На звук пушек (СИ) - Барт Владимир. Страница 19

— Но почему в воскресенье?

— Война не знает выходных.

— Нас с вами, подполковник, это не касается. Сейчас наша с вами служба — просто вид почетной отставки. Вроде и при деле, но ни к чему серьезному уже хода нет.

— Я вновь на действительной службе!

— О! — удивился генерал, не находя подходящих слов.

— Я вновь в действующей армии, и потому тороплюсь завершить все порученные мне дела.

— Это похвально, но все равно не объясняет, почему вы побеспокоили меня в воскресенье. Артиллерийский комитет все равно не начнет работать раньше воскресенья.

— Генерал Форджо получил назначение в 1-й корпус маршала Мак-Магона и отправляется в Страсбург. А назначения нового куратора испытаний придется несколько дней. У меня на это нет времени.

— Ну, хорошо, — сдался старый генерал. — Пойдемте в дом, я напишу вам записку.

На улице подполковник появился через несколько минут, с довольным видом помахивая в воздухе листком бумаги.

— Пойдемте, Бомон, — позвал Шеварди. — Моя коляска стоит за углом. Я так и знал, что вы своим обозом перегородите всю улицу.

— Зачем такая спешка? Нам бы хотя бы умыться и привести в себя в порядок после дороги.

— Ни в коем случае! Сейчас мы едем генералу Форджо. Он должен видеть, что вы прямо с марша. Чем больше на вас пыли и грязи, тем лучше. Лишь бы повозки были в исправности. У меня есть для него записка генерала виконта де Ла Хитте, которого Форджо безмерно уважает. Кроме того, буду давить на то, что нельзя покидать занимаемый пост, не сдав дела как положено. А он как раз и отвечал в артиллерийском комитете за проведение наших испытаний. Кроме того, он, как и я из Иксов. Это тоже в копилку. Так что уж подпись Фарджо под актом испытаний мы получим. А затем и за других членов комиссии примемся.

— Но почему нельзя всё это сделать завтра, когда они все соберутся в министерстве?

— Когда эти бараны собираются в стадо, их упрямство не может перебороть даже император. Поэтому мы будем их отлавливать поодиночке. В их выходной день, который они хотели бы посвятить собственным делам.

Бомон тяжело вздохнул. После долгого и тяжёлого пути, который они проделали в рекордные сроки, не зная отдыха, хотелось помыться, нормально поесть и лечь спать. Но теперь предстояло таскаться целый день по всему Парижу.

— Кстати, Бомон, поздравляю! Вы опять на военной службе!

— Что?!

Удивление Жоржа было столь сильным, что сквозь непроницаемую маску невозмутимости, смогли пробиться едва заметные признаки эмоций.

— Мы отправляемся на войну! — воодушевленно проговорил Шеварди, радуясь за себя и за подчиненного.

— Какая военная служба?! Какая война?! Причем тут я?! Шеварди, объяснитесь! — весьма эмоционально отреагировал Бомон.

Он только что завершил длительный повозко-пробег Париж-Драккар-Париж, на последнем этапе которого гнал, не жалея ни себя, ни людей и внимательно относясь только к нуждам лошадок. Он безумно устал, хотел спать, нормально поесть, выкупаться, в конце концов! А вместо этого ему предлагают бог весть зачем колесить по Парижу, да еще сообщают, что он оказывается уже солдат и идет на войну.

— Сколько экспрессии! Где ваша обычная невозмутимость, Бомон? — беря подчинённого под локоток, Шеварди повлек его к выходу с улочки. — Вы забыли, что вы мне задолжали? Я мог стать полковником еще в прошлом году. Вот теперь пришло время возвращать долги. Нигде карьеры не делаются быстрее, чем на войне. Кстати, тебе все-таки присвоили звание сержанта-майора, как повелел император. Поздравляю!

Год назад, полигон, где происходили испытания митральез, посетил император Наполеон III. И вот так случилось, что он обратил свое благосклонное внимание на Бомона. Тот всегда и везде привлекал к себе внимание ростом и холодно-отстранённым выражением лица, которое буквально притягивало к себе взоры. Император милостиво сказал несколько фраз в адрес Бомона, на которые тому следовало почтительно ответить словами благодарности… Но вместо этого Бомон заговорил о вещах, которые его вовсе не касались.

Впрочем, еще оставалась надежда, что выходка отставного сержанта не будет иметь последствий. Разве что полковник Реффи стал полностью игнорировать Бомона, а с подполковником Шеварди общался исключительно на служебные темы весьма официальным тоном.

Разве что еще за Бомоном укрепилось прозвище «Стрелок Дьявола», потому что кто-то пустил на полигоне слух, будто Бомон продал душу дьяволу в обмен на свою исключительную меткость. Посмеялись и забыли. Тем более, что и до этого среди мастеровых оружейных мастерских и служащих полигона ходило немало слухов о Бомоне, источником которых было его лицо.

Через некоторое время стало известно, что военное министерствоизыскало средства на закупку партии картечниц Гатлинга и ведет переговоры о приобретении митральез Монтиньи. А пока Шеварди передали четыре митральезы Монтиньи-Реффи, с полностью расстрелянными стволами. Это были первые опытные орудия, произведенные при года назад еще под непосредственным руководством Монтиньи. Митральезы нуждались в замене стволов и механизмов зарядки. Худо-бедно, но дело сдвинулось с мертвой точки, и можно было ожидать, что учебный центр по подготовке канониров митральез заработает.

А пока, в ожидании когда министерство издаст соответствующие распоряжения, Бомон и Шеварди принялись за восстановление доставшегося им старья.

Потом прибыли заказанные в Америке Гатлинги, почему-то на крепостных лафетах. Что делало полевые сравнительные испытания этих картечниц практически невозможными. Бомон успокоил Шеварди тем, что берется переделать крепления картечницы под легкую опытную треногу, разработанную для митральез Реффи, но не нашедших одобрения ни самого Реффи, ни у генералов из Артиллерийского комитета.

Затем Шеварди вызвали в артиллерийский комитет и приказали написать докладную записку с вариантами использования митральез в различных боевых ситуациях. Дело это было нужное, и Шеварди с удовольствие согласился. Впрчем, что это я? Согласился? Это армия! Приказали — выполняй! А согласен или нет — твое личное дело! В общем, Шеварди порадовал генералов энтузиазмом, с которым принял приказ начальства. Всегда бы так.

Кроме того, выяснилось, что генералы не забыли и о Бомоне, поинтересовавшись, работает ли еще на полигоне «чертов говорун». Вот тут-то Шеварди насторожился. И предположил, что с приказом о написании докладной записке по тактике не все так просто.

В общем, вернувшись в Версаль, Шеварди сперва погрузился в задумчивость, а затем вновь отправился в Париж, в военное министерство, но уже без вызова. Здесь он посетил нескольких своих знакомых: выпускников Политеха, бывших однополчан, сделавших карьеру, и само собой кузенов различной степени дальности родства. Где намеками, где вопросами в лоб, он выяснил картину происходящего. Император после посещения полигона, отдал указания не позволяющие двоякого толкования. Поэтому и были начаты переговоры с Монтиньи и закуплены Гатлинги. Гатлинги, значительно уступавшие митральезам в дальности стрельбы, даже приобрели. В самом неподходящем для целей Шеварди варианте. А на приобретение митральез Монтиньи можно было и не рассчитывать. Как и на открытие учебного центра. Никто не станет оспаривать приказы императора. Но все попытаются выполнить их «как можно лучше». А это требует времени. Да и самочувствие Наполеона III в последний год еще более ухудшилось. И после недолгой вспышки деятельности император погрузился в апатию.

Вернувшись, Шеварди высказал Жоржу все, что он думает о сержантах, возомнивших себя гениями военного дела, обозвав того горой дурости и служителем ада[3].

Бомон стоически выслушал все, что выплеснул на него начальник, понимая, что тот переживает из-за утраченной возможности вырасти в чине. Стать генералом, сравнявшись в звании с Луи дю Фальга, было навязчивой идеей утратившего ногу офицера.

С этого дня Шеварди, будучи недовольным подчиненным или пребывая в дурном настроении, называл Жоржа не иначе как Бомон-д’Анфер, адским Бомоном.