На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 50

И даже мысли не возникло, что дорога узкая — не до того было. Хорошо ещё, что не работали все четыре мотора, иначе бы точно не вписался в полотно укатанной грунтовки. А так и крена нет — снижаемся хоть и быстро, но зато ровно. А дорога? Да пустая она оказалась, на наше счастье. Транспорта в прямой видимости никакого не было, ни гужевого, ни какого-либо другого самоходного. Точно кому-то из нас Бог ворожит…

Тяну штурвал на себя и триммер мне в помощь! И все равно из-за высокой вертикальной скорости снижения не получается точно рассчитать приземление! Перетянул! Аппарат проседает, делает слабую попытку скабрировать, да ничего из этого не получается, слишком быстро скорость падает. Рывком дёргаю до упора штурвал на себя, а скорости уже нет. И мы просто валимся, валимся и падаем вниз…

И пусть падаем сантиметров с двадцати-тридцати, но и этого оказывается вполне достаточно. Со всей дури рву штурвал на себя, но тщетно — скорости нет, и эта попытка ни к чему не приводит.

Сильный удар о грунт, треск и хруст где-то внизу, под самой… Гм, под креслом, скажем так. Самолёт проседает на одну сторону, каким-то чудом не цепляет нижним крылом за обочину, катится какое-то время прямо, потом начинает плавно уходить вправо с треском и скрежетом. Капец стойке!

На наше счастье кюветов вдоль дороги нет, поэтому самолёт выкатывается в поле и там наконец-то останавливается. Уходят все звуки, и на какое-то мгновение в кабине повисает мёртвая тишина. Которая сразу же раскалывается тихим, звенящим от внутреннего напряжения, повторяющим одно и то же шёпотом кого-то из казаков охраны:

— Господи, спаси и сохрани! Спаси и сохрани!

— Всем покинуть самолёт! — командую и показываю пример. — Начинаю шумно отстёгивать привязные ремни.

Скрипит чуть слышно входной люк, в кабину врывается осенний воздух и окончательно выдувает запах сгоревшего пороха и горячего металла. Вкусно пахнет травой и листьями, влажной землёй. Слабый запах дыма заставляет заторопиться самому и поторопить на выход пассажиров и экипаж.

Ребята подхватывают штурмана. Тот морщится от боли, но героически терпит.

Какая к чёрту лесенка! Прыгаю вниз с обреза люка — вспаханная земля бьёт в ноги мягко и ласково. Тут же оказываюсь в плотном кольце людей. Наши все благодарят за удачную посадку. Нашли, за что благодарить! Это же просто работа и было бы странно, если бы я не умел её делать…

Немного не рассчитал с приземлением, так ведь и случай такой, неординарный, особый.

Великий князь крепко обнимает за плечи, целует в обе щеки, отстраняется и смотрит в глаза:

— Молодец!

На смену князю приходит Второв. Остальные громко выражают своё одобрение. А я наконец-то получаю возможность вздохнуть и задать вопрос инженеру:

— Что с самолётом?

— Стойку с правой стороны подломили! Сначала пулей повредили, потом удар от приземления. Вот она и не выдержала…

— На месте починить сможем?

— Если только получится самолёт приподнять…

Осматриваюсь по сторонам. Тревожит запах дыма. К счастью, он доносится не от самолёта, а откуда-то из-за леса. Да даже скорее не леса, а из-за лесопосадки. Перед приземлением мне не до обзора окрестностей было, поэтому не увидел, что там за этой посадкой находится — хутор или деревенька. Да и не столь важно это сейчас. Вот убрать самолёт поближе к этой самой посадке, да замаскировать… Вот что главное и важное. Потому как вряд ли нас немцы в покое оставят. Сейчас заправятся и снова искать начнут…

Осматриваю самолёт. За мной хвостиком так все и продолжают ходить, и точно так же осматривают после меня поломанную стойку. Даже руками точно так же ощупывают. И ладно.

