На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 41

— Нет. Давайте к самолёту. Вы впереди, а мы за вами. Сейчас наш самолёт — самое важное на этом аэродроме.

Игнат с Семёном кивнули и развернулись к колючей изгороди. Ну и мы за ними, как нитка за иголкой. Пригибаясь к земле, на полусогнутых, путаясь ногами в подсыхающей траве. Это в небе я первым буду, а здесь на земле лучше пусть обученные специалисты впереди идут.

Вот и тёмная громада «Муромца». В ночи она особенно огромная. Перед самолётом мы остановились. Игнат меня к земле прижал ладонью и рукой вниз ткнул. Обозначил находиться здесь, на месте, я так понял. А сами казаки в стороны разбежались.

Снова сидим на корточках, ноги с непривычки ломит по страшной силе. Упал на колени. Ждём. Настораживает, что никакой охраны я вокруг не вижу. Ни наших дежурных, которые по идее должны были возле аппарата находиться, ни аэродромных караульных. И вообще ни одного звука ниоткуда не доносится, кроме дуновения ветра и шороха пожухлой травы вокруг. И море шумит, само собой. Но на этот шум уже и внимания не обращаю. А, нет, вот какие-то посторонние звуки в ночи появились. Только никак не могу разобрать, что за звуки такие необычные?

— Спят, дармоеды! — зашипел мне прямо в ухо Михаил.

Точно, это же храп со стороны самолёта раздаётся! Только приглушённый какой-то, придавленный. Ладно, хоть живые…

Шорох травы с другой стороны. Разворачиваюсь и вскидываю револьвер.

— Свои! — такой же шёпот в другое ухо, а мою руку с револьвером мягко убирают в сторону. Вернулись.

Игнат придвигается вплотную и, щекоча усами ухо, шепчет:

— У самолёта никого. Наши внутри закрылись и дрыхнут. К ангарам мы не ходили. И аэродромной охраны что-то не видно. Что дальше?

А что дальше? Самолёт цел, и это главное. Вопрос, куда ночные гости направляются? К нам? Где же они тогда? Или к ангарам с гидропланами? А если и туда, и сюда? Нет, туда они в любое время и раньше могли проникнуть. Наверняка «Муромец» их цель. Слухи о появлении в порту великого князя по городу наверняка разлетелись. Связать одно с другим просто, даже голову ломать не нужно. Тогда ждём? Остальное побоку.

— Охраняем самолёт.

Подхорунжий кивает согласно и пригибает мою голову к земле. Распластываемся в траве, потому что луна выглянула из-за облаков и заливает всё вокруг бледным светом.

Светло-то как. Осторожно оглядываю

сь, стараясь не задирать голову. Через траву смотрю. Игнат с Семёном занимаются тем же. Потом подхорунжий тихонько шепчет:

— Сейчас луна скроется, и вы ползите к хвосту. Там укроетесь в тени и караульте.

Киваю согласно и оглядываюсь на Михаила. Только глаза блестят. Но информацию, похоже, принял. Ничего, сейчас луна спрячется за облаками, и я его за собой потяну. Ну и поделюсь соображениями.

Пора. Поползли. И я дёрнул Мишу за собой.

Замерли с ним оба под хвостовым оперением, укрылись в чёрной тени стабилизатора. Здесь вообще хоть глаз коли, ничего не видно. Зато в стороны всё прекрасно просматривается. Лежим, вглядываемся и вслушиваемся. От напряжения глаза заслезились. Не пойдёт такое дело, тут немного по-другому делать нужно. Боковым зрением смотреть. Так оно лучше…

Есть какое-то движение! От ангаров две чёрные тени метнулись. Быстро так. Пригибаются, по земле стелются, словно на четвереньках бегут.

Собаки? Слишком большие. Люди? Посмотрел прямо на них и ничего не увидел. Снова вернулся к боковому зрению. А так кое-что различимо.

Непонятные силуэты скрылись под крыльями Муромца, и сразу же пропали, слились с такой же непроглядной теменью под плоскостями. И тишина! Где наши казачки? Не видят? Или чего-то выжидают?

Миша сбоку от меня привстал, из травы высунулся, тоже вперёд вглядывается, что-то рассмотреть пытается. Он с одной стороны фюзеляжа прячется, я с другой. Только я в отличие от него тихонько лежу, потому как в Игнате с Семёном уверен. А то, что сомнения у нас появились, так это естественно. Они бы у любого на нашем месте появились.

