Сандро, не плачь! (СИ) - Монакова Юлия. Страница 27
— Привык, но это не значит, что подобное не выводит меня из себя. Стараюсь по возможности быть вежливым… правда, получается далеко не всегда, пару раз срывался, после чего журналисты с упоением обгладывали мои косточки под обличающими заголовками “Белецкий зазнался, его накрыла звёздная болезнь!” — улыбка у него вышла невесёлая.
— Ты действительно стал большой звездой, — произнесла она то ли в удивлении, то ли почти в страхе. Он негромко рассмеялся.
— Сам по себе и для близких людей я остался таким же, каким был всегда. Звездой меня называют посторонние. Я тут ни при чём…
Кетеван помолчала немного, собираясь с мыслями, а затем призналась:
— Я наблюдала за тобой со стороны все эти годы.
— Один — ноль в твою пользу, — уголок его рта дрогнул в едва уловимой усмешке. — Не могу похвастаться тем же. Я совершенно потерял тебя из виду.
"Да и не искал…" — добавил Белецкий мысленно. Она укоризненно улыбнулась, точно угадывая то, о чём он подумал.
— Но, если честно, мне так и не стало понятнее, чем и как ты живёшь. В интернете только сухие факты биографии или глупые сплетни. Интервью в последние годы ты вовсе не даёшь, да и раньше говорил с журналистами исключительно на профессиональные темы, никогда — о личном…
— А тебя интересует личное? — он искоса взглянул на Кетеван. — Так я могу рассказать. Дважды разведён, женат третьим браком. Двое внебрачных детей, один из которых живёт в Америке, и я никогда не видел его вживую…
— Да перестань ты! — она отмахнулась с досадой. — Этими “ценными сведениями” и так забит весь интернет. А ещё пишут, что ты хам, циник, бабник и социофоб… Но это же полная чушь! — Кетеван презрительно фыркнула. — Надо совсем не разбираться в людях, чтобы придумать о тебе такое.
— А почему ты решила, что они не разбираются? Может, как раз правы.
— Ерунда! — категорично отозвалась она. — Уж меня-то не обманешь. Я не знала в своей жизни более доброго, отзывчивого и порядочного человека, чем ты… Порою даже слишком, чересчур порядочного.
- “Ты так говоришь, как будто это что-то плохое”, - процитировал Белецкий популярный интернет-мем. Глаза его смеялись.
— А в наши дни это и есть плохо, — Кетеван не поддержала шутку. — Нельзя быть таким… чистым, с открытым сердцем, Сандро, тебя просто сожрут!
Он посерьёзнел.
— Да я давно уже никому не доверяюсь и не открываюсь, Кети. Правда. Только жена меня более-менее знает и принимает таким, какой я есть. Но дорого же ей обходится это моё доверие… я бываю порой совершенно невыносимым и занудным.
Тем временем официанточка принесла их заказ. Сгрузив на столик чашки, она украдкой ещё раз стрельнула кокетливым взглядом в Белецкого и, соблазнительно покачивая бёдрами, удалилась. Кажется, она успела подкрасить губы и подвести глаза.
— Жена… — повторила Кетеван задумчиво, продолжая прерванный разговор. — Она очень милая девочка, твоя Галя.
Он уже поднёс к губам чашку и поэтому чуть не поперхнулся своим кофе.
— В каком смысле? Вы что, знакомы?!
— Нет, конечно. Я подписана на её инстаграм, — невозмутимо пояснила Кетеван. Он покачал головой и закатил глаза:
— О, мир соцсетей… бессмысленный и беспощадный.
— Да-да, я в курсе, что ты в этом плане затворник и у тебя нет ни единого аккаунта ни в одной соцсети, — она улыбнулась. — Кремень! А ещё говорят, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя…
— Надеюсь, она не фотографирует меня в трусах, спящего, и не вываливает затем в сеть на радость подписчикам, — пошутил Белецкий.
— А ты что, не следишь за инстаграмом собственной жены? — поразилась Кетеван. Он пожал плечами.
— Да как-то не до этого… всё, что происходит у неё в жизни, я и так знаю. И мне гораздо интереснее поговорить с ней лицом к лицу, чем читать посты и смотреть видео.
