На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 48

— А что с ним определяться? — удивился князь. — Мы вот здесь.

И пальцем мне точку на карте обозначает. А сам привстал, вперёд шагнул, в окно выглядывает.

Это же уже территория Дании! Ну, немчура! Вцепились как крепко! Придётся с хвоста сбрасывать погоню.

— Александр Михайлович, в окна не высовывайтесь. И вообще, займите рабочее место штурмана.

Защита бортов у нас хоть и не совсем надёжная, как оказалось, но хоть какая-то. Подмигиваю лежащему тихонько на полу лейтенанту, подбадриваю его:

— Держитесь, Фёдор Дмитриевич, сейчас зубы немцам обломаем, и будем искать площадку для приземления. А там и доктора найдём для вас. Потерпите.

Лейтенант беспомощно и виновато улыбается в ответ бледными губами. Пытается пошевелиться, тут же болезненно охает и замирает. Смотрит снизу на занимающего его рабочее место великого князя. А мне уже не до них.

Кручу уже ставший привычным крутой разворот навстречу преследующим нас немцам. Оживает пулемёт с правого борта, неторопливо тарахтит короткой очередью и замолкает. Нетерпеливо ёрзает ногами у курсового «Максима» Игнат, разбрасывает их пошире, упирается ступнями в ограничительные рамки нижних окон, приникает к планке прицела. Напрягает плечи и открывает огонь. Обрывает очередь и даёт мне отмашку ладонью вниз. И я подчиняюсь этой безмолвной команде — отдаю штурвал от себя.

Бензина мы выработали много, баки почти пустые. Самолёт стал значительно легче, поэтому тяжёлая машина крутится, словно белка в колесе. Опасаюсь за крылья — выдержат ли они возросшие нагрузки. А немцы озверели. Лезут со всех сторон, невзирая на потери. Даже мне со своего места прекрасно видно через окна их стремительно мелькающие силуэты. Да сколько же их? Или у страха глаза велики? Нет, никакого страха и в помине нет. Тогда что? Со всего побережья сюда самолёты согнали? Или со всей Германии? Успеваю даже ухмыльнуться коротко и зло своей собственной шутке. Это нам ещё повезло, что у них пулемётов мало. То есть, на этих самолётах мало. Да и повыбили мы основных пулемётчиков в первом бою. Похоже, не ожидали они такого огневого отпора и высокой плотности огня. И близко к себе стараемся не подпускать. Всё-таки даже на больших дистанциях «Максим» рулит.

Очередной силуэт биплана вырастает прямо в лобовом окне, медленно проплывает из верхнего правого угла к левому нижнему, зависает на миг в крене. Даже умудряюсь разглядеть стрелка-наблюдателя в его кабине. Да эта св… Этот га… Да он в меня целится! Из какой-то винтовки! Успеваю увидеть вспышку выстрела, и самолёт с крестами ныряет за нижний обрез стекла. А я замираю в ожидании удара пули. Внутри всё сжимается. И ничего. Мимо!

Как хорошо, что я настоял на бомбардировке канала на первом этапе полёта. Как чувствовал. И как бы я тогда не аргументировал своё решение перед Эссеном, но основной его причиной было нежелание попасть под вот такой обстрел с бомбами в грузовой кабине. Ведь всё равно немцы нас бы перехватили. Пусть не в первом вылете, то уж во втором точно. А во втором даже возможности бы не дали подобраться близко к побережью. И ещё одна причина. Основная, пожалуй. Садиться и взлетать с бомбами на борту очень опасно. Это же не бетонка, это грунтовка, да ещё и неподготовленная совсем. А ну как какая-нибудь из этих болванок от тряски с держателей сорвётся и на пол упадёт… Млин… Вероятность такого исхода мала, но чего только не бывает в действительности. Даже думать об этом не хочется…

Кабина потихоньку наполняется запахом сгоревшего пороха. Горло жжёт, в голове фейерверком вспыхивает воспоминание о пожаре на борту перед переносом сюда и становится страшно. Не горим ли? Но все молчат, докладов ни от кого не поступает. Успеваю ещё глянуть на инженера в момент резкой перекладки самолёта с левого разворота в правый. Молчит сосредоточенно Олег Григорьевич, перекачиванием остатков бензина в расходные баки занимается. Значит, пока всё в порядке.

Стрельба в грузовой кабине как-то резко обрывается. Одновременно замолкают оба пулемёта. Я в этот момент кручу разворот следом за ладонью Игната и не могу оглянуться. Зато могу потребовать доложить обстановку, что тут же и делаю.

— Противника не вижу! — кричит в ответ Маяковский.

И ему вторит Сергей:

— Уходят немцы!

И только Игнат не отрывается от пулемёта, продолжает указывать и наводить меня рукой на цель. А потом я и сам вижу далеко впереди уходящие в сторону суши самолёты.

Короткими очередями из «Максима» их ещё пытается зацепить подхорунжий, но, похоже, безрезультатно. Ушли. Кому расскажи — не поверят. Неповоротливый огромный «Муромец» разогнал свору вёртких истребителей! Умом понимаю, что вёрткие они лишь для этого времени, но… Но всё равно — здорово! И хорошо, что нас никто не ждал в небе над Германией, как не ожидали от нас и такой наглости. Иначе так легко мы бы не отделались. Наверняка истребители противника нас ещё на подходе к берегу караулили бы. И зенитная артиллерия подключилась бы, и корабельная вдобавок поработала бы по нам. Так что всё правильно мы сделали, что сразу по каналу отбомбились…

Оглядывается Игнат, кривится в злой ухмылке, — Ушли, с-су… — с досадой бьёт ладонью по полу, попадает по отработанной ленте и отпихивает её к Семёну. Потом резко успокаивается, разворачивается и садится, опираясь спиной на пулемёт. Вытирает рукавом мокрое, несмотря на холод в кабине, лицо и отдувается.

— Ну? Скольких завалил? — тороплю его с докладом и одновременно с вопросом разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

— Не считал, не до того было, — отвечает, усмехаясь, Игнат. Поднимает голову, находит взглядом великого князя и вроде бы как оправдывается. — Первого точно приземлил. А дальше они скопом навалились, завертелось всё — не успевал поворачиваться. Но то, что попадал, точно видел. А вот количество не скажу…

И разводит с досадой руками в стороны, одновременно начиная подниматься на ноги. От этого движения за его спиной сдвигается, смещается в сторону пулемёт. Игнат теряет опору, валится на бок, пытается удержать равновесие, упереться в пол рукой, но попадает на Семёна. Урядник не ожидает резкой дополнительной нагрузки сверху и в свою очередь прикладывается лицом прямо в патронный короб. Сдавленно охает под наш смех, выпрямляется с дополнительным грузом на спине, хватается рукой за кожух пулемёта и вскрикивает. Одним движением сбрасывает со спины валкий груз, трясёт обожжённой рукой. Ничего себе! Вскипела вода в кожухе «Максима»! А я-то ещё хотел без него обойтись…

Весёлый смех расслабляет, снимает напряжение и горячку боя. Игнат сначала хмурится после вынужденного падения на пол, потом правильно оценивает ситуацию и сам хохочет в полный голос. Упруго вскакивает, подхватывает под руку Семёна, шипящего что-то этакое, неразборчивое, но всем сразу понятное, подталкивает его к грузовой кабине. Потом возвращается, забирает короба с отстрелянными лентами, поворачивается ко мне. На лице явный и понятный вопрос. Киваю утвердительно и на всякий случай свой кивок дублирую словами:

— Пулемёт можно убирать.

Ни к чему чтобы он на посадке болтался по кабине. Ещё неизвестно, где садиться будем и в каких условиях.

Оглядываюсь. В грузовой кабине звенят гильзы — это общими усилиями там собирают отстрелянные железки. Как-то в голову не пришло заранее озаботиться мешками для их сбора. Как на своём «Ньюпоре» когда-то сделал.

— Все целы?

— Все, — доносится разноголосица ответов, и я выдыхаю с облегчением.

Как тут же оказывается, рано я выдохнул. Потому как вижу явное напряжение на лице инженера.

— Что, Олег Григорьевич?

— Бензин на нуле. Баки пустые, — и смотрит на меня виновато.

Ну ты-то тут при чём… Взгляд сразу же метнулся к альтиметру. Ф-ух, уже легче. Со всеми этими выкрутасами высоту в общем-то даже не потеряли, наоборот, даже забрались немного повыше. Идём чуть выше тысячи шестисот метров…

— Но моторы-то работают?

— В расходных баках ещё что-то осталось. Но там надолго не хватит…