под ошарашенными взорами кастильцев мальчишка взял кусок проволоки, быстро расклепал концы на острое, затем положил вдоль разметки. Сеньор Христофор в алом коротком плащике и двое его спутников, судя по темным простым одеждам, подчиненных, смотрели на все глазами круглее ананасов.
Сделать иглу – уже непростая задача. Сковать настолько тонкую проволоку невозможно: сгорит прямо при ковке. Вытянуть проволоку можно. По крайней мере, в хорошем цеху, владеющем секретом твердейшей стали для волочильной доски… И секретом пробивания малюсеньких дырок в этой самой твердейшей стали, а то куда же проволоку совать? Конечно, Испания великая держава, защитница христиан и победительница мавров, и в Мадриде кузнечным цехам известны все секреты волочения. Но с получением проволоки компас только начинается.
Иглу надо навести на Полярную Звезду. А достигается это единственным способом: вдоль иглы, положенной строго по правильной линии, несколько тысяч раз проводят магнитным камнем. Который тоже нужно еще знать, где найти.
Но вместо десятков подмастерьев на лавках, уныло шоркающих магнитами вдоль кусков проволоки, здесь единственный пацан и труба – пустотелый ствол какого-то дерева – обмотанная в несколько слоев медной проволокой. Концы проволоки шли к высокому шкафу с остекленной дверцей… Остекленной! Испанцы переглянулись. Не меньше пяти золотых!
Кэддо положил иглу в трубу, что-то уточнил взглядом в застекленный шкаф, нажал торчащий из стены рычаг и размеренно прочитал:
– Отче наш, иже еси на небеси, хлеб наш насущный… – и далее знакомые всем добрым католикам слова, изгоняющие нечистого духа даже из мыслей, не то, чтобы из комнаты.
Местные верили истово, по-настоящему; кастильцы сейчас видели это воочию.
Закончив молитву, мальчишка двинул рычаг обратно, вынул иглу и вложил ее в деревянную лодочку. Лодочка плавала в чаше с маслом, указуя всегда на Полярную Звезду, в том и заключался секрет прибора. Исправленный компас держал направление, как привязанный, сеньор Христофор сразу это заметил. Такая крепкая магнитая сила… И так быстро! Чем же это сделано?
– Что там, за стеклом?
– Пожалуйста, глядите.
Три кастильца с громким треском столкнулись головами, но ничего колдовского или хотя бы драгоценного не узрели. Медь, войлок, что-то блестящее. Медь, войлок, что-то блестящее. Медь, войлок, что-то блестящее – и так снизу доверху, слоев пятьдесят.
Испанцы обернулись к мастеру, но дядька Сэм указал рукой на выход:
– Спросите у патера Карла. Он знает, что вам позволено сказать и увидеть, а что нет.
– Нет, ваше величество, – сеньор Христофор, вернувшийся из-за Моря Мрака совершенно седым, опять поклонился. – Они не скрывали от нас почти ничего. Знали, что в их инструментах мы мало что поймем. Привезенный нами компас, астролябия непревзойденной точности… Я уже собрался отдать за нее собственную вот эту шпагу, а здесь мне предлагали за прибор заморской выделки десять шпаг. Но астролябию, как и великолепную карту, нам просто подарили. Навигатор Санчо Руис да Гама, не теряя времени, засадил за перерисовку обоих своих учеников, и теперь мы представляем, сколь огромен мир – и сколь жалки в нем наши собственные владения.
– Неужели они не знают цены таким вещам?
– Увы, ваше преосвященство. Знают. Их цена выражается вовсе не в деньгах.
– Драгоценности? Земли? Титулы? Торговые привилегии?
Мореход покачал головой:
– Они хотят людей. Обедневших вилланов, безземельных идальго. Всех смутьянов, еретиков, чернокнижников, каббалистов, катаров и просто любого и всякого. Умоляю ваши величества выслушать следующие мои слова без гнева и пристрастья.
Король и королева переглянулись. Седой мореход снова подмел каменный пол беретом в почтительнейшем поклоне. Королева опустила веки:
– Говорите, дон Кристобаль.
– Земли там плодородны и необъятны, людей же немного. Чтобы населить и возделать необозримые равнины Пяти Приоратов, законы Храма позволяют мужчине ложиться с любыми женщинами, лишь бы те соглашались. А они, попущением божиим, соглашаются, ибо знают, что голодать не придется. Любой ребенок немедленно вписывается в достояние Храма, мать его на три года освобождается от государственных работ, и за ущерб ему назначена страшная кара на погибельном кресле короля Артура…
Придворные малого совета загомонили. Королева едва заметно поморщилась. Уж если в Испании даже великий Торквемада справился с еретиками быстрее, чем со шлюхами… Но там же область святого Ордена Храма! Разве подлинный ковчег Завета поощряет блуд?
Мореход с чувством перекрестился:
– Кресло это нам показывали. Думаю, не без намека. Говорили, что много веков назад рыцари Храма нашли кресло в развалинах Камелота, вывезли и восстановили чары. Теперь молнии поражают всякого, кого кресло уличит во лжи, либо в ином грехе. Смерть на том кресле мучительней проклятия святого Витта. Но хуже всего, что трясущимися губами казнимый не в силах призвать Господа, и куда отлетает его душа, мне страшно подумать.
Придворные – особенно же кардиналы, среди которых выделялся обилием золота и осанкой посланник святого престола – заворчали. Поднимать людей против безбожных сарацин дело нехитрое. А чем двинуть людей против царства Божия на земле?
На земле Храма жили богато. Люди вокруг суетились поровну белые, краснокожие и мулаты, но все одинаково сытые. Диего нес плетенку с компасом, Фернан подаренную девчонками огромную гроздь винограда, а сеньор Христофор шел налегке, как подобало главному. Черные тени кастильцев бежали по краснокирпичным стенам, по желтой пыли поверх мощеных дорожек. Шелестели неизвестные деревья, высаженные повсюду в порядке, испанцам непонятном, но несомненном. Вслед за патером Карлом испанцы вышли из квартала мастерских, посмотрели налево, на стену постоянно охраняемого школьного квартала – громадного, едва ли не в четверть от всей редукции.
Там и сям над зубцами стены поблескивали жерла бесшумных мортирок. Вчера вечером они давали салют в честь гостей – с забавным сопением приземистые жабы "свинского железа" плевались греческим огнем, пылающим на воде. Вот, значит, куда увезен из Европы его секрет!
В школьном квартале, охраняемом даже сейчас, когда со всеми окрест стоял прочный мир, звенели голоса детей. Вечерами кастильцы слышали пение детского хора в соборе, и диву давались, насколько хороши здешние в мелодике. И даже безо всякой кастрации, назло неаполитанцам с флорентийцами.