Мой товарищ головой завертел, на меня оглянулся, вперёд дёрнулся и захрипел страшно. Я-то все его движения краем глаза замечаю, но сам в другую сторону в этот момент смотрю, под плоскости «Муромца». К тому же через траву плохо видно, что именно там Михаил делает, поэтому и упустил этот момент.

Как-то резко события понеслись, один миг — и началось! Хорошо, краем глаза зацепил движение, боковым зрением его поймал, потому что больше вслушивался, чем всматривался. Сначала лёгкий топот услышал, шорох травы под ногами. Шаги! Одновременно с пониманием этого факта и захрипел сбоку Михаил, а я… Я уже перевернулся на спину, вскинул руку с револьвером и нажал на спусковой крючок!

Как же, нажал… Чуть-чуть не успел палец додавить. Сильный удар сбоку в запястье, и револьвер улетает в сторону, а на меня пытается навалиться тяжёлое тело. Пытается, потому что я чудом успел среагировать и сдвинуться в сторону, подтягивая под себя ноги. На них и принял навалившуюся на меня тушу. Точнее, на одну. Правую. Левую просто не успел подтянуть, настолько всё быстро произошло. Да и правая сразу соскользнула и запуталась в одежде напавшего, ушла вниз, к его ногам и там остановилась. Почти в паху. Но свою функцию выполнила, и удар ножом до меня не дошёл, не достал, запоздал на доли секунды. А дальше я его уже на предплечье левой руки поймал, сопротивляясь изо всех сил чужому давлению.

Испугался? Конечно. Ещё как. За Михаила, за хрип его. А за себя просто не успел.

А потом сделал ногами ножницы — левой придержал, а правой толкнул противника вверх и в сторону. Он и перевернулся. Ну и рукой правой чуток этому помог. А левой в этот момент успел чужую руку с ножом перехватить, вывернуть и в сторону убрать. Оказался сверху и сразу же ударил справа противника в горло, сбоку, потом по глазам и его же нож вогнал ему же под подбородок. По-другому не получилось. Не успевал я ничего. Да и так с трудом извернулся.

На четвереньках, юркой ящерицей метнулся к Михаилу, потому как не выпрямиться мне — над головой плоскости стабилизатора нависают, да и времени нет, Михаил уж слишком страшно хрипит. Даже не хрипит уже, а сипит задушенно, жутко так, словно из последних сил в себя воздух пытается втянуть.

Метнулся, в последний момент оттолкнулся изо всех сил от земли и от хвостового «костыля» ногами, прыгнул сходу на оседлавшую Лебедева тень, перехватывая в последний момент чужую, занесённую для удара руку с ножом. Ударил его левым плечом в бок, так, что от этого удара что-то громко хрустнуло. То ли моё плечо, то ли рёбра противника.

Снёс его в сторону, перекатился по мягкому, чуть шею не свернул. В перекате перевернулся на спину, утягивая противника за собой и в сторону, от Михаила подальше, выворачивая руку себе и ему, крутнулся, разворачиваясь к нему ногами, но чужую кисть не выпустил, перетерпел острую боль в собственном перекрученном запястье и… вспомнил о пистолете в кармане. Так через карман и выстрелил. Потому что не вытащить его никак было. И торопился, и зацепился внутри за что-то. А с предохранителя снять получилось. И одновременно с выстрелом запоздалый страх пробил. Когда представилось, что я вместо врага свою собственную ногу простреливаю. Очень ярко представил. Как вспышка перед глазами промелькнула. Настолько ярко и живо представил, что даже ощутил сильную боль в бедре. Пальцами в сапоге пошевелил на всякий случай, колено согнул. И впрямь бедру больно. Неужели действительно зацепил?

А чужую руку с зажатым в нём ножом так всё это время и продолжал удерживать. На всякий случай. Лишь когда бедро тупой жгучей болью полыхнуло, только тогда и опомнился, соображать начал и чужую руку на землю бросил. Потому что жизни в ней не было. Мёртвая она. Это тоже сразу как-то ощутил. Знал и всё. Перевалился на левый бок, браунинг из кармана выпутал и к Михаилу бокоплавом пополз. Правое бедро жжёт, левое плечо дёргает. Ползу, одной ногой отталкиваюсь, да ещё и оглядываюсь постоянно, опасаюсь нового нападения. Головой верчу, пистолетом темноту отпугиваю. После выстрела ничего не слышно, в глазах искорки от перенапряжения плавают, то ещё состояние. Как умудрился Игната услышать, не понимаю. Но услышал.