— На самом деле, у неё там нет ничего криминального, — успокоила Кетеван. — Тебя-то, во всяком случае, точно. Много фотографий Крыма. Море, природа…
— В этом вся Галюша, — он улыбнулся с плохо скрываемой нежностью. — Она боготворит те места, где родилась и выросла. Ну, ладно, хватит о нас с ней… Ты-то как? Я про тебя ничего не знаю. Видишь, я даже не был в курсе, что вы с Анжелкой до сих пор общаетесь. Она мне про тебя ни разу не говорила.
— Это я её попросила, чтобы не говорила, — призналась Кетеван. — Не хотела тебя беспокоить понапрасну. Ну, знаешь… подумала, а вдруг тебе будет неприятно вспоминать обо мне.
Он поморщился, словно жевал лимонный ломтик.
— Неприятно?.. Это, знаешь ли, не совсем подходящий термин. Да, мне было непросто, особенно в первое время, когда ты только уехала. Но… не понимаю, почему Анжелка таила это от меня столько лет, когда всё давным-давно быльём поросло. Мне действительно было бы интересно узнать, просто по-дружески, как сложилась твоя жизнь, и как… как тётя Нателла? — внезапно спросил он. Почему-то в последний момент не рискнул полюбопытствовать о муже. Испугался?..
— Жива, здорова, сейчас на пенсии, — охотно откликнулась Кетеван. Похоже, она тоже была рада тому, что Белецкий не принялся выспрашивать её о семейном положении. — Очень часто вспоминает о тебе, представляешь. Она не говорит открыто, но, по-моему, её огорчило, что после моего отъезда ты оборвал с ней все контакты.
— Так получилось, — он почувствовал, что по-мальчишески краснеет. — Я очень уважал твою тётю, даже любил, но… просто не смог. Не смог общаться с ней, как раньше.
— Видимо, она это понимает, — кивнула Кетеван. — Во всяком случае, пытается понять.
А он всё равно продолжал смущаться, как идиот, вспоминая обстоятельства своей последней встречи с тётей Нателлой…
1997 год, Москва
Он пришёл к ней, пьяный вдребезги. Он никогда прежде так не напивался. Тётя Нателла испытала самый настоящий шок, когда, открыв поздно вечером дверь, обнаружила за ней милого и интеллигентного мальчика Сандро, который едва держался на подгибающихся ногах. Она с трудом успела подхватить его, тяжёлого, непослушно-неповоротливого, иначе он бревном растянулся бы прямо на пороге.
Тётя Нателла пыталась реанимировать парня, как могла. Затащила его в ванную и заставила сунуть голову под кран с холодной водой. Сварила ему крепчайший кофе. Это немного привело Белецкого в чувство, хоть, разумеется, и не отрезвило окончательно. Но, по крайней мере, он уже мог что-то говорить, а не просто бессвязно мычать…
Сам он помнил события того вечера смутно, урывками. Но и те крохи, что осели в памяти, вгоняли Белецкого в краску даже спустя годы.
Тётя Нателла сидела в кухне на табурете, а он рыдал, уткнувшись ей в колени. Рыдал взахлёб, как младенец, а она гладила его по мокрым волосам, успокаивая и баюкая.
— Что мне теперь делать? — спрашивал он, точно от её ответа зависело его будущее.
— Жить, — спокойно отвечала тётя Нателла.
— Как жить?! Я не смогу без неё…
— Мой милый мальчик, — серьёзно произнесла женщина, — поверь мне, человеческая жизнь намного больше одной-единственной любви. И если любовь неразделённая — это ещё не конец света. Даже когда любимый человек… умирает, — её голос не дрогнул, — это тоже не повод отчаиваться. Когда-нибудь ты это обязательно поймёшь. Сейчас у тебя просто ничтожно мало опыта…
Он поднял на неё заплаканные покрасневшие глаза.
— Я послезавтра женюсь, тётя Нателла…
— Мне кажется, ты совершаешь ошибку, — мягко сказала она. — Я понимаю, что у тебя, должно быть, есть на это свои причины, но… клин клином не вышибешь. Подумай хорошенько.
— Нет… — он в отчаянии замотал головой. — Уже всё решено, уже нет возврата… Я обещал, я просто не могу отступить, понимаете?..
Она ничегошеньки не понимала в этом бессвязном пьяном бреду, но успокаивающе кивала, продолжая гладить его по волосам.
— Ну, а раз дал слово — то держи его. Будь мужчиной до самого конца.
На следующий день он проснулся, когда тёти Нателлы уже не было дома. На столе его ждал завтрак, накрытый салфеткой, и записка: