Сандро, не плачь! (СИ) - Монакова Юлия. Страница 42

— А вот мне интересно, ты действительно любишь свою жену? — задала Кетеван встречный вопрос. Он покачал головой, как бы поражаясь её цинизму.

— Я люблю её так, как тебе и не снилось. Но почему это в принципе тебя волнует?

— Я… завидую ей, — тихо призналась Кетеван. — Счастливая она. Ей с тобой очень повезло…

— Ты издеваешься? — он смотрел на неё в неподдельном шоке. — Ты вообще о чём, Кети?! Ты же прекрасно знаешь, что много лет назад… стоило тебе хотя бы раз сделать шаг мне навстречу… и сейчас на её месте могла бы быть ты. А теперь… поезд ушёл, какая зависть, что ты несёшь?

— Ты меня ненавидишь… — выдохнула она.

Белецкий задумчиво покачал головой.

— Все почему-то противопоставляют любви — ненависть. А на самом-то деле, настоящий антипод любви — это равнодушие. Вот это значит, что тебя по-настоящему отпустило… Оказывается, я уже давно не ненавижу, Кети. Мне всё равно. Мне. Всё. Равно, — выделил он эту фразу.

— Я не верю тебе, — её лицо исказила болезненная гримаса. — Не верю! Не могло всё так бесследно исчезнуть. Ты же умирал от любви ко мне…

— Тебе хочется, чтобы я продолжал умирать? — его брови недоуменно взметнулись. — Господи, зачем? Тебе это зачем? Так уж нравится видеть меня униженным, “чуть свет — уж на ногах, и я у ваших ног”? — процитировал он Чацкого.

А она вместо ответа вдруг приподнялась на цыпочки и прижалась своими губами к его, не давая опомниться. Белецкий оторопел на мгновение, а затем отшатнулся почти в ужасе, буквально оттолкнул её.

— Да ты что, с ума сошла?! Что с тобой происходит?

Её глаза моментально налились слезами.

— Извини… — всхлипнула она. — Наверное, и правда не нужно было… — и, бросив его посреди зала, она поспешно подхватила свою сумочку, оставленную на стуле, и кинулась вон из ресторана.

Белецкий медленно вернулся к столу, совершенно не понимая, что сейчас только что произошло и что это была за истерика. Все однокурсники в ошеломлённом молчании наблюдали за этой сценой. Даже Генка Огурцов, заливавшийся соловьём в караоке, сбился с ритма и умолк.

— Эх ты, рыцарь! — возмутилась вездесущая Анжела. — Иди, догони её немедленно… верни!

Он повернулся к ней, всё ещё ничего не соображая, точно в каком-то дурном сне. Вот только спасительное пробуждение всё никак не наступало.

— С какой стати? Что, чёрт возьми, происходит с твоей чокнутой подружкой?! — тщательно проговаривая слова, вопросил он, едва сдерживая бешенство. Поцелуй всё ещё горел на его губах — короткий, острый, пронзительный, пряный… будто отравленный.

— И в самом деле, Климова, отстань ты от него, — удивлённо пробасил Жорка. — Почему это именно Саня дожен ей сопли утирать? Он ей, прости, ни сват, ни брат… А у Кети, по ходу, просто ПМС — психанула на пустом месте, типичное бабское дело…

Вечер, разумеется, был безнадёжно испорчен — так же, как и настроение. Однокурсники с опаской поглядывали на Белецкого и осторожно перешёптывались. Он понял, что банально мешает сейчас им всем вдоволь перемыть ему кости, посудачить-погадать о том, что произошло, и решил осчастливить страждущих — просто уйти.

Его не останавливали. Только Жорка на прощание навязал свой номер телефона и взял с Белецкого клятву не пропадать.

На улице хлестал дождь. Ночной летний ливень… Отражения фонарей дрожали и переливались в лужах на асфальте. Вместо того, чтобы быстрее идти к машине, Белецкий запрокинул голову и подставил разгорячённое лицо небесным струям. Ему показалось, что они ледяные… но это было даже хорошо сейчас. Именно то, что нужно.

Дождь смывал остаточные воспоминания о том поцелуе, не оставляя ни следа горечи, сожалений или стыда. Белецкий поднял руки и тщательно вытер ладонями мокрое лицо, точно умылся. Он не врал, когда говорил Кетеван о том, что ему всё равно. Да, её поступок сбил его с толку и взволновал, но… это ничего не значило. В груди ничего не дрогнуло и не отозвалось на её поцелуй. Там всё просто молчало. Словно и не Кети его поцеловала, а какая-то обезумевшая мимолётная фанаточка — сорвала силком поцелуй и растворилась в толпе. Только всё ещё свербела мысль, что его пытаются каким-то образом использовать… но это не имело ничего общего с любовным томлением и романтическими мечтами. Ему не нужна была эта женщина. У него уже была другая. Своя…

Он даже не слишком удивился, когда увидел Кетеван. Она сидела на автобусной остановке, совсем недалеко от ресторана — одинокая, вымокшая с ног до головы, зарёванная и несчастная…

Белецкий обречённо притормозил, понимая, что, несмотря ни на что, не сможет вот так уехать, и распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Быстро в машину! — скомандовал он. Кети поднялась, обхватив себя за плечи руками, и медленно приблизилась. Мокрая одежда облепила её настолько бесстыдно, что он тут же отвёл глаза. Не потому, что его это как-то задевало. Просто не хотел её смущать. Если, конечно, она в состоянии была думать в данный момент о смущении…

Она села в салон. Он включил печку, чтобы Кетеван хотя бы немного обсохла. Бедняга дрожала так, что у неё в буквальном смысле зуб на зуб не попадал от холода. Белецкий искоса взглянул на неё и вдруг понял, что сейчас, в данный момент, у неё просто нет сил хитрить, изворачиваться и притворяться, ведя какую-то двойную игру. Она — такая, какая есть, словно этим дождём с неё напрочь смыло всю фальшь и шелуху… Она расскажет ему абсолютно всё.

— Ну, что у тебя стряслось? Выкладывай, — со вздохом произнёс он. Продолжая всхлипывать, Кетеван повернула к нему заплаканное лицо и выдохнула одной короткой резкой фразой, словно пуля просвистела:

— Мой сын умирает. 

Домой он вернулся уже под утро.

Квартира была пуста. Он неоднократно звонил Галинке, но она не брала трубку, и все его последующие сообщения о том, что он, вероятно, задержится, остались без ответа. Тогда Белецкий решил, что жена просто уже спит, но теперь, очутившись дома, он с порога понял, что здесь никого нет. Это была особенная тишина. Её невозможно было ни с чем перепутать.

Когда же он зажёг всюду свет и прошёлся по комнатам, то обнаружил, что Галинка исчезла не просто так.

Она собрала чемодан и уехала. 

ЧАСТЬ 3

1995 год, Москва

Первым человеком, которого Белецкий встретил в начале учебного года, оказалась та самая блондинка с косичками, на чьём прослушивании ему довелось поприсутствовать в июле.

— Ой! — воскликнула девушка, когда они едва не столкнулись в дверях Щукинского училища. Белецкий вежливо посторонился, давая ей возможность пройти первой, но блондинка уже вперила в него любопытный взгляд огромных серых глаз.

— Ой, — повторила она, на этот раз обрадованно, — здравствуйте!.. А вы меня не узнаёте?

Он шутливо продекламировал:

- “Ужель та самая Татьяна, которой он наедине, в начале нашего романа, в глухой, далёкой стороне, в благом пылу нравоученья читал когда-то наставленья, та, от которой он хранит письмо?..”*

— С ума сойти, — ахнула девушка, — вы что, всю поэму наизусть помните?! Хотя чему я удивляюсь, это как раз ожидаемо…