Ну что… Взлететь уже не получится, а вот откатить самолёт в сторону вполне. И мы облепляем самолёт, словно мураши наваливаемся на плоскости, изо всех сил толкаем аппарат к посадкам. По успевшей осесть пашне он идёт тяжело, колёса вязнут, сломанная с одной стороны многострадальная стойка жалуется, потрескивает от нагрузки, но пока держится, не отваливается. Да выдержит, ничего с ней не будет. А починить в этих условиях мы её вполне починим. У нас обрезки труб есть, можно будет их приспособить как дополнительный каркас вокруг стойки. По крайней мере, взлететь сможем. И сесть. Один раз. Больше рисковать не стоит. И самое основное — было бы на чём взлететь. Это я о топливе говорю…

На удивление, пробоин в крыльях и фюзеляже не так и много. Сквозных, в фюзеляже, я имею ввиду. Целили, в основном, по пилотской кабине, а тут у нас какая-никакая, а можно с натягом считать, что броня. Каким-то чудом стёкла не покоцали. И моторы целые, даже немного странно. Сразу вспомнилось, как у нас с Михаилом сорвало кусок обшивки с крыла после атаки на германские крейсеры. Даже тогда обстрел был тише, чем сейчас, и сам самолёт меньше размерами, а вот так получилось.

Казаки уже тащат несколько срубленных деревьев, прислоняют к фюзеляжу, накрывают ветками крылья. Маскировка так себе, но хоть что-то. Нам бы сейчас сети… Хотя бы рыбацкие… И что я раньше об этом не подумал?

После этого расстаёмся с нашими пассажирами. Вместе с ними уходят и казаки личной охраны великого князя. С нами остаются Игнат с Семёном. И мы, не откладывая, приступаем к ремонту.

Глава 12

Само собой, перед тем как начинать ремонт ещё раз осмотрелись. Пока вокруг тихо. Несколько напрягает отсутствие любопытных местных. И вездесущих пацанов не видно. Ну не может такого быть, что никто не увидел, как мы с неба валились. Хотя-я… Моторы-то не работали… А снижались мы очень быстро… Тогда точно могли нас и не услышать, и не заметить. И хорошо! По любому это нам на руку.

Сразу же по максимуму облегчили самолёт — вытащили наружу все пулемёты с боезапасом, парашюты и техническую аптечку. И мешки с отстрелянными гильзами, само собой. Неужели такую тяжесть хранить будем? Здесь где-нибудь и оставим. Местные найдут — приспособят в хозяйстве.

Пока личный состав занимался разгрузочными работами, я осмотрелся по сторонам. Для чего пришлось снова забираться в самолёт, так оно повыше получится.

Ох, не нравится мне, как мы на этом поле торчим. Что эти несколько деревцев? Сверху нас прекрасно видно. Что-то другое придумать нужно. И срочно!

Развернули наш аппарат хвостом к деревьям, да так и затолкали в посадку поглубже. Штурман наш на ноги поднялся, всё помочь порывался. Насилу его угомонили. Хочется ему пользу оказать — пусть лучше на пустых ящиках посидит, да за небом понаблюдает.

И стабилизатор, и киль прекрасно уместились под деревьями. И рубить ничего не пришлось — посадка редкая, нижние ветви везде давно срезаны. И от сухостоя вычищено до блеска. Даже травы не видно — всё прибрано. До наших буреломов им далеко.

Здесь не там, не так как у нас — осень и близко не чувствуется, листья на ветках даже желтеть не собираются. Поэтому и маскировка получше будет. Хвост под дубами спрятали, остались на поле крылья да кабина. Ничего, уже легче. А их мы ранее срубленными деревцами и прикроем.

Немного напрягает сырая почва, но с ней пока некритично, колёса неглубоко проваливаются. Лишь бы дождя не было. Замаемся тогда аппарат до дороги толкать. И на моторах выруливать нельзя будет. Колёса завязнут, и сразу можно носом в землю ткнуться. Так что останется только наше прямое физическое участие. Правда, расстояние тут всего ничего, но и самолёт, даже такой пустой, весит довольно-таки прилично.

Игнат с моего разрешения отправил Семёна пробежаться по округе, а сам присел к ящикам с патронами. Чертыхнулся:

— Ещё один такой бой, и нечем будет отстреливаться, — покачал головой, оглянулся на стрелков, переносящих под деревья «Мадсены», и чуть слышно намекнул. — Надо бы нам оружие почистить и обоймы с лентами набить. «Мадсены» штука капризная, их лучше в чистоте содержать. Мало ли…

Я даже про себя смутился немного. Не подумал об этом, все мысли только об одном — как самолёт ремонтировать? Стойку как-то восстанавливать нужно, да заплатки на крылья клеить. Так что Игнат очень своевременно меня от этих мыслей отвлёк. И решение о ремонте в голову тут же само пришло. У нас же в экипаже целый инженер есть! Это же его прямая обязанность! Вот пусть и занимается своими обязанностями. А я, если что, подскажу. А то всё сам, да сам…