Любовь не с первого взгляда (СИ) - Берестова Мария. Страница 77

Канлар истово досадовал и на княжну с её безумными проектами, и на внутреннюю разведку с её неустанной слежкой, и на королеву с её придирчивым пытливым умом, и, более всего, на бесконечное повторение ситуаций, в которых он вынужден оправдываться и объяснять каждый свой шаг.

— Что за чушь! — опять вынесла вердикт Кая, раздражённо помахивая досужим листочком.

— Если ты сама видишь, что это чушь, — со сдержанной досадой отметил Канлар, — то чего ты хочешь услышать от меня?

Кая нахмурилась. Его тон не пришёлся ей по душе.

— Я хочу услышать, — сухо пояснила она, — что это за независимое государство на территории Райанци, и почему я узнаю о нём вот так? — бросила она донесение на секретер.

Сложив руки на груди, Канлар со сдерживаемым раздражением поведал:

— Твоя кузина вознамерилась создать на рьонских землях независимое княжество, находящееся под патронажем Райанци и Ниии одновременно. К своей затее она привлекла принца. А вот король совсем не в восторге от этой идеи, поэтому княжна пытается завербовать меня с тем, чтобы я уговорил тебя выступить на её стороне.

Королева закаменела.

— Рьонские земли? — сдавленно повторила она. — В независимое княжество?

— У неё неплохие аргументы в пользу этого предприятия, — сдержанно отметил Канлар.

Королева бросила на него далёкий от понимания, удивлённый взгляд:

— Что?

Он пожал плечами:

— С точки зрения спокойствия на границах это и впрямь неплохо.

При всех своих несомненных достоинствах, Канлар был далёк от властительного взгляда на земельную политику. Ему казалось, что менять земли на какие-то иные выгоды — вполне себе прибыльное дипломатическое предприятие. Кая же, властительница по рождению, была в шоке от самой идеи. Да, они постоянно спорили за рьонские земли с Ниией, но фактически это была территория Райанци! Рассматривать вариант с отчуждением этих земель казалось ей в высшей степени безумием.

Стоит отметить, что, в отличии от Канлара, королева сразу сообразила, к чему такая близость между княжной и госпожой Се-Нист. Непокорные итанцы и так доставляли короне немало хлопот, а если те ещё и объединяться с этим так называемым автономным княжеством… Это же катастрофа!

— Вы с ума сошли! — прямо заявила она Канлару, шокированная тем, что он мог всерьёз выступать в поддержку столь вопиющей и беспримерной глупости.

Канлар поморщился, как и от самой фразы, так и от резкого перехода на «вы» — в который раз он почувствовал себя не равным ей, не супругом, а провинившимся подчинённым, которого призывают к ответу. Возможно, из-за этого он ответил более резко, чем предполагал:

— Почему же? Лишь ваше мнение имеет право на существование? По-вашему, всякий, кто мыслит иначе, сошёл с ума?

Кая в недоумении похлопала ресницами: и смысл сказанного, и тон её задели. Как и всегда, когда речь заходила о государственных интересах, она позабыла, что её с собеседником связывают и личные отношения. В вопросе государственном она не мыслила себя иначе, чем королевой, и, конечно же, авторитарно заявляла свои права на знание априорных истин. Необходимость беречь земельное единство и всеми способами расширять территории, а не терять их, была для неё той самой априорной истиной, оспаривать которую может только безумец.

Не отвечая на высказанную абсурдную, с её точки зрения, претензию, она перешла в наступление:

— И что же? Вы, значит, считаете хорошей идеей этот безумный план? — зло вопросила она.

В этот момент Канлар уже напрочь забыл о том, что и сам оценил план княжны как безумный. Если королева рассматривала их беседу как дебаты двух государственных умов, то он видел в ней только личную ссору с женой. Вопрос с интригами княжны казался ему второстепенным и маловажным, лишь предлогом, а не сутью беседы, тогда как Кая, напротив, именно этот вопрос полагала центральным и даже не подозревала, что между ними в этот момент решается что-то ещё.

— Я нахожу этот план прекрасным, — зло и весомо уведомил её Канлар, в этот момент искренне полагая, что и впрямь поддерживает эту идею всем сердцем. — И, видит Бог, я помогу княжне его осуществить! — выпрямился он, гневно сверкая глазами.

Он не отдавал себе отчёта в том, что говорит так, потому что хочет бросить вызов королеве и доказать самому себе, что способен на это. Ему всею душой было необходимо вырваться из-под гнёта её авторитета, взбунтоваться, утвердить себя — того требовала его потребность в самоуважении. Он не желал чувствовать себя зависимой марионеткой в руках своей госпожи, и видел сейчас в ней не возлюбленную, а врага, который стремится подавить и подчинить.

Если уж он сам этого не осознавал, что говорить о Кае, которая гораздо меньше него смыслила во всех подобных тонкостях межличностных отношений. Будучи королевой, она видела в его словах лишь бунт против её власти, и, соответственно, её реакция была поистине королевской.

Оскорблённо выпрямив спину до состояния деревянной доски, гордо подняв чело и расправив плечи, она ледяным тоном заявила:

— Никому вы не поможете, сударь, потому что вы не смеете действовать в обход моей воли! — припечатала она фразу властным и требовательным взглядом.

Сложив руки на груди, Канлар невозмутимо поправил:

— Не «сударь», а «сир».

— Что? — опешила она от такой наглости.

— «Сир», — любезно повторил он. — Вы забываете, мадам, что перед вами король-консорт.

Она заметно побледнела и закаменела. В её голове мгновенно закружились старые опасения по поводу того, стоит ли давать новоявленному супругу в руки настоящую власть, — и сейчас она с несомненной отчаянной отчётливостью понимала, что вот он, тот момент, когда её казавшееся таким мудрым решением вышло ей боком, породив рядом с нею внутреннего врага, способного причинить вред её королевству.

— Выйдите вон, — холодно потребовала она, сделав выверенный и элегантный жест рукой.

Он со злой насмешкой на лице и в голосе ответил:

— Смею напомнить, что это столь же мои покои, как и ваши, и вы не вправе мне указывать, когда их покидать.

Несколько секунд она смотрела на него странно-безразличными, рыбьими глазами, после чего тихо отметила:

— Что ж, прекрасно. Тогда уйду я.

В подкорку её подсознания было вбито вести себя в таких ситуациях сдержанно и достойно, поэтому она двинулась к выходу непринуждённо и изящно, как будто мягко летела над полом, а не делала шаги. Она казалась идеальной куклой, которую подвесили на ниточки и ведут по воздуху.

Именно эта противоестественная идеальность её движения заставила сердце Канлара сжаться. Ему захотелось окликнуть её, остановить, примириться, но его гордость горячо воспротивилась этому порыву. Он не знал и не чувствовал за собой никакой вины, и видел вину лишь в ней — в её деспотичном, эгоцентричном поведении. Ему с отчётливой несомненностью казалось, что он должен стоять твёрдо и решительно в этом конфликте, иначе, поддавшись ей, он потеряет самого себя, потеряет уважение к себе. Поэтому он только крепче сложил руки на груди и стиснул зубы, рисуя на своём лице самое отстранённое и непримиримое выражение.

Кая, которой каждый шаг давался с глубокой душевной болью, в дверях всё же остановилась и нерешительно обернулась. Суровое лицо мужа не вдохновляло на продолжение беседы. Выгнув бровь, он язвительно подтолкнул её:

— Смею вас заверить, никакие люстры нынче падать не собираются.

Она удивлённо перевела взгляд наверх, только потом вспомнила, к чему была сказана эта фраза, закусила зубами внутреннюю сторону щеки, бросила на него взгляд одновременно гневный и обиженный, повернулась к нему, раздумав уходить, и сложила руки на груди тем же жестом, что и у него.

— В самом деле, — холодно отметила она, соглашаясь с его оценкой состояния люстры. — Не поспоришь.

Он криво ухмыльнулся самым уголком рта, что, впрочем, в сочетании с холодным взглядом не выглядело ни в малейшей степени дружелюбным.

С минуту помолчав, он с некоторым сомнением в голосе добавил: