Сандро, не плачь! (СИ) - Монакова Юлия. Страница 55
— Ладно, забудь, — махнул он рукой, заметив, что Кетеван выжидающе смотрит на него. — С этим я сам как-нибудь разберусь…
Увидев, что они закончили разговор, Антон немедленно пустился в наступление:
— Саня, может, ты нас познакомишь, а? Такая очаровательная женщина… я сражён в самое сердце.
Кетеван взглянула на него в некотором испуге, удивлённая столь откровенным напором. Годы жизни с Асланом заставили её совершенно забыть о том, что такое прямолинейные мужские комплименты.
— Это Кетеван. Антон, наш режиссёр. Ну, а это Дашка… моя дочь, — послушно представил их друг другу Белецкий.
— Дочка Анжелы? — Кетеван вежливо улыбнулась. Дашка и Белецкий обменялись понимающими взглядами.
— Моя дочь, — с нажимом повторил он.
— Кетеван… Вы, должно быть, грузинка? — неожиданно поинтересовался Антон.
— Да, — коротко отозвалась она. Тот закатил глаза и буквально застонал в экстатическом восторге:
— О-о-о… Я влюблён в вашу страну, ваш народ, вашу кухню и ваше гостеприимство!
— Очень рада за вас, — сдержанно откликнулась Кетеван.
— И кинематограф, кинематограф!.. Как вам фильмы Левана Когуашвили? Особенно “Слепые свидания” и “Прогульщики”… А “Мандарины” Зазы Урушадзе?
— Я их не видела, — призналась Кетеван в некотором смущении.
— В самом деле? — поразился Антон. — А вы из какого театра?
Кетеван с растерянностью оглянулась на Белецкого.
— Я не играю в театре.
— Да ладно? — не поверил он. — С такой-то внешностью и статью? По вам плачут театральные подмостки! Или вы звезда экрана? То-то я смотрю, мне ваше лицо будто бы знакомо…
— Я вообще не актриса.
Принялся накрапывать дождь.
— Я сегодня один за рулём? — подходя к припаркованной неподалёку машине, поинтересовался Антон, окидывая взглядом компанию. — Что ж, давайте развезу вас всех по домам, пока я добрый…
— Спасибо, Тоха, мы на такси доберёмся, — отказался Белецкий.
— Тогда вы, Кетеван? — галантно предложил он.
— Не стоит беспокоиться, — категорически отклонила она его предложение. — Я на метро.
— Да перестаньте. До метро ещё дойти надо, незачем вам под дождём мокнуть… Что же вас муж не встречает?
— Если это такая неуклюжая попытка выяснить, замужем ли я, то сразу говорю — нет, — сухо отозвалась Кетеван. — А сейчас извините, мне некогда с вами болтать. Меня дома сын ждёт.
Она торопливо попрощалась со всеми и скользнула в арку, ведущую из внутреннего дворика театра на улицу.
— Антон, что это сейчас было? — озадаченно спросил Белецкий. — Ты что, пытался кадрить Кети?
— Ты же видишь, она не оставила мне ни малейшего шанса… — с досадой застонал режиссёр. — Какая женщина, а! Слушай, она действительно не замужем?
— Не замужем. Но ей сейчас, мне кажется, не до знакомств…
— Нет, я всё-таки не могу её упустить!.. Такая красавица! Может, у меня любовь с первого взгляда, а?! Погоди, Сань, а ты давно её знаешь?
— Очень давно. Ты даже не представляешь, насколько.
— Ну и как она… вообще? Что ты можешь о ней сказать? Какая она?
— Стопроцентная женщина, — усмехнулся Белецкий. — И этим всё сказано…
— Ну, она же не твоя бывшая, надеюсь? — усомнился вдруг Антон. — А то как-то… неэтично получится.
— Вот тут можешь быть абсолютно спокоен. У нас с ней никогда ничего не было.
— Ну тогда руки у меня развязаны. Извини, Саня, но я поехал за ней! Я должен её догнать!
С этими словами Антон прыгнул в машину и был таков.
— Удачи, — скептически хмыкнул Белецкий ему вслед.
Такси для отца Дашке пришлось вызывать самой, поскольку его телефон не работал. За ней же, как и планировалось, должен был приехать Женя.
— Слушай, пап, — сказала вдруг она, пока они сидели на лавочке под козырьком у служебного входа, прячась от моросящего дождика, и ждали каждый свою машину, — а что всё-таки случилось на этой вашей встрече однокурсников?
— А с чего ты взяла, что там непременно что-то должно было случиться? — осторожно ответил он. — Из-за статьи?
— Да нет, — она пожала плечами. — Просто я вчера у матери ночевала, так она тоже с этой самой вечеринки явилась, как пыльным мешком по голове трахнутая…
— "Тоже"?
— Ты себя в зеркало-то видел? И с Галей вы как-то очень подозрительно в это же время рассорились… молчу, молчу, — торопливо добавила она, зная, что отец не любит обсуждать свои личные проблемы.
— Вот и молчи. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — он ласково нажал на кончик её носа.
— Мне так хорошо сейчас, пап, — призналась она, привалившись к нему боком и устроив голову на его плече. — Будто в детстве… помнишь, как ты забирал меня на все выходные? Я их целую неделю ждала… Мне подружки и одноклассницы так завидовали. Их-то по субботам и воскресеньям водили в парк аттракционов, максимум — в цирк, а ты меня постоянно то в театр с собой таскал, то на киностудию… Мне всё это было та-а-ак интересно! — она даже зажмурилась от нахлынувших воспоминаний.
Однажды во время летних каникул Даша провела с отцом целый месяц на съёмках в детском оздоровительном лагере — он тогда был занят в фильме о славном пионерском прошлом, играл вожатого старшего отряда. Снимали в настоящем лагере на морском побережье, и для Дашки эти каникулы стали счастливейшими в её жизни. Реальные отдыхающие — дети и подростки — с удовольствием принимали участие в массовых сценах, а вся женская половина лагеря, по традиции, поголовно была влюблена в Белецкого — поварихи в столовой, уборщицы, вожатые… Все они старались подружиться с Дашей, осторожно выпытывая у неё подробности о привычках и пристрастиях отца, а эта хитрюга, прекрасно понимая подоплёку столь внезапного дружелюбия, только посмеивалась да несла всякий вздор: да-да, папа у меня замечательный, по утрам, к примеру, он два часа стоит на голове, а потом натощак выпивает три литра кефира, закусывая его солёными огурцами, и ещё непременно любит распевать оперные арии, принимая ванну… Случайно узнав впоследствии о её выдумках, Белецкий не рассердился, а долго ржал.
— Знаешь, — Дашка взяла его руку, прижала к своей щеке, точно заранее смягчая резкость того, что собиралась сейчас сказать, — а с Галей всё-таки надо поговорить. Ты только не обижайся, может, я лезу не в своё дело, но… играть в молчанку — самый тупой на свете способ решения проблем. Вот честно. Надо говорить друг другу открыто, в чём раскаиваешься и о чём сожалеешь. Лучше в лицо, но если не можешь сделать этого прямо сейчас — значит, звони. Ну, или отправь ей сообщение, в крайнем случае!
Белецкий помолчал.
— Она попросила меня ни звонить, ни писать ей, — откликнулся он наконец.
— И ты послушался? — Дашка укоризненно покачала головой. — Как ребёнок, ей-богу… Ты что, никогда раньше не слышал выражения "Спроси, чего хочет женщина, и сделай наоборот"?
— То есть, это следует воспринимать буквально? — усмехнулся он.
— А как же иначе! Если мы, к примеру, поссоримся с Женькой и я скажу, что не хочу его ни видеть, ни слышать, и пусть даже не пытается вымолить у меня прощение, и подарков мне от него никаких не надо — это значит, что я как раз жду от него подарков о мольбы о прощении!
— Обалдеть, какое коварство.
— Это не коварство, а женская логика. Нет, ну правда… Галя, наверное, думает, что тебе по барабану её отъезд.
— Это вряд ли. Я звонил её матери, спрашивал о ней… То есть как минимум она должна быть в курсе, что мне не всё равно. Да и как мне может быть всё равно?! — он начал раздражаться.
— Тс-с-с, не заводись, психопат, — она шутливо пихнула его в бок. — Я просто диву даюсь, каким ты иногда бываешь упёртым тупым бараном!
— Спасибо, дочь, — с чувством вздохнул Белецкий.
— Ты просто не привык, чтобы женщины от тебя бегали, поэтому избаловался, — безжалостно резюмировала Дашка. — И так ни черта и не научился понимать нашу, “девочковую”, психологию… Галя же сама, наверное, совершенно измучилась из-за своего ультиматума, сидит там сейчас и ждёт звонка…